Она берет интервью у звезд и пишет книги. Две из них — это беседы с православным епископом, которые в свое время публиковались в журнале «Крестьянка» и помогли многим читателям сделать первые шаги в православном храме. Но ее собственная судьба тоже заслуживает отдельной книги. Сначала смерть любимого мужа, через несколько лет погиб старший сын. Другая бы сошла с ума, отчаялась, но Мария ГОРОДОВА выстояла. Как говорит сама, с Божией помощью. И даже нашла в себе силы помогать другим людям, попавшим в беду.
СПРАВКА
| Мария ГОРОДОВА — известный журналист, сделала более шестидесяти интервью со знаменитостями. Алла Пугачева однажды призналась, что интервью Городовой считает лучшим среди всего, что о ней писали. Кроме этого Мария — соавтор двух книг: «Любовь долготерпит» и «Корабль спасения» — это около 60 бесед с архиепископом Белгородским и Старооскольским Иоанном. Мария Городова выросла в Чимкенте. Окончила биологический факультет МГУ, но по специальности не работала. С 1998 года работала в журнале «Крестьянка». В настоящее время — обозреватель «Российской газеты». Ведет мастер-классы для журналистов. |
«У меня такое страшное горе!..»
— После того как в «Российской газете» был опубликован ваш автобиографический очерк, вам стали приходить мешки писем от тех, кто тоже пережил страшное горе.
Зачем вы вызвали огонь на себя?
— Все получилось случайно. Я тогда по благословению Владыки продвигала нашу с ним книгу «Любовь долготерпит» в светских изданиях. Обратилась в «Российскую газету» с просьбой дать рецензию на книгу. Но, видимо, попала в неудачный момент, сотрудница редакции, с которой я разговаривала, вдруг заявила: «Между прочим, я тоже могла бы писать книги, а вместо этого должна писать рецензии. Вы сами сядьте и напишите хотя бы маленькую заметку на тему «Как я написала книгу с архиепископом». И это прозвучало так, будто я — бойкая бабенка, которая пробилась к архиепископу и что-то там написала. Меня это очень задело, потому что я знала, какой отрезок моей жизни стоит за этой книгой. И я села писать. Свою жизнь я не смогла уложить в маленькую заметку — и написала материал на несколько страниц. Начала с того, как погиб Вася, мой муж, как я стала работать в «Крестьянке» и так далее, потому что все это укладывалось в вопрос «Как я написала книгу с архиепископом». Я послала свой текст сначала Владыке, он одобрил. А потом в редакцию: мне хотелось, чтобы прочла та журналистка, ведь без ее вызова мне вряд ли пришло бы в голову написать о себе. Но мой текст случайно прочитал другой редактор, показал главному редактору, а тот дал под этот материал газетный разворот. И пошла огромная почта, а дальше я три месяца бегала от «Российской газеты». Потому что они хотели, чтобы я писала обзоры писем, а я как письмо открою, а там «Дорогая Машенька, у меня такое страшное горе!..» и фотография — гроб с ребенком. Прочитаешь такое вечером — не можешь спать, утром — не можешь работать. Сейчас уже тысячи этих писем. Иногда люди в горе звонят мне домой ночью и говорят, что у них сын покончил с собой. Они и не задумываются обо мне, у них — горе, они мой телефон получили, беря измором редакцию. Это все очень тяжело. Но бывают и очень трогательные ситуации: как-то пришло письмо от инвалида, в конверт было вложено десять рублей — он прочитал мой материал и меня пожалел. Мне было ужасно стыдно, а с другой стороны, я думаю, на таких вот людях наша страна и держится.
