Продолжаем публиковать размышления священников о лете, отпусках, отдыхе и путешествиях. Отец Сергий Круглов задается вопросом: «Любит ли кто из священников отпуск так, как не люблю его я?»
Вот и лето пришло.
В Сибири лето коротко. Потому сибиряки спешат, едва пригрело солнце, разоблачиться и выставить насколько возможно полно под его лучи свои в основном бледноватые, как ростки перезимовавшего в подполье картофеля, целлюлитные телеса, облачиться в шорты, майки в сеточку и резиновые пляжные шлепанцы (хорошо еще, если не в поддетые в шлепанцы белые носки!…).
Окрестности Минусинска наполняются – вне зависимости, будний ли день или выходной — гарью мангалов и буханьем музыки: приезжая в близлежащий борок или на водоем, народы в массе своей любят использовать автомобили с настежь распахнутыми дверцами как магнитофоны на колесах, и хочешь не хочешь, а коли ты оказался в это время в радиусе действия звуковых волн, то спокойно посидеть под сосной и послушать птичий щебет, почитать книжку или предаться умнОй молитве (в ассортименте) тебе не удастся – ликующий вопль лезет в мозг, пульсирует там , оповещает ойкумену о том, что России следует танцевать, а Европе – плакать, потому что у кого-то самая-самая-самая красивая опа, в глубине которой и ты, невольный слушатель, ощущаешь в данный момент себя, утешаясь разве что тем, снова же доносящимся из динамиков, сообщением, что в России коли и отвратительно по утрам, то вечера – как упоительны…
Закономерный резон: а не любо – не слушай! Кто тебя, батюшка, заставляет ходить летом в места массовых гуляний? Ответ прост: нужда заставляет, ради детей. Детей летом положено выгуливать, чтоб набрались на долгий предстоящий насморочно-бронхитный отопительный сезон тепла, света и меланина. И отвертеться, как это обычно делается, от домашних, что мол идите сами, а у меня служба, не удается. У домашних законная претензия: «А ты же в отпуске!…»
Отпуск священника – тема одиозная. Священник ведь – не профессия; это бытийственное состояние человека во Христе; сними ты с себя рясу, крест, сбрей бороду – священником быть не перестанешь (если, конечно, архиерей не запретит тебя почему-либо в твоем служении)… Зачем же тогда отпуск? Затем, что все-таки бывает нужен.
Вино Духа, как писал апостол Павел, мы носим в немощнейших глиняных корчажках; Церковь Христова – прежде всего не ангелы и никак не бэтмены, Церковь – это обычные смертные бессмертные, то есть – мы с вами, грешники, а мы и устаем, и болеем, и обессиливаем, и в нашей земной повседневности нам нередко бывают нужны и отдых, и смена обстановки…
В первые годы своего служения я дивился, почему стандартная формулировка прошения на имя архиерея об отпуске звучит так: «Прошу дать мне отпуск для лечения …». Сейчас, по истечении 14 лет срока службы, я уже ничему такому не удивляюсь – то, что служение священника отнимает часть телесных сил и здоровья, может недоверчиво удивить только того, кто никогда не переступал порога Церкви, а глядел на нее со стороны…
Любит ли кто из священников отпуск так, как не люблю его я?
Прежде всего, я недолюбливаю лето как таковое.
«Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
Ты, все душевные способности губя,
Нас мучишь; как поля, мы страждем от засухи;
Лишь как бы напоить, да освежить себя —
Иной в нас мысли нет, и жаль зимы старухи…»
Надо же, думаю иногда: уж нет ли и во мне, человеке в общем нордическом, уроженце Сибири, капли той же эфиопской крови, которая побудила «нашего всё» выдать эти откровенные как дыхание исповедальные строки!….
Смех смехом. Нелюбовь к лету, разумеется, не более чем особенность человеческой, слишком человеческой, падшей и несовершенной конституции, каковые особенности у всех розны; что до меня, то осень, зиму и весну я живу, а лето – переживаю и терплю; хотя, конечно, за то, что оно, это лето, время от времени, по не нами придуманным законам иерархии мироздания, вступает в свои права, нельзя не сказать славу Богу – на мой взгляд, умение воздать Богу славу за то, что уместно и правильно в Его творении, хотя бы тебе оно лично и дискомфортно, и есть одно из многих проявлений бескорыстной любви к Творцу, тех проявлений, за которые например я , грешник, долгие годы бьюсь в себе до крови, но так и не стяжал, увы, победного результата , ни в полноте, ни во многих частностях…
Священник в отпуске!..
Есть немало причин для того, чтоб помышление о сем выбивало в мозгу — речь сейчас о моем — искру когнитивного диссонанса.
