26 января в Сергиевском зале состоялась презентация фильма о Митрополите Алма-Атинском и Казахстанском Иосифе (Чернове) (1893-1975) «Свет радости в мире печали». Картина снята по благословению Митрополита Пермского и Соликамского Мефодия, с 2003 по 2010 год возглавлявшего Алма-Атинскую кафедру.
Документальный фильм режиссера Ларисы Соколовой «Свет радости в мире печали» о Митрополите Иосифе состоит из двух частей: «Восхождение» и «Святитель». Текст читает народный артист СССР Владимир Лановой, повествование перемежается рассказами современников архипастыря. Фильм хочется смотреть и пересматривать — так по-доброму и без слащавой сентиментальности рассказывается об архипастыре-исповеднике.
…После тропаря Богоявлению (хор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета) — на два голоса пушкинский «Пророк» (руководители театра «Глас» Никита Астахов и Татьяна Белевич), потом — теплые приветствия (Митрополита Пермского Мефодия, Митрополита Казахстанского Александра и Митрополита Волоколамского Илариона), а затем — погружение в святость на два с половиной часа.
А потом возвращение к этой святости и бесконечная благодарность организаторам презентации, подарившим всем приглашенным не только диск с фильмом, но и книгу сотрудника епархиальной комиссии по канонизации Алма-Атинской епархии Веры Королевой, по которой он был снят.
Митрополит Иосиф (Чернов) два года (с 1925 по 1927) пробыл в заключении в Коми, пять лет (с 1935 по 1940) провел в лагерях за «антисоветскую агитацию», больше двух месяцев (с ноября 1943 по января 1944) находился под арестом гестапо по подозрению в агитации в пользу СССР, с июня 1944 по февраль 1945 сидел в советских тюрьмах, с февраля 1945 больше 10 лет провел в лагерях. По многочисленным свидетельствам, он не терял радости ни во время гонений, ни на свободе.
Первая любовь
Настоящая радость может быть только в Господе. Владыка Иосиф пребывал с Ним с детства.
Ваня Чернов рано остался без матери и на всю жизнь запомнил, как несли ее тело по городу под пение Трисвятого. Отец его, военный, вскоре женился во второй раз, но до восьми лет мальчик воспитывался в роте у отца.
А в восемь лет стал жить в семье. И именно в этом возрасте Ваня впервые и на всю жизнь влюбился.
Меня, восьмилетнего, товарищи по улице свозили в Архиерейскую церковь. Там в монастыре я засмотрелся: в задней части церкви кто-то стоит. Я обошел, а-а! — это человек, на нем мантия была и клобук. Тут я в монастырь влюбился навсегда. Это была моя первая любовь восьми лет. Полюбил монашество я. Домой только явился — сейчас же оделся в черную юбку со складками, судок синий на голову. И стали мы играть уже в попов и монахов.
До поступления в монастырь прошло десять лет. В 1910 году Ваня попал в услужение далеким родственникам, у которых была мастерская по производству гробов.
10-11 мая 10-го года переносили из Киева в Полоцк мощи преподобной Евфросинии. Меня хозяева отпустили уже после всенощной. В соборе всенощная была, народу — вся губерния. И я пошел приложиться к мощам и только в четыре часа утра смог приложиться — такая очередь.
А на другую ночь я видел во сне, как преподобную несут. Преподобную несут опять до казенного парохода «Припять» (она Днепром приехала из Киева в Могилев), и Днепром будет плыть до Орши, а с Орши ее уже пешком понесут в Витебск, а из Витебска в Полоцк.
Так вот, вижу я во сне, как она поднимается… Я стою босячком, а она поднимается в гробнице… И я проснулся. Я спал в это время в гробу! Я спал в гробу у хозяина. Там 200 гробов неотделанных, кому нужен гроб — выбирает, и быстро идет отделка: красят, полируют, обивают парчой, бархатом и так далее. Когда я видел этот сон, больше уже спать не мог, сон бежал от меня. И было полное решение: «В МО-НА-СТЫРЬ!»
