«Batushka ответит»: Сейчас я бы снял ролик про деньги священников по-другому
Это было одно из самых необычных интервью: оно состоялось в первом часу ночи по скайпу – у отца Александра Кухты гостили родственники и только в это время наступили тишина и покой. Формат вполне адекватный герою: православный блогер и священник – на «ты» с интернет-технологиями и известен на YouTube как автор и ведущий видеоблога «Batushka ответит». Молодой батюшка отвечает на вопросы о доходах священников и о том, кто такой святой Патрик Ирландский; о том, почему не прав атеист Вассерман и что делать с Мавзолеем и лежащим там Лениным; что такое грех и откуда в обществе появились адепты «церкви летающего макаронного монстра». Сам священник предпочел миссию карьере программиста, служит в рабочем поселке под Минском и занимается тем, что предлагает альтернативу «бабушкиному христианству». О том, насколько это уместно и эффективно, – наш с ним разговор.
«Дружище Иисус» или миссия с серьезным лицом?
– Отец Александр, начну с вопроса, который многие ваши критики задают: вот вы делаете такой модный молодежный блог о Церкви, а разве в любом формате можно говорить о Боге? У вас не было такого рода сомнений, что получается, скорее, некая провокация или большое упрощение, как «дружище Иисус» в фильме «Догма», помните?
– Да, я понимаю, о чем идет речь. Во-первых, если у нас пойдет очень серьезный разговор, я покажу и докажу, что только в таком формате в современном мире можно обращаться к той аудитории, на которую я ориентирован. Во-вторых, никакого упрощения на самом деле нет. Хорошо, если один сценарий к короткому 7-минутному ролику пишется всего лишь 4-5 часов – это прямо супер-легкий сценарий! Большинство роликов – это сложнейшие сценарии, где есть огромное количество смыслов и подтекстов. Что поменялось? Только форма подачи. Форма такая, чтобы было понятно и интересно, но за ней мы, конечно, пытаемся не терять содержания.
– Вообще как возникла сама идея? Кто участвует в создании блога?
– Сама идея лежала на поверхности. Я думаю, в ней нет ничего необычного, просто время такое, когда модно делать блоги. Все, кто мало-мальски разбирается в каком-либо предмете, обязательно снимают об этом видео и выкладывают его на YouTube. И я тоже решил попробовать. Да, были события, были люди, которые, возможно, как-то подталкивали к такому решению, где-то немножко подсказывали, но в целом идея о канале – это то, что само просилось в руки.
У нас работают полтора человека. Я делаю основную работу: пишу сценарии, монтирую ролики, продвигаю их. И есть знакомые ребята, которые помогают, например оператор, которого я зову на особенно сложные съемки. Также есть команда админов ВКонтакте, которые пытаются продвигать группу. На самом деле они молодцы! Я рад, что они есть вообще, и что они меня поддерживают, правда – хотелось бы больше.
– Кто смотрит «Batushka ответит», у вас есть возможность изучить аудиторию?
– Да, конечно. Есть статистика YouTube, ВКонтакте.
Мы рассчитывали на аудиторию помладше, но у нас получилось 20-25 лет, примерно поровну мужчин и женщин, 65% – это граждане Российской Федерации, еще 20-25% – белорусы, остальные – раскиданы по всему миру.
На кого мы ориентируемся? Это молодые люди, которые никогда в жизни не сталкивались напрямую с миром Церкви. Да, возможно, у них в детстве была верующая бабушка, возможно, они что-то слышали о Церкви из СМИ, но особо не интересовались темой. Условно говоря, я могу прийти в любой более-мене приличный универ, словить среднего студента, показать ему ролик, и если он скажет: «Да, это круто», – значит, все хорошо. Если скажет, что скучно, то, скорее всего, что-то мы делаем не так.
– А какая превалирует реакция? Не знаю, можно ли о ней говорить – или это «средняя температура по больнице»?
