«Для иудеев я был как иудей, для эллинов как эллин, я стал всем для всех, чтобы привести к Господу хотя бы некоторых» (1 Кор. 9:20-22).
Так говорил апостол Павел, друг, наставник и – порою – пациент Луки, «врача возлюбленного», образованного эллина, обращенного им в христианство.
…Каждое из Евангелий, которые теперь с другими священными книгами собраны под одной обложкой с надписью «Новый Завет» – маленького томика, что берешь в дорогу, или роскошно изданного тома, что читают всей семьей, оранжевой книжечки – безвозмездного дара христиан из Тезэ к 1000-летию Крещения Руси или «софринского» издания с золотым обрезом – каждое из Евангелий – это отдельный богословский труд, писавшийся для определенной аудитории.
Особенно это заметно для тех людей, которые владеют древнегреческим языком. Самый сложный язык… у кого бы вы подумали? У апостола Иоанна Богослова? Нет – у него настолько малый запас слов, что можно было бы сказать, что это язык ребенка. Глубока и прозрачна мысль святого Иоанна, сложны «хиазмы» – перекрестья – текста ткани его Евангелия, но язык его прост.
«Ну, это не для нас!» – сказал бы образованный грек или римлянин, искренне пожелавший услышать подробное повествование о жизни мудреца и проповедника из дальней провинции, который, возможно, был истинный Сын Божий и Спаситель. Сказал бы, если бы открыл не только Иоанново Евангелие, но и два других – от Матфея и от Марка. Простой язык, гебраизмы, отсылы к какому-то непонятному Ветхому Завету с его пророками…
Образованный эллин взял бы в руки книгу, написанную красивым, богатым и сложным языком, где соблюдались бы условности и традиции классического античного повествования. Тогда он обратил бы внимание и на ее содержание – потому что для него, любителя и ценителя красоты, форма должна была соответствовать содержанию.
Конечно, проще было бы отмахнуться – «наша весть о Христе для простых, для бесхитростных! Кто хочет прийти к Богу во Христе, должен отбросить всю свою ученость!»
Но мудры были «апостол языков» Павел и его друг и ученик Лука, ученый-эллин, писатель, античный интеллигент. Эллины ищут премудрости, а мы проповедуем Христа Распятого – но распятого за эллинов тоже. И надо, чтобы они услышали. На том сложном литературном языке, на котором привыкли читать Еврипида и Софокла, Платона и Аристотеля… Один древний мудрец сказал, что эллины похожи на детей – так что же, дети хотят красиво и сложно написанных книг? За чем же дело стало, если только под таким условием они будут их читать? Это умные, хорошие дети.
И тогда друг и ученик апостола Павла, который с эллинами сам был как эллин, чтобы эллины стали христианами (1 Кор. 9:20-22), решается на головокружительный по сложности труд.
Это был двухтомник – Евангелие и Книга Деяний.
И с доброй улыбкой Лука протягивает Феофилу свои книги о Христе – прочти, Феофил, это чтение тебя не унизит. Безупречный греческий язык, традиция формы соблюдена – вот перед нами рассказ о мудреце и чудотворце, с самых ранних лет. Читай же, о Феофил-боголюб! Эта книга достойна твоей библиотеки!
Иисус Христос описан святым евангелистом Лукой как Сын Божий – таких сынов божиих знала античность. И сначала Феофилу кажется, что так и есть. Вот Он – целит и воскрешает. Вот Он – учит о благе и сострадает страждущим. Вот Он, как праведник Платона, страждет Сам. Но Он воскресает и снова является ученикам Своим, победив человеческое зло.
Но после всех этих светлых и радостных встреч Христос возносится на небо в облаке – и этот символ, которым святой Евангелист передает тайну Вознесения, много говорил и эллину. В облаке возносились на небо герои – смертные люди, избранники и баловни судьбы, по странному выбору богов. Иисус возносится – да, именно так поступил бы любой сын божий, в чем же отличие? И так светло, и так грустно от этой вести.
«Но что же будет теперь?» – говорит Феофил. Этот Иисус, которого проповедали Павел и Лука, подобно прочим героям, ставшим богами, находится на небе – а мы, как же мы? Ведь в античном представлении человеку путь на небо, в блаженную жизнь закрыт – если только кто-то из богов по своему капризу не сделает его своим любимцем. Но боги-олимпийцы не очень-то спешат делить свое беспечальное бессмертие со смертными.
И здесь святой Лука удивительным образом подчеркивает ту принципиальную разницу между истинным Сыном Божиим, Иисусом Христом, и легендами о возносящихся богах. Апостолы в книге Деяний творят те же чудеса, что творил Иисус Христос во время Своей земной жизни.