Шаг второй: «Монашонок»
С детства Ваня играл в монаха и архиерея, а перед революцией получил предсказание о будущем архипастырстве от старицы Марии Величко — послушницы таганрогского старца Павла Стожкова (прославлен в лике святых в 1998 году). В Таганрог уже иподиакон Иоанн прибыл вместе с направленным туда епископом Арсением (Смоленец) (ранее настоятель) Тверского Отрочего монастыря, куда поступил Ваня несколькими годами ранее) и исполнял послушание эконома архиерейского дома.
Монахиня Анастасия продавала свечи и покупала. Она была стара, я очень молод. Однажды свечей не хватило, я узнал адрес, где находится частный свечной завод Медведева (впоследствии сын его был у меня иподиаконом), и пошел туда взять в долг два пуда свечей. Медведев сразу мне отпустил, мы познакомились. Эти два пуда мне пришлось квартала три-четыре пронести в мешке на спине. И когда я переходил Митрофановскую улицу, проезжала линейка довольно красивая, полная монашек, как ласточек на проволоке. Я остановился, чтобы пропустить ее, и слышу голос:
— Се архиерей идет Таганрогский.
— Матушка, да это монашонок, который с архиереем приехал.
— Да вы дуры, это архиерей, — и дальше поехали.
Я не обратил внимания на «это архиерей» и на «дуры», а перешел через улицу и понес свечи.
То была старица Мария.
Позже их связала длительная духовная дружба.
Архиерейство матушка предсказывала Иоанну не единожды. Было ей открыто и то, что владыку ждет белый клобук. В годы Великой Отечественной войны у владыки Иосифа и матушки Марии состоялась еще одна знаменательная встреча:
Когда немцы отступали, я к матушке Марии пришел: «Что делать?» Она говорит:
— Деточка, немцы уйдут, русские победят.
— А мне что делать?
— Коли останешься с русскими, то изобьют — прямо вот так в рай. Коли немцы останутся — забьют. В рай! А когда немцы уйдут и большевики придут и не забьют — це Мария уже нэ знаэ, Мария нэ брэша, но будешь большевицкий митрополит, коли не забьют. Иди, деточка, я уже устала.
С будущими патриархами Алексием и Пименом
В последние дни оккупации старица скончалась. Отпевал ее владыка Иосиф.
Шаг третий: Исповедник
В 1935 году молодой архиерей (хиротония во епископа Таганрогского состоялась в 1932 году) был арестован по обвинению в «антисоветской агитации и связи с архиепископом Арсением (Смоленцом)». Обвинение было заведомо ложным: владыка Арсений, у которого будущий митрополит Иосиф нес послушание эконома архиерейского дома, еще в первые годы после революции категорически отрицал свою «партийность» и отпевал красных наравне с белыми. Отбывать срок владыке Иосифу пришлось в Ухто-Ижемских лагерях, в области Коми. По воспоминаниям Бориса Филиппова, узника того же лагеря, епископ Иосиф не уставал помогать ближним:
По прибытии в Чибью (на Ухту) мы расстались. Владыку Иосифа направили на строительство тракта Чибью-Крутая, где он вскоре устроился поваром к начальнику строительства. И опять, стоило ему за чем-нибудь появиться в Чибью, он забегал к нам и всегда приносил что-нибудь со стола своего «хозяина»: то несколько сдобных булочек, то кусочек сала, то горстку сахару. И нам, вечно голодным, это было не только материальной поддержкой, но и какой-то весточкой из другого мира.
А Владыка, всегда веселый, жизнерадостный, приговаривал, частенько повторяя слова старца Амвросия Оптинского: «От ласки загораются глазки», — и хорошо улыбался.
