Философский факультет Российского государственного гуманитарного университета (РГГУ) согласно контрольным цифрам приема на 2013-2014 учебный год остался без бюджетных мест. Таким образом выполняется указ о сокращении числа студентов и вузов. В вузе опасаются, что из-за отсутствия бюджетников на факультет не придут и платники, и тогда факультет может прекратить свое существование.
Ситуацию прокомментировал член-корреспондент РАН, декан философского факультета МГУ, председатель экспертного совета ВАК по философии, социологии и культурологии Владимир Миронов:
Фото: Russia.ru
— Владимир Васильевич, как Вы оцениваете ситуацию, которая складывается на философском факультете РГГУ?
— По-видимому, это следствие политики, которую проводит Министерство образования и науки в рамках продолжения реформирования системы образования. Как Вы знаете, РГГУ попал изначально в список «неэффективных» вузов, что уже тогда вызвало общественный резонанс.
Думаю, что при решении вопроса о бюджетных местах на философский факультет были использованы прежде всего формальные критерии, которые неизвестны профессорско-преподавательскому составу. Содержательная логика такого решения абсолютно не ясна.
Мне трудно говорить об РГГУ в целом, но что касается философского факультета, то он, безусловно, является одним из ведущих как научных, так и образовательных центров в области философии. В стране существует порядка 20 структур, ведущих подготовку преподавателей философии, и, по моей оценке, философский факультет РГГУ находится где-то в пятерке или даже тройке лидеров.
— Может быть, в этом нет ничего страшного? Факультету сделали какие-то замечания, не выделили места в этом году. Они исправят ошибки, и им будут места выделены…
— Формально Вы правы. Нам навязывают такую логику рассуждения. Но проблема заключается в том, что сама система принятия решения является достаточно странной и весьма не прозрачной.
По логике сам вуз подаёт заявку на бюджетные места в министерство, там эту заявку оценивают и принимают решение. Интересно было бы знать, каковы критерии принятия в данном случае отрицательного решения, насколько об этом информируется профессорско-преподавательский состав, который работает в вузе. Должно быть элементарное уважение к ним. Ведь реально информации никакой. Мне, например, сообщил об этом декан факультета Валерий Губин – известный философ, автор многих учебников по философии, член Президиума учебно-методического совета философских факультетов России. Причем, сообщил мне в форме вопроса: не слышал ли я что-то об этом.
Это типично для последних лет. Было бы логичным, чтобы министерство опубликовало полный список принятых хотя бы отрицательных решений по выделению бюджетных мест, чтобы экспертное профессиональное сообщество могло увидеть общую картину и, может быть, помочь министерству своими рекомендациями. Сейчас, насколько мне известно, проводится нечто типа конкурса, результаты которого может узнать лишь ректор вуза или проректор, который занимается этим вопросом через специальный кабинет на сайте министерства.
На стадии сбора материалов и заявок это понятно, но на стадии принятия решений общество должно быть информировано более широко. Конечно, внешне ничего страшного нет. Надо исправиться, и места дадут. Но, во-первых, где гарантии этого, как они сформулированы? Во-вторых, каковы критерии? И, в третьих, надо понимать, что в конкретном случае речь идет всего о 12 или 14 местах, и что их закрытие лишает части нагрузки работающих преподавателей. А в свете последних решений о приведении в соответствие количества преподавателей и нагрузки это может вести к сокращению преподавательских ставок. Так что это вовсе не безобидное временное решение. Оно может иметь долгосрочные последствия.
— Но ведь идет реформа и такого рода непопулярные решения неизбежны…
— Я не выступаю против реформы, хотя неоднократно говорил, что реформа образования, которая длится уже более двадцати лет, трансформируясь из реформы в процесс модернизации системы образования, на самом деле перерастает в свою противоположность.
Еще раз повторю. Необходима прозрачность при принятии решений. Необходимо обсуждение критериев принятия таких решений научным и преподавательским сообществом, которым затем необходимо будет работать в тех условиях, которые возникают в результате их принятия. Будет странным, если пострадавшими окажутся центры типа философского факультета РГГУ. Думаю, что даже наше профессиональное сообщество само могло бы назвать гораздо более слабые структуры, которые возникли в последнее время.
Ведь за годы реформы количество вузов и университетов в стране увеличилось от порядка 800-900 в СССР, до 3500 (с филиалами) в настоящее время. Сначала были пути для массового открытия, что деформировало всю систему образования и ее качество, а теперь мы пожинаем плоды этого.
Действительно, слабые вузы необходимо закрывать, понятно, что это непопулярная и трудная задача, но также понятно, что критерии оценки вузов должны быть многообразны, учитывать их специфику и, главное, они должны быть выработаны вместе с профессиональным сообществом.
Виктор Антонович Садовничий, наш ректор, как-то привел блестящий пример по ходу осенней дискуссии, когда был обнародован список неэффективных вузов. Дело в том, что изначально список критериев действительно отрабатывался, в том числе и ректорами вузов, он был достаточно большой и полный. Но министерство свело его к примерно десяти пунктам.