Сначала я старалась отвечать на каждое письмо и чувствовала себя очень виноватой, что всем не могу ответить. Тогда священник мне сказал: отвечай по силам. Сейчас у меня полоса в «РГ», я стараюсь найти в этих письмах историю, судьбу человека, которая была бы интересна нескольким миллионам читателей «Российской газеты». Может быть, эта история будет для кого-то поучительна, заставит людей думать, сострадать какому-то конкретному человеку — вот это, наверное, я могу сделать. Сейчас жизнь очень плохо отражается журналистикой, огромное количество жизненных сфер вообще не попадает в ее поле зрения. И я стараюсь вырваться в ту плоскость, где можно заставить людей воспринимать чужую боль и думать.
Близко к Богу
— А для вас какой период жизни был самым значимым?
— Очень трудно было, когда муж погиб и я осталась одна с двумя детьми фактически без денег и жилья. Не было ни одной минуты, когда бы мне не было трудно. Но с другой стороны — никогда человек не бывает так близко к Богу, как в такие моменты. Тогда со мной все время что-то случалось. То хозяйка выгоняет из квартиры, то какая-то дамочка устраивает скандалы, не говоря уже о том, что я, до этого домохозяйка, должна была начать зарабатывать и кормить двоих детей, и это в 98-м году. И нужно было все время держать удар, нельзя было сорваться — на меня дети смотрят, и они должны видеть в моих глазах радость и уверенность. А если этого не будет, я их покалечу. У младшего ребенка, если он видел, что я плачу, начинала очень сильно болеть голова и неметь рука. И вот ты стоишь, по сути, одна, как былинка, и, чтобы выстоять, ты должна постоянно молиться. В этом смысле, конечно, это самый важный период был. Потому что, когда у нас ну хоть чуть-чуть более благополучная жизнь становится, мы не способны так молиться. А здесь эта молитва — условие твоего физического выживания.
— Да, но некоторые люди в своем горе доходят до такого отчаяния, что могут совсем Бога отвергнуть.
— Ну отвергай, а с кем же ты тогда останешься? Ведь та проблема, которая на тебя навалилась, непосильна другому человеку. Никто тебя не будет тащить. Меня никто не тащил, хотя люди помогали, и иногда очень необычным образом. Например, еще до наших интервью с Аллой Пугачевой она мне помогла, сама о том не догадываясь.
Когда еще Вася был жив, мы жили в Курске, я сидела дома с детьми, и стихи буквально лезли из меня. Сейчас этого нет, иссяк источник, а тогда у меня был такой блокнотик, в который я эти строчки записывала, Вася меня так учил: если не запишешь, то все уйдет в борщи и пеленки, и к вечеру ничего не вспомнишь. Вася на тот момент был замглавного редактора «Курской правды», и когда к нам в Курск приехал Лев Лещенко с концертом, муж пошел к нему на интервью и передал мои стихи. И неожиданно Лещенко они очень понравились, он сказал: «Я это исполню». Сам нашел композитора и уже через полгода исполнил. Так я познакомилась с некоторыми композиторами, и даже еще несколько песен на мои стихи было написано.
А когда Вася погиб и я перебралась с детьми в Москву, в этом моем блокнотике я нашла свое старое четверостишие, которое начиналось словами «Осторожно, листопад». Я раскрутила это стихотворение до текста песни, потом отдала его композитору и забыла. И вдруг через некоторое время Пугачева исполнила на эти стихи песню, и песня стала очень популярна. Алла Борисовна тогда очень достойно мне за эти стихи заплатила, несмотря на то что я неизвестный начинающий автор. Это было в невероятно трудный период, и на эти деньги мы могли с детьми жить несколько месяцев. И вот идешь в конце дня еле живая от усталости, дети болеют, на работе все непросто, и слышишь, что из каждого окна звучат твои стихи. Помню, младший сын, ему было тогда восемь лет, сказал: «Знаешь, мам, Пугачева тут ни при чем. Это Бог нам помог. Ведь раньше ты тоже стихи посылала, а ничего не происходило. Потому что сейчас нам очень нужно. Бог помог нам через Пугачеву, ведь она — самая знаменитая, через кого же еще помогать?»