Ссылаясь на необразованность, он старался не говорить о Боге и религии, а свидетельствовать о вере добрым делом. Враг не дремал, и в ответ на доброту сыпались искушения:
Сам владыка Иосиф рассказывал, что некоторое время он работал в лагере пекарем и выпекал булочки. При этом он экономил немного муки. В том же лагере в числе вольнонаемных работала женщина, которая одна воспитывала троих детей. Владыка решил ей помогать — отдавал сэкономленную муку. Но вскоре от женщины пошли искушения. «И мне, — говорил Владыка, — пришлось проситься на другую работу. Бежать, как Иосифу Прекрасному».
Его перевели в лагерную туберкулезную больницу. Надо было 90 коек обслужить, ночью вымыть 90 плевательниц, чтобы к утру они были чистенькие. Пока больные уголовники спали, он ползал под нарами и мыл плевательницы. Иногда нечаянно задевал кого-нибудь из уголовников, за что его спросонья пинали ногами. Плевательницы были деревянными и впитывали в себя всякие мокроты. Другие заключенные скоблили их щетками, но Владыка выскабливать щеткой не успевал, ему не хватало времени. И однажды он заплакал и сказал: «Господи, неужели Тебе приятно, что Твой архиерей возится в плевательницах? Но если Тебе это угодно, то я буду мыть их руками». И стал мыть архиерейскими руками и скоблить ногтями эти плевательницы. «Но для меня было лучше мыть плевательницы, — говорил Владыка, — чем терпеть искушения от «египтянки»»,
— рассказывал Борис Филиппов.
Шаг четвертый: Родной отец
Выйдя из лагеря, в полном объеме приняв на себя епископское служение, он не утратил этой простоты и заботы о людях.
Алексей Самуилович Сапожников, сосланный в город Петропавловск, где служил и нес архипастырские труды владыка Иосиф после освобождения из ссылки, вспоминает:
После лагерей я был как дикарь — слабый, замученный, заморенный. Я работал на мебельной фабрике и каждый день бывал на службе. И вот, когда Владыка в первый раз приехал в собор Петра и Павла, мы встретились, и он меня узнал. И Владыка взял меня охранником в архиерейский дом, и я жил у него. Ко мне он имел звонок и звонил, когда я был нужен.
Зимой надо было печку топить. Приготовил он дрова, ведро, совок. Сам все приготовил и звонит мне. Я прихожу. Он дает мне стул: «Садитесь». Я сел рядом с печкой. Он говорит: «Мы сегодня получили красивый журнал «Огонек» с картинками, почитайте».
Я сижу, как болван, читаю. А он подходит к печке, становится на колени и давай выгребать из печки золу. Я говорю: «Владыка, так это я могу сделать». Он: «Потом, в другой раз». А в этот раз он все сделал сам. Очистил печь, положил дрова, керосина брызнул и зажег. Мне сказал: «Ну вот, если сможете, будете эту работу делать». Но первый сделал он и мне не приказывал. А дальше я сам это всегда делал.
И так мы жили до 60-го года.
Протоиерей Валерий Захаров
Протоиерей Валерий Захаров, настоятель Никольского собора г. Алматы, рассказывал в фильме о уже последних годах служения владыки:
Я видел что ежедневно, с самого раннего утра и до позднего вечера, калитка дома, где жил владыка, не закрывалась, потому что шли, шли бесконечным потоком люди. Самые различные, разного возраста, пола, социального положения… Это были и дети, и старики, и мужчины, и женщины, это были и знатные, и простые люди…
Мы читаем в молитве преподобному Серафиму слова: «Никто от тебя тощ и неутешен отыде». Я могу сказать то же самое о владыке Иосифе. Никто от него не уходил не утешенным в той скорби, в которой он пребывал, неободренным, не окрыленным в тех деяниях, которые ему предстояло совершить.
Это было не только в дневное время. Бывало очень часто, что священники из дальних регионов епархии (а епархия географически бывала огромная, весь Казахстан) прибывали в ночное время. Они звонили в калиточку, и владыка, узнав о том, что приехал священник, тут же давал распоряжение, чтобы накрыли стол, чтобы попоили чаем этого батюшку, чтобы был устелен свободный диван, если таковой находился, а то и просто матрас стелился на полу. И сам очень часто накрывал этот стол, сам стелил постель этому священнику.