– Пару раз пробивались на самые разные площадки – с откровенным «сортирным» юмором, и специфические – феминистские, антирелигиозные. Реакция разная – от восторга и удивления, что в Церкви тоже такое, оказывается, возможно, до неприятия и обвинения в особо хитрых политтехнологиях.
– Как реагируете на это?
– Реагирую с юмором, мне классно читать такие комментарии! Но не более чем.
– Какие-то комментарии раздражают? Хочется вступить в полемику?
– Я стараюсь относиться к комментариям как можно проще. С другой стороны, для этого видеоблог и делается, чтобы были комментарии: новые комментарии вызывают хайп, контент распространяется, популяризируется и обсуждается. Поэтому я рад любому более-менее активному провокатору, который не совсем уж заходит за границы элементарной адекватности.
– Поясните, пожалуйста, для несведущих, что такое «хайп»?
– Хайп – это очень эмоциональная, часто нездоровая, спонтанная реакция, притом массовая, на какой-то продукт, который попадается в интернете. Например, хайп по поводу дела о Соколовском.
– Шумиха, другими словами?
– Да. С элементами истерики.
– Понятно. Какие реакции говорят о том, что это дело стоит продолжать? Были ли случаи, когда люди меняли свое отношение к Церкви или переступали порог храма?
– Здесь вопрос о целях, которые мы перед собой ставим. Я прекрасно понимаю, что только с помощью роликов никого в Церковь, скорее всего, привести полноценно не получится. Да, ролики могут быть вспомогательным элементом, но только с помощью них – нет. Задача роликов – посеять зерно, которое должно дать всходы, прорасти через год, два, три, через десять, двадцать, тридцать лет; другая задача – по возможности, удержать человека от какого-то негатива в адрес Церкви.
У меня есть огромное количество – целая база – отзывов, комментов, личных сообщений типового содержания: «Привет! Я сам никакого отношения к Церкви не имею, мне это неинтересно/скучно/я к этому отношусь негативно, но тебя смотрю с удовольствием. То, что ты говоришь, мне нравится».
Ради подобных сообщений это и делается.
– Как вы выбираете темы? От себя отталкиваетесь, от своих личных сомнений и вопросов, как в ролике про Анатолия Вассермана?
– Тут есть проблема. Я прекрасно понимаю, что до сих пор в деле подбора тем я занимаюсь самовыражением. По-хорошему, я должен отслеживать, что сейчас интересует людей в интернете, что люди смотрят, что «гуглят», и говорить на эти темы. К сожалению, так пока делать не получается, хотя я стремлюсь к этому. Вообще, задача – подстраиваться под общий информационный фон, либо под события, используя которые, можно что-то сказать о вере.
– А про очередь к мощам святителя Николая у вас ничего не было, например…
– И, скорее всего, не будет. Это одна из тех тем, которые я не хочу трогать, потому что через подобные темы проект перестанет быть миссионерским.
Я знаю, что студенту Васе из соседнего университета тема мощей и километровой очереди к ним – так себе интересна. Это скорее тема для нас, для тех, кто живет внутри самой Церкви, а Вася – не в курсе.
Мне кажется, это не то слово, с которым нужно к нему идти.
– От каких тем вы принципиально отказываетесь? Ставите себе какие-то четкие границы в этом плане?
– Политика, особенно в жестких, категоричных формах. Церковное «грязное белье» – это точно не та тема, которую я хотел бы поднимать и в которую хотел бы окунаться. Также попадаются темы, от которых меня лично тошнит, просто не хочу про них говорить, и всё.
– Например?
– Я не снял ролик про финал дела о Соколовском, не снимал ролик про Диану Шурыгину…
– Вообще это же как-то далеко от миссионерства. Это просто резонансные общественные темы…
– Ролики работают таким образом: человек «гуглит» то, что ему интересно, в сети – Диану Шурыгину, например – и попадает на прикольный видос с попом, который что-то комментирует. Возможно, это ему будет интересно. Либо другая задача у роликов – это какой-то комментарий с личной, частной позицией по поводу повседневных событий в жизни человека.