Сын Божий не просто вознесся, оставив землю, подобно героям античности – Он даровал всем, кто любит Его и следует за Ним, Свою силу, силу Духа Святого – претворять плач этого мира в радость. Он не один в бесстрастии Небес – Он соделал множество друзей Своих, следующих за Ним и творящих Его дела Его Духом.
«Мы будем подобны Ему» – так скажет об этой тайне любимый ученик Христов Иоанн. Путь к небесам открыт, Христос Бог «стезю проходну к Небесе полагает нам», совершая со Своими друзьями то, что позже в византийском богословии назовут «обожением».
* * *
Сегодня – в день памяти святого апостола и евангелиста Луки – исполняется 25 лет, как ко Христу ушел его младший брат по апостольскому труду. Он был философом для философов, чтобы привести их ко Христу. И он был философом для философов-материалистов, для советских философов – не для карьеристов, а для тех людей, для которых философия – образ мысли.
Нам кажется, что язык философии – сложен и непонятен. Философ нам кажется чудаком, который не может говорить по-человечески. Но так же «по-человечески» не объяснит вам и физик тайны ядра. Есть разные миры и разные языки. И разные апостолы.
Отцы Каппадокийцы, как метко сказал протоиерей Георгий Флоровский, стали «философами для философов, чтобы приобрести философов» и научились говорить о тайне Христа на языке философии того времени, не смущаясь того, что она – языческая.
Апостолом философской интеллигенции восьмидесятых стал Генрих Степанович Батищев. Талантливый философ, второй после Эвальда Ильенкова, ему пророчили большое будущее. Люди стояли на его лекциях – не хватало мест. До самой смерти – а умер он от метастатической меланомы, страшного, неизлечимого онкологического заболевания – он читал лекции по философии, собирая огромные аудитории.
Генрих – такое имя дала ему мать, у которой были польские корни. Он родился 21 мая и, когда принял Святое Крещение в зрелом возрасте после сложного пути к Богу, то получил новое имя – Иоанн, в честь святого Иоанна Богослова.
Он спорил с марксистской теорией человека, он говорил о личности, о творчестве человека, в котором человек встречает Бога.
«Творчество вовсе не есть заведомо благое дело – оно должно самокритично самоопределиться через посредство объективных ценностей. Тем более это касается раздвигания границ креативного потенциала – оно должно быть строго оправдано ценностным контролем. Истинное творчество есть объективно ориентированное ценностное, над-функциональное служение, есть выполнение человеком своего космического призвания. Это открывает бесконечную перспективу конкретизации творческого призвания человека через посредство расширения и обогащения его аксиологического горизонта, через углубление его со-причастности беспредельной объективной диалектике», – писал он.
Г.С.Батищев. Введение в диалектику творчества
На одной из его лекций присутствовал юноша Андрей, философ и сын философа, тоже обретший Христа. Андрей, выросший в атеистической, как ему казалось, среде, обратившись, с удивлением узнавал, что вокруг, среди его знакомых – очень много тайных верующих. И он, с изумлением прослушав лекцию, решил задать Батищеву вопрос наедине.
В восьмидесятые годы «люди, о вере которых и подозревать было невозможно, оказывались верующими. Как-то, уже будучи аспирантом, я попал на съезд молодых ученых. Там блистал Генрих Батищев – в те времена известный советский философ, немного диссидентствующий и поэтому, в частности, довольно чтимый молодежью. Он хорошо говорил, но одна странность царапала слух. Я не удержался – и после лекции подошел к Батищеву: “Знаете, Генрих Степанович, я просто не могу понять вашей логики: почему в каждой фразе у вас звучит “космос ждет”, “космос заповедует”. Нельзя о космосе так говорить. Если слово “космос” заменить словом “Бог”, тогда это станет понятным… А просто от космоса нечего ждать – это же какое-то безличностное бытие”. Батищев вдруг стал озираться, потом отвел меня в сторону: “Андрей, вы всё правильно поняли. Только знаете, это благословение моего духовника, чтобы я слово “Бог” в своих речах не употреблял”» (диакон Андрей Кураев. Биография на портале миссионерского форума).
Духовником Генриха-Иоанна был старец Псково-Печерской Лавры, отец Иоанн Крестьянкин. Он стал апостолом Павлом для ищущего философа, он вдохновил его образом и силою Христа.
«Такова непрестанная и бесконечная встреча двух бесконечных становлений: человеческого, устремленного к абсолютности, и космического, подлинно абсолютного».
