Мама говорила, что папа находится в больнице
Ко мне недавно обратилась мама, молодая женщина, у которой после длительной болезни умер муж. И она не сказала своей шестилетней дочке об этом. Несмотря на то, что отец умер прямо у нее на глазах, та не поняла, что произошло.
Мама говорила дочке, что папа находится в больнице, на похороны не взяла. Мама тяжело переживала утрату, не могла плакать.
Через сорок дней она пришла ко мне с просьбой помочь сказать дочери. Я объяснила, что чем дольше не говорить, тем больше у ребенка страхов и фантазий. Так и эта девочка – пока ей не говорили правду, она думала о присутствии отца в каком-то месте, фантазировала, а фантазии иногда бывают гораздо страшнее, чем реальность.
И действительно, до того, пока девочка не узнала, что папа умер, она начала плохо спать, боялась, просила оставлять зажженным на ночь свет.
То, что случилось, – факт, мы не можем ничего изменить. Поэтому наша задача – ребенка с этой мыслью потихонечку примирить.
Девочка приняла услышанное, плакала. Но никакого психологического разрыва, никакого соматического заболевания, которого опасалась мама, не произошло.
Самое главное – транслировать ребенку, что умерший родитель не страдает и что он, ребенок, не виноват в случившемся.
Это очень важно. Даже когда разводятся родители, ребенок думает, что он к этому причастен. Тем более, если дело касается смерти. И он начинает делать то, что в психологии называется «сделка»: если я буду вести себя по-другому, то, возможно, родитель вернется. Надо донести: нет, уже не вернется, ты с ним увидеться не сможешь. Обязательно приводить ребенка на кладбище.
Та шестилетняя девочка иногда еще говорит о папе в настоящем времени, но постепенно приучается к мысли, что его уже нет, говорит «был», «любил».
Фото: Vk.com
Не бояться отвечать на вопросы
Ребенку, даже маленькому, обязательно нужно сообщить, что родитель умер, даже взять на похороны. Ребенок пяти лет или чуть постарше отнесется к этому известию как к возможному, допустимому.
Взрослый, который находится в состоянии острого переживания, горевания и протеста против этого, думает, что ребенок точно так же протестует, проецирует свои чувства, силу своих переживаний на ребенка.
Но ребенок во многом воспринимает слова взрослого как должное. У ребенка просто нет сил так переживать.
Он, конечно, будет переживать, но по-детски. Главное здесь – не бояться отвечать на вопросы.
Сообщать о случившемся надо, когда ребенок находится в спокойном состоянии и в спокойной обстановке. После еды, лучше во второй половине дня, но не перед сном вечером. Конечно, не на улице, а дома. Взрослый тоже должен быть спокойным, насколько возможно. Если он говорит слишком эмоциональным голосом, сквозь рыдания, то ребенок испугается.
Ребенок может начать плакать, просто повторяя за взрослым. Он не знает, как вести себя в этой ситуации, и, скорее всего, будет вести себя так же, как и взрослый. Если взрослый кричит и плачет, то и он тоже начнет кричать и плакать. Если взрослый говорит принимающее: да, это горе, это утрата, но это случилось, надо постараться принять, – ребенок начнет воспринимать так же.
Если начнется истерика, надо ее остановить, просто его обнять, дать попить воды.
Вранье хуже тяжелой правды
Если от ребенка скрыли правду, сказали, что родитель, например, лежит в больнице, то ребенку хочется звонить, общаться. А ему не разрешают. И тогда как раз закрепляется вина, ведь раз родителю нельзя звонить, значит, он не хочет общаться.
Любое вранье, любое искажение реальности хуже, чем принятие очень тяжелой, но правды. Поэтому, на самом деле, когда взрослые не говорят ребенку о том, что умер их родитель, они жалеют себя. Им страшно сказать.
А ребенок, повторяю, примет, особенно от человека, который возьмет на себя эту ношу и мужественно ему сообщит. И ответит на все вопросы. Ребенку важно вписать случившееся в свой мир, в свою реальность. Что смерть есть в жизни, как и смена дня и ночи, времен года.
Ребенку пяти-десяти лет важно увидеть, представить, как происходят похороны, пережить их. Та девочка, о которой я говорила, вспомнила, как у них умер хомяк и как они его хоронили, и начала спрашивать: «А мы папу похоронили так же?»
Другая девочка, которой не сказали о смерти родителя, рисовала все время черной ручкой гробы и кресты. Она бессознательно чувствует, что надо печалиться.
Но ей ничего не говорят, и поэтому она начинает реагировать таким вот образом.
Если у ребенка есть потребность общаться с умершим родственником, есть невысказанное, что надо выплеснуть – можно написать письмо папе или маме и отнести на кладбище. Можно нарисовать рисунок, если ребенок еще не пишет.