Вот я проснулся утром, я студент, я, естественно, проспал первые две пары, поехал завтракать в «Мак-дак», завис там, вечером встретился с девушкой. Возникает вопрос: вообще правильно ли я делаю? Если неправильно, то что именно?
Грех ли то или это, с точки зрения Церкви? Получается именно рассказ про человека, про его интересы, про его жизнь и потом уже – про самого себя и свою позицию, христианскую.
«Я такой же управляемый и агрессивный, как все…»
– Вы сказали, что не хотите копаться в «грязном белье», и тем не менее делаете ролик на тему денег: откуда у священников деньги, машины и так далее. Почему? Потому что это всех интересует?
– Во-первых, сразу скажу, что я не так давно этот ролик пересматривал и понял, что сегодня я снимал бы его вообще по-другому – не 10 минут, а 2. Там много «воды», по-хорошему его надо переснять. А так я понимаю, что эта тема потенциально «хайповая» – ее народ будет постить, закидывать везде и всюду, предлагать, использовать в качестве аргумента или контраргумента. Это вопрос саморекламы.
– Что нового вы узнали о людях, когда стали снимать ролики, знакомиться с интернет-пользователями? И что нового узнали о себе?
– Я, скорее, подтвердил для себя на практике азбучную истину, что люди везде и всегда остаются людьми – управляемыми, часто предсказуемыми и агрессивными по отношению к кому-либо. Я понял, что, по сути, я сам такой же!
– А то, что агрессивнее всего реагируют свои, церковные люди – стало открытием?
– Я был готов к этому, с одной стороны, но с другой стороны, не думал, что так много будет агрессии. Действительно, больше всего неприкрытой злобы, я бы сказал, разрушающей и испепеляющей все, исходит именно от людей, называющих себя православными, таких православных фундаменталистов – это и угрозы, и просто попытка антирекламы. Но, с другой стороны, я прекрасно понимаю, что ролики, которые я делаю – это тот продукт, которому вообще неважно, что о нем говорят. Важно, чтобы о нем говорили.
– Блогерство накладывает какую-то дополнительную ответственность, требования к себе?
– Я бы не сказал, что появилась какая-то особая ответственность.
Вообще одна из идей, которой я стараюсь придерживаться по жизни и которая мне нравится: я везде хочу быть самим собой – и в храме на службе, и дома с семьей, и в общении ВКонтакте, и в роликах.
Поэтому я просто получаю удовольствие от того, что делаю.
– Как вы пришли к вере?
– В моем случае не было момента переворота, открытия, точки, в которой я бы проснулся и понял, что мне срочно нужно стать верующим. В какой-то степени мне даже грустно от этого. Мои родители потихоньку приходили в Церковь, пока я был маленький, и меня заодно приводили. Так что это было естественно, очень постепенно и очень… скучно.
– Получается, вы как раз из того поколения, которое воцерковлялось родителями, а сейчас много говорят, что это поколение в подростковом возрасте из храма уходит. Вас это не коснулось?
– Серьезного, полноценного кризиса не было. Я, как и все подростки, забил на это дело на сколько-то лет, но при этом все равно ощущал вину за то, что не хожу в церковь… Потом естественным образом я туда вернулся. Так что жесткого кризиса не было, был момент взросления в Церкви, вот и всё.
– Как получилось, что вы в семинарию поступили?
– Сам не знаю. Я учился, как все. Сдал в Беларуси ЦТ – это аналог ЕГЭ, Централизованное тестирование, принцип тот же самый. Поступил туда, куда хотел, а потом… ушел в семинарию. Почему? Так получилось.
– Куда изначально поступали?
– В Белорусский государственный университет информатики и радиоэлектроники, на программиста. Беларусь – страна, где много программистов, все очень хотят ими быть. Это у нас сейчас модно.