Первая по резону – хотя и не первейшая по важности – чисто житейская: есть, может быть, люди, умеющие рачительно распоряжаться деньгами и скопить нечто на отпуск, а у меня это никогда не получалось. Нет, я не бессребреник, деньги, если они вдруг заводятся в кармане, меня радуют. Тем не менее, спроси-переспроси меня: а каков у тебя, батюшка, домашний бюджет? – хоть тресни, не скажу ничего внятного… По моим понятиям, «отпуск» — это означает солидно паковать чемоданы и ехать с семейством к морю. А в нашей местности есть горькая поговорка: «Хотел ехать в Гагры, но денег хватило до Согры» (Нижняя Согра – некогда поселок, а ныне — пригород Абакана, от Минусинска километрах в двадцати)…
Вторая, более важная: а что делать священнику в отпуске?
Погодите возмущенно фыркать и поднимать меня на язвительный смех.
Я нимало не трудоголик. Трудоголик, как я понимаю, это тот, у кого работа – это одно, а вся остальная, домашняя жизнь – другое, эти две жизни шизофренически разделены, трудоголик так страстно упоен работой, что — прямо в ущерб для остального, он находится от работы в некой наркотической зависимости…
У меня — вовсе не так. Жизнь – она одна и цельная. Коли ты священник, или вообще – христианин, разве ты перестаешь им быть, выходя из храма и втискиваясь в автобус?… Повод еще раз подумать над этим мне дали дети-уголовники, с которыми я встречался сегодня в здании Минусинского УВД. В смысле – обычные подростки, одни из них сироты, другие – имеют семью, которые совершили тот или иной залёт и получили условные сроки, мальчишки и девчонки, которые сейчас проводят дни в летнем лагере (не исправительном, но трудовом), под присмотром старших…
Мы просто разговаривали с ними за жизнь, они задавали вопросы, самые разные, были и стёбные, и бытийственно важные и серьезные. И один вопрос был такой : «Скажите, а вот то, что вы сейчас пришли к нам, то, что вы всё это делаете – это для вас просто работа, за которую платят деньги, или это ваша вера?…»
И работа (основная суть которой – творчество, вдохновение, интерес) , и вера, и всё вместе. Это – жизнь. Жизнь – она одна. Она очень часто не поддается нашим попыткам строгой инвентаризации, и всё в ней имеет значение – и вдохновение, и творчество, и бескорыстие, и деньги, и материальное, просто — всё должно быть на своем месте. И вот это «всё хорошо, что на своём месте» — и есть отголосок Божественного принципа иерархичного устроения творения…
Не трудоголик, — но тем не менее для отдыха, выспаться, покататься-поваляться, косточек поевши, для чистой вегетатики, мне хватает два дня в неделю. Ну три. А на четвертый, если я просыпаюсь и понимаю, что мне не предстоит идти в храм, делать что-то, быть кем-то востребованным — такая тоска нападает… А тем паче – приходит воскресенье, а я не служу Литургию?… Нет, это нисколько не клерикализм – но уверен, любой священник поймет, о чем я. Не бахвалюсь тем, что дескать не поймет профанный «не-священник»(может, и поймет кто-то…) – бахвалиться тут нечем; быть у Престола – не наша привилегия, и не наш драйв. Это – Его любовь и милость: в таинстве хиротонии Он даёт вдохнуть ставленнику такой аромат, который не забывается никогда. И долго быть «от Него» в отпуске… моих сил это выше, честное слово. Вот — совместить бы, а!.. И цветущий сад, и пляж, и уютный уголок – и храм!.. Может быть, такое и будет в жизни будущего века, как награда, — пока же бодливой корове Бог рогов не дал. И как-то это правильно, что пока не дал, я мню. Мы ж еще на войне, и до победы далеко…
В общем, неоднозначно чувствую я себя, находясь в отпуске, если честно. Да и не я один. Есть у меня товарищ, иеромонах, несколько лет проведший в запрете. Христианин — настоящий, и священник и монах – тоже настоящий, и просто – человек хороший. Выстрадавший в смертной бойне со страстями свое иеромонашество. Немногим младше меня, а уже седой на треть… Причем, что очень важно для воина Христова, не теряющий чувства юмора.
Так вот, когда архиерей вернул его из запрета и дал ему настоятельство в деревенском приходе, его спросил благочинный: «Вы когда пойдете в отпуск?» А тот смеется, пересказывая: «Меня аж передернуло, и пот прошиб… Да я, говорю, и так несколько лет в отпуске был, уж увольте!..».
Но тем не менее – красное лето вот оно, и паче послушания архиерею – послушание детям. И вот вижу я себя сидящим в самую жарищу в песке на берегу Жукова пруда, и младший плещется в воде и визжит от удовольствия, а я жарюсь на солнце и с тоской думаю, что непременно, как белый, человек сгорю, и все будет болеть и шкура слезет, ибо пребываю я тут в обыкновенном пляжном виде, а вовсе не в строгом подряснике, а почему так – это надо отдельный разговор заводить с применением цитат из канонов, а на это сил никаких нет, потому что остатки иерейских мозгов и без того выкипают на лютом солнце, ведь вслед за холодной весной лето в Минусинске выдалось прямо-таки иссушающее, да и, впрочем, слава Богу за всё.