Талант, как горб
— Вы в какой-то мере являетесь адвокатом звезд, в своих интервью показываете, что они глубже и интереснее того образа, который мы обычно видим в СМИ. Но ведь не секрет, что многие современные звезды — пустышки, раздутые рекламой. Не получается ли, что своими интервью вы популяризируете попсу?
— Во-первых, если мне человек не близок и не симпатичен, я никогда не пойду делать с ним интервью. Во-вторых, я никогда не писала для желтой прессы. А именно такие издания публикуют про звезд всякую грязь. Но кто сказал, что желтая пресса пишет правду? Очень часто тот медиаобраз, который мы знаем, совершенно не совпадает с реальными людьми.
Я не прокурор, чтобы обвинять. Я всегда разговариваю с человеком непредвзято и подхожу к нему с позиции презумпции невиновности. Когда я беру интервью, моя задача — подать человека таким, какой он есть, я ничего не придумываю от себя. Почему я должна кого-то судить? Чем я лучше Филиппа Киркорова? Может, кому-то не нравится попса, но считать, что все звезды — гады ползучие, это, мне кажется, неправильно. Такие мысли возникают, когда мы разделяем людей на «мы» и «они». То, что мы в храме простаиваем, не дает нам никакого права считать, что мы спасаемся, а им надо жернов мельничный на шею повесить.
У меня есть знакомая, которая живет в Англии, и она мне рассказывает по телефону, как ужасно жить в России. Она меня обвиняет в том, что у нас здесь бомжи и детская преступность. Да, наверное, мы как-то приспосабливаемся к нашей действительности, но все равно каждый живет по своим внутренним законам. То же самое и с обобщением, что вся попса — это пошлость и разврат. К пошлякам и развратникам я не ходила. А люди, к которым я шла, мне были очень интересны.
Скоро должны, наверное, показать концерт Пугачевой — «избранное». И пусть кто-то покажет другого человека, который в этом жанре поднялся до таких же высот. Многие пытались потом петь «Арлекино» — никто даже близко не смог спеть так, как она. Она очень бесстрашный человек — когда в семидесятые годы спела песню на стихи запрещенного тогда Мандельштама, могла за это потерять голову. Она поехала в мае 1986 года в Чернобыль выступать перед ликвидаторами.
Есть такое явление, как талант Пугачевой. Есть Пугачева как женщина, как человек, который может, как и все мы, ошибаться. Но я точно знаю, что она никогда не ставила цели управлять шоу-бизнесом. Четыре года назад, кстати, вышла огромная статья в журнале «Итоги» о ней, где она выступала против того, что сейчас творится в шоу-бизнесе — «голубизны» и т. п. Но никто ведь об этом не говорит.
— И все-таки согласитесь, на нашей эстраде много пошлости, а некоторые исполнители открыто пропагандируют разврат.
—— Согласна, но я про таких не пишу. Мне нравится фраза Познера, который сказал, что, если лошадиный зад постоянно показывать по телевизору, он станет звездой. И это правда, это закон восприятия. Но как только перестанут его показывать, он снова станет тем, что есть на самом деле. А есть настоящие звезды — люди, добившиеся высот в своей профессии, сумевшие реализовать свой талант. Ведь талант как горб, от него не избавишься, ты должен пожизненно его нести, реализовывать. У звезд нет своего времени, своей личной жизни, у них все подчинено таланту. Это одновременно и сладостный дар, и тяжкая каторга.
Не такие, как мы
— Почему вы назвали книгу — «Звезды как люди», что вы хотели этим сказать?
— Реальная Алла Борисовна Пугачева совсем другой человек, чем тот образ, который гуляет по страницам прессы. Например, мы с ней говорили о вере, но она не захотела, чтобы я про это писала. Когда я брала у нее первое интервью, спросила: «Алла Борисовна, можно я вам задам вопросы, которые еще никто не задавал?» Она ответила: «Можно, только с ногами в душу не залезайте».