– А в плане религии в Беларуси люди более терпимые, чем в России?
– Со своей колокольни скажу: я вижу разницу между ситуацией, которая есть в Беларуси и в России, между священниками в нашей стране и в вашей, вообще между людьми. Наша ситуация уникальна тем, что она нас заставляет быть более терпимыми.
Если, например, я приезжаю в Москву и вижу достаточно большое количество представителей духовенства не то чтобы агрессивно настроенных – нет, это некорректный термин – а, я бы сказал, искренне мыслящих в категориях Москвы – Третьего Рима, то есть уверенных в своей абсолютной исключительности, монополии на истину, очень безапелляционно и жестко, то в Беларуси, мне кажется, духовенство такого себе не позволяет.
У нас достаточно сильны католики, которые могут иметь определенные претензии на территории, храмы и так далее. Для нас нормальна ситуация, когда в одном небольшом населенном пункте представлены как православные, так и католики примерно в равных долях. При этом представители разных конфессий могут быть родственниками: муж, жена, бабушки, дедушки, дяди, тети. Мы живем в очень тесном контакте.
Я бы сказал, что католики в своей миссионерской деятельности часто более технологичны, чем мы, их методы более продуманы, где-то – чуть более агрессивны, и это не дает возможности нам расслабиться, в отличие от той же России.
Это как одно из отличий, которое я могу с ходу назвать.
– А как католики отреагировали на ролик о них?
– Достаточно радужно. Получился продукт, потенциально не вызывающий никого на «кровавую битву» и призывающий всех к серьезности и адекватности…
О возрасте священника и миссии в эпоху «мы и так все знаем о Христе»
– Вам, наверное, время от времени ставят в укор то, что вы совсем молодой священник, а уже выступаете в качестве эксперта. Что на это отвечаете?
– Я обычно вспоминаю о том, что насыщает не время, проведенное в столовой, а количество съеденного супа. Заметил, что те, кто использует возрастной аргумент – люди, которые плохо разбираются в теме и не могут иметь большого влияния на проект.
– То, что вы стали священником – это тоже само собой сложилось?
– Это естественное продолжение все того же пути, без резких поворотов, о котором мы говорили выше. Я понимал тогда и понимаю сейчас, что, если меня вернуть на 8 лет назад и снова предложить мне выбор, притом оставить мне мои же знания… скорее всего, я снова стану священником.
– Что для вас самое ценное в Церкви, почему вы здесь?
– В Церкви или в христианстве?
– А ответы будут разные?
– Я вижу чуть-чуть разные оттенки вопроса. Что касается именно христианства, разбуди меня ночью и спроси, что для меня самое ценное, то первая вещь, о которой я скажу – это будет тема места человека в мироздании и отношения Бога к человеку. Иначе говоря, идея о КАЖДОМ человеке, как о центре Вселенной, вокруг которого и для которого вращается весь мир. Вторая вещь, которая для меня особо ценна – это Бог-Личность, Которая обладает огромным количеством граней, каждая из которых находит свое уникальное отражение в каждом конкретном человеке.
Что касается Церкви, возможно, ввиду многих событий последнего времени, это слово приобрело сложный оттенок, который не соотносится напрямую с темой христианства. Часто под Церковью понимают не столько общину, собрание людей вокруг Чаши, сколько чисто человеческую структуру. Поэтому, чтобы говорить о том, что для меня самое ценное в Церкви, нужно определиться с тем, что мы под ней понимаем.
– Что вообще, на ваш взгляд, сегодня самое сложное в миссионерстве там, где люди и так «все знают об этом православии»?
– Я готов очень сильно спорить с этим аргументом.
Как по мне, так люди ничего не знают «об этом нашем православии». То, что они принимают за знание – это часто набор каких-то полуязыческих народных традиций и обрядов: знания, переданные от бабушки и слабо связанные с христианством.