Фото: kysuckyvecernik.sk
Год – без резких перемен
Понятно, что ребенок будет горевать. Самое острое состояние шока, как и у взрослых – девять дней. Потом – один год, психологический срок нормального горевания. Есть такое понимание, что в течение года взрослый человек, если он потерял ближайшего родственника, не совсем адекватен. После года с ним надо общаться как со здоровым, пережившим болезнь. В течение первого года его решения нельзя воспринимать серьезно: они продиктованы эмоциональным состоянием.
У ребенка – то же самое. Потому в его жизни в этот год не должно быть никаких резких перемен: переводов в другой садик или в другую школу, никаких новшеств, потому что главная новость, которую ему предстоит осознать и принять – это то, что родитель умер.
Подросток решает «быть плохим»
Если маленький ребенок склонен обвинять в случившемся себя, например, вот, он плохо себя вел, а родитель «обиделся» и умер, то подросток начинает обвинять других, у него появляется агрессия.
У подростка критическое восприятие снижено, и он активно ищет внешнего виноватого. При этом у него не исключается чувство вины, но оно выражается по-подростковому. Ребенок, подсознательно стремясь все исправить, решает быть хорошим, а подросток решает быть плохим. То есть стремление наказать себя и мир за то, что нет родителя, может выражаться в саморазрушении.
Подросток может начать употреблять психоактивные вещества или алкоголь, может резко изменить окружение. Скажем, ребенок из благополучной семьи может присоединиться к дворовым хулиганам.
Родителю приходится трудно. Во-первых, в этом возрасте он уже не авторитет. Во-вторых, подросток обвиняет его, что не уберег, что виноват в смерти «половинки».
Так что здесь важно любыми способами сохранить ту тонкую связь, которая была между родителем и ребенком.
Подростку не нужно объяснять, что значит «умер», в этом смысле легче, чем с маленьким ребенком. Но подростку труднее принять случившееся. Чем меньше ребенок, чем младше он по возрасту, тем легче он принимает. В психологии это называется нормализацией. То есть, когда человек осознает, что так бывает и что, на самом деле, смерть – это трагедия для тех, кто остался. Человек умерший уже не страдает.
«Нам придется научиться жить дальше»
И с подростком уже можно об этом говорить. Вообще с подростком важно разговаривать – говорить с ним, о нем. Потому что он может замыкаться: «Я не хочу об этом говорить, не сейчас».
Понятно, что это защита, ему больно, он еще не взрослый, у него еще нет собственных опор, защит, чтобы это пережить самостоятельно. А от помощи близкого родственника он уже хочет отказываться. Он ее отталкивает и считает, что он может справиться.
Здесь самое главное – его удерживать, не дать ему замкнуться, постоянно демонстрировать, что ты открыт для разговора об этом.
Очень хорошо начать с воспоминаний о том, какой он был маленький, как общался с ушедшим родителем. Это, на самом деле, не будет ранить. Это поможет вызвать эмоции – и конструктивные, и позитивные, которые помогут подростку справиться. А потом уже можно говорить об утрате.
С подростком, в отличие от маленького ребенка, нужно решать задачу, как жить дальше. Потому что если маленький ребенок идет в том русле, в котором его направляет взрослый, то подростку очень важно объяснять, какая новая появляется задача, как меняется его роль, его участие в семейной жизни в связи с тем, что ушел родитель. Он уже тоже должен на себя брать, раз считает себя взрослым, часть ответственности. Можно попросить о помощи, погоревать вместе.
Самое же главное – переключить его на то, что надо учиться жить: «Нам придется с тобой научиться жить без него или без нее. И это совместная задача. Давай поможем друг другу. Давай постараемся друг друга поддержать. Ведь и мне тоже нужна от тебя поддержка. Меня не надо жалеть, мне надо просто знать, что ты меня слышишь и что ты со мной вместе».
Помогают ритуалы гореваний – девять дней, сорок дней. Подросток может противиться, говорить, что ему это не надо, но на самом деле включение в них может помочь ему.
С порезами на руках – к психиатру
Самый крайний вариант – это суицид. Потому что у подростка нет, я повторяю, ресурсов, чтобы справиться, если он один на один со своей бедой. С другой стороны, подросток может сыграть на противовес: «Ах, ты умер, тогда я буду жить». Подросток – это всегда противоречия.
У него обычно еще очень много обиды на ушедшего родителя. Если у подростка есть генетическая предрасположенность к каким-то психическим заболеваниям, то на фоне гормональной неустойчивости, интенсивного физического роста действительно эта травма может запустить психическое заболевание. Если же генетической предрасположенности нет, то и риска возникновения такого заболевания практически нет.
Однако если у подростка появляются порезы на руках, которые могут свидетельствовать о стремлении совершить в дальнейшем суицид, нужно обратиться к психиатру.
Главное – не оставлять и ребенка, и подростка один на один с переживаниями.
Если у него нарушился сон, аппетит, появились проблемы с учебой, значит, нужно идти к психологу: скорее всего, у родителя нет способов помочь ребенку.
Подготовила Оксана Головко