Звезды придумывают мифы, но на самом деле это — защита. Так проще отделаться от тех же журналистов, ведь далеко не всем из них важно, что у этой звезды в душе, большинству нужно просто денег на ней заработать — Пугачева пол-Москвы журналистской кормит. Или, допустим, Филипп Киркоров — он, знаю, помогает нескольким детским домам и монастырю, но он тоже не захотел, чтобы это попало в прессу. Потому что это настоящее, сокровенное, зачем его всем показывать? Ему выгоднее миф о том, что он чуть не попал в Бермудский треугольник.
— Среди ваших звездных героев есть такие, кто вам стал по-настоящему близок?
— У тех, с кем я делала интервью, всегда было чему поучиться. Вот, например, Армен Джигарханян говорил мне, что после двухсот ролей он уже перестал их считать, а меня всегда очень интересовал вопрос, сколько человек может из себя произвести творческого продукта и не «выгореть». Он мне на этот вопрос с юмором ответил: «Лучше истрепаться, чем заржаветь». Он постоянно работает, где бы ни был, наблюдает за людьми, ловит жизнь, как антенна, и постоянно творчески перерабатывает ее. Потому что ничего не выйдет, если считать, что жизнь сама по себе, а творчество само по себе.
Или Лайма Вайкуле. Кому-то она может не нравиться, но ведь это определенный жанр, в котором она прошла большой путь до вершин профессионализма, и ей все не просто давалось, и она (правда, не мне первой, а Оксане Пушкиной) рассказала свою историю, как она болела. Это мессидж для людей с онкологией. Она пережила это. Она постоянно в форме. Еще меня очень потряс один рассказанный Вайкуле эпизод: у нее была поклонница-фанатка, которая постоянно везде за ней ездила и ее фотографировала, и была, по-видимому, очень талантливым фотографом. В принципе, она, наверное, была удобна Лайме, потому что хоть звезды и держат с фанатами дистанцию, но короля ведь делает свита. По крайней мере, Вайкуле могла совершенно не задумываться о судьбе этой девушки. Но она подошла к ней однажды и сказала: «Слушай, не ходи за мной, займись собой, иначе пропадешь». И запретила ее пускать. Фанатка, конечно, дико обиделась, наверное, какая-то ломка у нее была. Но через какой-то срок она появилась у Лаймы на концерте и передала ей готовый альбом, не связанный с Лаймой. Благодаря тому что Лайма ее прогнала, она смогла реализоваться как фотограф — для меня это знак ответственности Лаймы перед людьми, которые ее полюбили. Ведь медные трубы — очень тяжелое испытание, крышу легко может снести, когда у тебя появляются сотни тысяч поклонников. Надо быть очень сильной личностью, чтобы соизмерять свое реальное место в мире и то, что происходит вокруг тебя.
Зачем зажигают звезды?
— В последние годы стало очень популярным в нашем обществе понятие «глянец», в женских журналах пропагандируют потребительское отношение к жизни, стремление к роскоши и комфорту. Вам, как православному человеку, это не претит? Ведь ничего, кроме зависти, фоторепортажи о роскошной жизни звезд у читательниц вызвать не могут.
— Еще мой первый редактор из «Крестьянки» говорила по этому поводу: «Кто болен завистью, для того всегда найдется кофточка получше, чем своя». Зависть — ужасная страсть. И тут можно сказать только одну простую вещь — не завидуй.
Вот я живу в съемной квартире. Это всегда очень плохая съемная квартира, потому что на хорошую нет денег. При этом по роду своей работы я ходила к звездам, у которых очень хорошие дома. Я понимаю, что, если бы испытывала хоть грамм зависти, это бы отразилось в глазах и меня бы просто не пустили в этот дом, потому что люди достаточно чутко это чувствуют. Я никогда не буду так жить, так я и не думаю об этом.