Читают зачастую церковную публицистику так-себе-качества. Либо очень сложные, монашеские произведения вроде того же святителя Игнатия Брянчанинова, которые тоже обладают своей спецификой, и я бы не сказал, что они способны раскрыть идею христианства неподготовленному человеку.
Чего нам действительно не хватает, так это большой стратегии миссионерской работы. Современный человек не мыслит свободно, он мыслит теми шаблонами, которые в него вкладывает общество. С другой стороны, миссия возможна только как передача опыта «от сердца к сердцу», проблема в том, как добраться до сердца человека. У нас нет средства, которое позволяло бы допустить возможность такой миссии. Мы не можем прорваться сквозь заслоны повседневности в сознании человека, чтобы достучаться до его сердца. Иначе говоря, нам нужен танк, на котором солдат приедет к своей любимой. И под танком, в данном случае, я понимаю стратегию миссионерской работы.
– В каком формате вам это видится, интересно?
– Я считаю, что в большинстве случаев здесь подходят все те же приемы, с помощью которых в общество закидывается любая идея. Ничего принципиально нового тут нет. Это идеи об архетипах Юнга, теория поколений, элементы пиара – в общем-то, обычное налаживание диалога с обществом, поиск языка для разговора с ним. Естественно, нельзя переходить через границы допустимого, нельзя скатываться на уровень дешевой манипуляции, потому что вреда тогда можно принести очень много.
Задача миссионерской стратегии – найти такой путь к сердцу человека, чтобы он имел возможность оторваться от повседневной рутины и обратить свой взор к Богу, где уже выбирал бы дальнейший свой путь свободно.
– А разве это не будет таким навязыванием, скрытой рекламой, «бомбардировкой» Евангелием? У апостолов вроде не было никаких пиар-приемов. Или были?..
– Здесь о навязывании речи не идет. Опять же, я прекрасно понимаю: часто то, что мы делаем, является именно навязыванием – таким жестким «заставлянием» обратить внимание на Церковь. Но я говорю о вырывании человека из рабства повседневности и предоставлении ему выбора.
– Как вам кажется, что дается труднее всего именно молодым людям в Церкви? Какой-то есть барьер или его нет?
– Мне кажется, сейчас у нас – тотальная увлеченность «бабушкиным христианством». Конечно, христианство может приобретать разные формы и в том или ином виде быть интересным разным категориям людей. Но в наших храмах наибольшую популярность приобрела форма этого самого «бабушкиного христианства» – тот формат, который удобен многим людям пожилого возраста, но совершенно неудобен и непонятен молодым людям.
– Что это конкретно? Прийти, поставить свечку?
– Часто это – формализация каких-то сложных вопросов, упрощение их, это раз. Два – огромное количество очень странных обрядовых действий, смысл которых не понятен молодому человеку. Три – отсутствие именно свободы, самовыражения – что важно для молодого человека. Акцент на послушании, посте, молитве и на раскаянии. Да, это те вопросы, которые актуальны для всех, но они не стоят в первую очередь перед молодым человеком.
О сомнениях в выборе пути и службе в атеистическом поселке
– Скажите, фраза «нет пророка в своем отечестве» – насколько про вас?
– Я не ставлю перед собой задачу быть миссионером в своей семье. Во-первых, в своем ближайшем окружении – жена и ребенок – у меня такая задача не может стоять, потому что там все нормально. Что касается отношений с родителями, с родственниками по линии жены, я понимаю, что я для них не тот человек, кого можно услышать. Тут есть определенное количество причин, я думаю, что вы их понимаете.
– На кого вам самому хочется равняться? Я не говорю «как блогеру», просто как человеку, как христианину.
– У меня есть Учитель, который во многом сделал меня мной, выкристаллизовал и не дал разрушиться – это один священник, преподаватель наших семинарии и академии, с которым я столкнулся после поступления. Честно говоря, если бы не он, то я, скорее всего, вернулся бы на путь программиста.
– Что вас смущало в то время, если не секрет?