Г.С.Батищев. Введение в диалектику творчества
Замените в приведенных цитатах «космическое» на «Бог» – и вы прикоснетесь к тому «чтению между строк» советской поры госатеизма. К сожалению, это время забыто. За упоминание имени Бога закончилась бы всякая проповедь в университетах (а Батищев преподавал какое-то время в «святая святых» науки – в знаменитом Физтехе!).
…Генрих Батищев не был «кабинетным ученым», «книжным червем». Воспоминания об отце его старшей, любимой дочери (Янины – как дань уважения польскому роду шляхтичей со стороны матери, в крещении Иоанны – как символ любви и близости, той особой близости, что бывает между отцом и дочерью) – это прогулки по лесу, по лугу, с вниманием к каждой былинке, цветку, жучку, бабочке, к каждому живому дыханию. Он был очень музыкален, писал стихи – кажется, они все утрачены.
Янина потеряла отца в тринадцать лет.
Окно – как выцветший рисунок
На сгибе вытертых страниц:
Вот ветви – порванные струны –
Чернеют без листвы и птиц.
Так где же отголоски рая?
В прощальный вечер октября
Одни неслышно умирают,
Другие по небу летят.
Под тяжестью небесной влаги,
Уже начавшей леденеть,
Дворы пусты, деревья наги,
И нечему уже лететь.
Так где же отголоски рая?
И как теперь увидеть мне
Того, о ком весь день рыдает
Виолончель в чужом окне?
(Я. Батищева)
В 17 лет она поступила на Физтех, научилась говорить на языке физиков, блестяще окончила его, сделала открытие, отказалась от предложений уехать в Штаты, чтобы помогать матери поднимать семью – братьев и сестер. Янина рассказывает, что отец так любил и ценил этот мир и жизнь, он любовался миром в каждой капле росы, в каждом узоре на крыле стрекозы над ручьем. И в этом Янина похожа на отца, на ее фотографиях, и в ее стихах, и в музыке видна красота Божьего мира в малом и незаметном. Янина с улыбкой добавляет, что, когда к ним в лесу подошли выпившие хулиганы, философ Батищев выпрямился во весь рост и нашел ясные и понятные слова, которые весьма убедили быстро скрывшихся хулиганов. Он был человек во всей полноте античного мыслителя.
«Мне редко приходилось встречать столь глубоко и страстно верующего человека. Он был не просто верующим, он был в полной мере воцерковленным человеком. Регулярно посещал церковь, еженедельно исповедовался и причащался, строго соблюдал посты. Во время отпуска совершал паломничества в Псково-Печерский монастырь, неукоснительно выполнял наставления своего духовного отца – старца этого монастыря. В последнее посещение монастыря старец напутствовал его готовиться к «третьему рождению», каковым для христианина является смерть. Как мне кажется, Генрих Степанович (при крещении принявший имя Иоанн) не верил в близость смерти. Но за время болезни он исповедовался и причащался дважды в неделю; когда уже не мог вставать, у его постели отслужили молебен, трижды соборовали. Умер он 31 октября 1990 года. Его отпели в церкви, прихожанином которой он был, и похоронили со священником…»
Шердаков В.Н., Г.С. Батищев: в поиске истины пути и жизни, в Сб.: Философия не кончается… Из истории отечественной философии: ХХ век, 1960-1980-е годы, в 2-х книгах, Книга 2 / Под ред. В.А. Лекторского
…Двадцатый век принес апостолу Луке много младших братьев – апостолов интеллигенции. Это и святитель Лука, хирург и проповедник, полемизирующий с материалистической картиной мира, это и митрополит Антоний Сурожский, и отец Софроний (Сахаров), и отец Александр Шмеман, и отец Александр Мень, и многие другие – и среди них особняком стоит Генрих-Иоанн, философ, проповедовавший Христа философам.
«Сие же делаю для Евангелия, чтобы быть соучастником его» (1 Кор. 9:23).
* * *
Ты знаешь, что мне в наследство досталась твоя печаль,
От которой, впрочем, ты уже убежал,
Я – нет.
Такова печаль, порожденная книжною мудростью,
Упраздненной за давностью лет,
Таковы все мои трудности.
У тебя на каждый вопрос мой, возможно, и был ответ,
Но теперь мне самой за тебя отвечать,
Чеканить из праха блестящие «да» и «нет»,
А еще – «пора».
Вот такая она – милая мне печаль –
Послушная, будто глина в руках гончара,
И лепи из нее, лепи всё, что хочешь:
Странные ритмы долгой осенней ночи,
Образы близких, что ныне далёко-далёко,
Соло для скрипки al niente poco a poco… [1]
(Я. Батищева)
[1] al niente – буквально «до ничего», до тишины, музыкальный термин; poco a poco – мало-помалу, музыкальный термин.