Хотя, знаете, далеко не все актеры и певцы, которые снимаются в «Семи днях», снимаются в своих собственных домах. Например, у певицы концерт и билеты не раскупаются. Что делать? На помощь приходит журнал «Семь дней» — берется какой-нибудь богатый знакомый этой певицы, и она снимается в этом доме как будто в своем. В нее больше вбухивается рекламы — все, билеты на концерт проданы. Это некий перевернутый мир продажи творческого продукта. Я знаю журналистов из «глянца», многие не могут там долго работать. Изданию надо регулярно выходить, и у них там вечный идольский жертвенник, на который надо приносить этих звезд.
— По-моему, заповедь «не сотвори себе кумира» в наши дни актуальна как никогда.
— Знаете, когда мы с Владиславом Третьяком беседовали, он сказал, что очень жаль, что сейчас нет спортивных кумиров. Третьяк — очень верующий человек, еще в советские времена перед матчем он умудрялся перекреститься вратарской перчаткой, хотя на него были направлены камеры, и тем не менее он употребил слово «кумир», но в правильном смысле слова. Потому что мальчишки в каком-то определенном возрасте нуждаются в тех, кому можно было бы подражать. Другое дело, кого мы предлагаем им в качестве этого образца. И если подросток выберет спортсмена, про которого известно, что у него хорошая семья, пятеро детей, то лучше он будет к такому спортсмену тянуться, чем к какому-нибудь наркоману.
В звездах есть некий момент образца. Я знала, что у Армена Борисовича Джигарханяна погибла дочка, очень любимая, она работала у него в театре. Он в интервью мне не дал об этом написать, это для него неизжитая трагедия. Я знала, что это произошло перед премьерой по пьесе Бабеля «Закат», где у него была главная роль. Конечно, премьера не состоялась. Но прошло недели две, и он вышел на сцену. И более того, он с того момента сыграл не просто много ролей, а сыграл комедийные роли, и сыграл блестяще.
А потом у меня погибает Петя, старший сын. И для меня в тот момент, кроме Бога, нужен был еще и человеческий пример, что можно после такого вернуться к жизни. И я благодарна за это Джигарханяну.
Конечно, сейчас такое странное время, когда мы не знаем имена наших ученых, врачей, строителей. Это проблема, скорее всего, даже не общества, а организации информации. Это неправильно, но я думаю, что какое-то время пройдет, и это выровняется. Потому что есть интернет, и я надеюсь, что он расставит все на свои места. Люди, обладающие реальным талантом, они все-таки интереснее, чем любая дутая звезда.
| Библия как чудо Я крестилась в 33 года, мама меня в детстве не крестила, но сейчас, когда я вспоминаю какие-то ее слова и поговорки, я понимаю, что это евангельские слова. Знала ли она, что это из Библии? Думаю, да, но это были другие времена, а она была преподавателем в пединституте.А с Библией у меня связано одно удивительное детское впечатление. Я помню, что мы с мамой приехали в гости к бабушке в Актюбинск, мне было лет шесть. И вот мне говорят: «Маша, мы тебе сейчас одну вещь покажем, но ты никому не говори». И дальше откуда-то из глубины стола достают что-то, завернутое в тряпицу. И у меня осталось такое воспоминание, что это какая-то книга удивительная, вся сияющая, бриллиантовая. Я когда выросла, у мамы об этом спрашивала, она говорит — нет, обыкновенная кожаная Библия была, ничем не украшенная. Но мне почему-то запомнилась она как чудо, как какое-то сияние и тайна. |
Выходит в свет новая книга Марии Городовой «Ветер Нежность». 3 сентября в 13-00 на Московской Международной Книжной Выставке-Ярмарке состоится презентация новой книги. Приглашаем всех желающих в новый павильон ММКВЯ-2009, проезд до ст. м. ВДНХ, стенд издательства «АСТ».