– Я думаю, что все те темы, которые смущают любого молодого человека, попавшего в семинарию. Во-первых, поступая, я видел духовные школы как храм науки, храм какого-то особого трепетного благочестия, храм Любви. Но, как оказалось, и в среде верующих мы сталкиваемся с человеческой реальностью, где не все гладко…
Следующий кризис, который также переживает каждый семинарист, обычно случается где-то в районе третьего курса. Ты уже более-менее понимаешь, куда попал, но совершенно не знаешь, что ждет тебя впереди и нужно ли оно тебе? Что со мной будет через год, два, три, пять лет? В какое именно место меня занесет, чем я буду заниматься? Были и такие вопросы.
– Вы довольны тем, куда вас занесло сейчас?
– Да, очень! Сейчас я служу в поселке под Минском, в шаговой доступности от города, откуда я имею возможность заниматься любимым делом, спокойно продолжать учиться и реализовывать новые идеи. Также работаю в миссионерском отделе.
– Отец Александр, вы сейчас в своем блоге отвечаете на запросы, вопросы, сомнения людей, а у вас самого есть вопросы, на которые вам трудно ответить?
– Да, конечно. У меня есть и свои личные кризисы на тему: зачем вообще это надо, кому это надо? То, что я делаю, является ли действительно полезной вещью? Огромный пласт вопросов и к устройству мира, вселенной, к несправедливости в мире и к вполне бытовым вещам, которые меня окружают. К ситуациям, которые случаются в Церкви и вокруг Церкви. Часто я неоднозначно воспринимаю подобные вещи. Понятно, что это те вопросы, которые нежелательно выносить на внешнюю аудиторию, чтобы не смущать народ, но, тем не менее, я не являюсь истуканом, который очень жестко и прямолинейно мыслит в заданном направлении.
– Что вам не дало уйти в оппозицию к Церкви?
– Не думаю, что таким путем можно говорить о Христе.
Я скорее придерживаюсь идеи эволюции Церкви, постепенного ее возрастания и преобразования изнутри. Да и острый путь оппозиции – это не то дело, которому я хотел бы посвятить себя, не та вещь, которая помогает распространению христианства.
– Можете рассказать о приходе, где вы служите? Насколько он большой, какие там люди? Это деревенский приход?
– Храм, где я служу, находится в поселке Михановичи, где население около 7 тысяч человек. Сам поселок стоит на трубе «Белтрансгаза», перекачивающей газ в Европу. Поселок создан искусственно, в свое время туда были переселены специалисты для того, чтобы обслуживать станцию. Соответственно жители Миханович не обладают никакими традициями веры, идущими от бабушек, прабабушек и так далее. Поселок изначально очень атеистически настроенный. Плюс ко всему, там почти нет интеллигенции, что тоже накладывает свою специфику.
– Сколько вы там служите уже?
– Три года назад я совершил первое богослужение в этом храме.
– А что планируете делать дальше, как развиваться, есть какие-то еще идеи?
– Из ближайших планов в Беларуси – уникальнейшая вещь для Русской Православной Церкви (говорю как тот, кто видел множество подобных мероприятий), это семинар «Миссия и Милосердие» на базе Минской духовной семинарии, в июле. Семинар проходит уже седьмой год. Он ориентирован на две вещи: максимальная загрузка качественными знаниями о христианстве и создание некоего пространства, в котором была бы возможна чуть более серьезная миссионерская работа в нашей стране, чем работа миссионеров-одиночек, либо групп-одиночек на каждом отдельно взятом приходе. Мы приглашаем сто человек, до 35 лет, уникальных преподавателей, в прошлом году у нас было их было шестнадцать, причем священников из них только трое. Ну, и естественно, там будет веселая тусовка. Однако важно подчеркнуть, что семинар собирается в первую очередь ради знаний, а тусовка естественна для всякого большого и полезного дела единомышленников.
Беседовала Валерия Михайлова