И для нас, тогда еще молодых людей, это было назидательным уроком искреннего, доброго, сердечного, любовного отношения, которое и должен иметь каждый верующий во Христа человек.
Шаг пятый: Проповедник и поэт
Не получив систематического образования, митрополит Иосиф от Бога имел острый ум и дар слова. За годы служения он произнес бесчисленное количество проповедей. В них он в простейших словах доносил до людей все ту же христианскую радость:
Если Он — воплощенная Любовь, Кротость и Смирение — безропотно прошел путь скорбей и крестных мук, то имеем ли мы право желать пройти жизненный путь, утопая в довольствии, без трудов, без подвигов и болезней?
Конечно, Господь не требует, чтобы мы сами себе создавали трудности, и только желает, чтобы мы бодро и радостно несли свой крест, Им посылаемый и ведущий нас к блаженной, радостной цели.
(На Преображение Господне)
Порой в проповедях митрополита Иосифа проявлялась его прозорливость. Один постоянный прихожанин Никольского собора г. Алматы впал в уныние и, стоя на архиерейской службе планировал, как, оставив семью, завербуется на Север, будет им только деньги посылать. Владыка, выйдя на проповедь, начал ее так: «Брошу! Завербуюсь! Уеду на Север! Деньги буду посылать! Хватит, надоело… Да? А крест твой кто же за тебя нести будет? А? Вот, дорогие мои, внимание нашего сегодняшнего краткого повествования обращено на тему крестоношения: как мы должны нести свой крест, данный нам от Бога…»
Кстати, о прозорливости владыки говорят многие его современники.
Игумения Любовь (Якушкина), настоятельница Иверского Серафимовского монастыря г. Алматы, много лет проработавшая бухгалтером в Алма-Атинской епархии, вспоминает в фильме:
Однажды я приехала к нему подписывать документы, и он дал мне такую бумагу, где было написано: «Путевка в жизнь». Листок у меня не сохранился, а текст я помню — он там своей рукой, размашистым почерком написал: «Петь или читать, учиться или учить — все во славу Божию!», — а в конце было написано: «Невеста Христа!!!»
Видимо, по его молитвам я здесь и оказалась через тридцать лет настоятельницей в монастыре.
Неудивительно, что одним из любимых жанров церковной поэзии у владыки был акафист с его многократным повторением слов «Алилуиа» и «радуйся!».
Он ежедневно воспевал акафист Пресвятой Богородице, часто читал акафист почитаемому им святому Симеону Верхотурскому.
Составлял он акафисты и сам. Первый из них, посвященный святителю Филиппу Московскому, он составил еще послушником Тверского Отрочего монастыря — к сожалению, до нас он не дошел.
Во время войны Митрополитом Иосифом были написаны акафисты преподобной Пелагии, праведному Иосифу Прекрасному, святому исповеднику Павлу Цареградскому и великомученику Иакову Персиянину.
Внезапную смерть от перитонита вследствие разрыва кишечника (случайно проглоченной рыбной косточкой) владыка встречал смиренно и спокойно.
За два дня до болезни, во время Чина Погребения Плащаницы Божией Матери, ставшего последним совершенным им богослужением, он, предчувствуя свою скорую смерть, сказал: «Скоро наступит и мое успение».
Умер он вечером 4 сентября 1975 года, в день отдания Успения Пресвятой Богородицы.
За три часа до кончины видел у своей постели сонм сил бесплотных.
Похоронен рядом с глубоко почитаемым им митрополитом Алма-Атинским и Казахстанским Николаем (Могилевским), ныне прославленным в лике новомучеников и исповедников Российских.
«Сила тяготения к небу бессмертных душ сильнее силы тяготения к земле» (митрополит Иосиф (Чернов)).