Ректор сказал, что можно делать фотографию с разрешением в 10 пикселей, а можно в 250 и гораздо выше. И мы понимаем, что эти фотографии будут значительно отличаться, на фотографии в 10 пикселей мы много не различим. Так вот, уменьшение числа критериев, их формальный характер, значительно искажает общую картину. Не случайно в тот список попало много гуманитарных вузов. Вуз нельзя оценивать по «десяти пикселям», потому что вузы разные – технические, гуманитарные и так далее. Та специфика, которая очень сильна в физике или математике, может быть гораздо ниже в философии или в гуманитарных науках. Необходим коэффициент специфики вузов, качества преподавателей, учёт тех личностей, которые работают в университетах, особенно в гуманитарной сфере, где знание носит принципиально личностный характер.
— Будете ли Вы предпринимать какие-то ответные шаги?
— Я только что подписал письмо на имя министра образования, которое собирались подписать также директор Института философии, академик А.А. Гуссейнов и декан философского факультета ВШЭ А.М. Руткевич. В этом письме мы просим пересмотреть данное решение, учитывая высокую репутацию философского факультета РГГУ. В данном случае мы предлагаем сделать некоторое исключение из уже установленных правил, понимая сложность принятия таких «исправлений» для министерства.
Представляется, что во многом само министерство попало в некую ловушку принятых критериев отбора и принятия решений. Думаю, что на данном этапе меньше всего это нужно самому министру Д. Ливанову. Или, если мы не правы, то нам, как и всему научному и преподавательскому сообществу, должны доказать нашу неправоту.
В России разрушена экспертная оценка принятия решений. Если бы меня спросили, может быть, я и сам бы назвал много структур, дающих некачественное образование. Ведь мы, профессиональное сообщество, лучше владеем ситуацией. Но принятие таких решений происходит по серьезно ограниченным формальным критериям.
Приведу лишь один пример. В 1990 году на философском факультете МГУ была создана легендарная кафедра истории и теории мировой культуры, на которой сразу начали работать такие выдающиеся ученые как В. В. Иванов, С.С. Аверинцев, М.Л. Гаспаров, А.Я. Гуревич, , Г.С. Кнабе и многие другие. Кстати, большинство из них работали также в РГГУ.
Так вот. Открою Вам страшную тайну. Если бы тогда существовали критерии эффективности, то подобную кафедру необходимо было бы сразу закрыть, а декана строго наказать за её открытие. И знаете почему? Потому что изначально все эти великие учёные работали в комнатушке не более пяти квадратных метров, переделанной из части лифтового холла (там даже сохранялась лифтовая грузовая шахта). Другого помещения для кафедры не было. Там с трудом умещался один стол.
Мы конечно затем нашли им хорошую аудиторию, преобразовав помещение парткома факультета, что само по себе символично. Но начиналось именно так. Однако, эти условия не мешали ученым собирать огромные аудитории студентов на свои лекции, что во многом способствовало в те времена сохранению философского факультета. Думаю, что можно привести десятки обратных примеров, когда шикарные, огромные и прекрасно оборудованные аудитории вовсе не гарантируют качество образования. Повторяю, в гуманитарной сфере важен учёт тех личностей, которые осуществляют процесс преподавания. То есть, нужна дифференцированная система критериев оценки, включая и содержательные параметры.
Чиновники это не могут понять в принципе, и вовсе не потому, что они плохие или хорошие люди. Они находятся вне системы, а значит неизбежно будут ориентироваться на выработанные формальные критерии. И эти критерии необходимы, но с корректировкой по качественным и содержательным компонентам.
Также понятно, что нельзя отдать оценку эффективности той или иной образовательной структуры только самим вузам, но скорректировать эти критерии с образовательным и научным сообществом просто необходимо. Возможно, это позволило бы отложить данное решение, или хотя бы ограничить его.
Кроме того, мы написали письмо директору департамента государственной политики в сфере высшего образования А.Б. Соболеву от имени Ассоциации философских факультетов — общественной организации, куда входят деканы всех философских факультетов страны. В письме мы в достаточно корректной форме выражаем озабоченность и просим пересмотреть данное решение в отношении РГГУ.
— Какова, на Ваш взгляд, будет реакция на обращения?
— Трудно сказать. Если рассуждать рационально, то министерство должно было бы прореагировать в данной ситуации хотя бы из чувства самосохранения, ибо не очень верится, что будут выслушаны аргументы. В этом отличие нынешней стадии работы министерства. Ведь начиналась реформа при В.М. Филиппове. Но у него удивительно демократичный стиль руководства. Он даже собирал совещания деканов Москвы и России в целом, всегда был готов выслушать наши аргументы. Нам не все тогда удавалось «пробить», но даже само это отношение позволяло сделать очень многое. Я уже не говорю, что в качестве главных экспертов у него всегда выступал Союз Ректоров, и многие вопросы преобразования принимались в результате коллективного обсуждения. Я сам это наблюдал, будучи тогда проректором по академической политике МГУ.
Постепенно этот стиль работы куда-то пропал. Частично это связано с тем, что министерство было укрупнено и стало министерством образования и науки, но исчезло самое главное – участие в принятии решений широкого экспертного сообщества. Понятно, что могут сказать в министерстве в ответ на наше обращение: «Таким образом теперь будут поддерживать всех, кого мы закрываем».
Если решения будут приниматься таким закрытым образом, то безусловно, это будет происходить именно так. А вот если будет налажен диалог с научным сообществом, то оно само способно делать предложения по совершенствованию и оптимизации системы. Повторяю еще раз, не знаю, что лежало в основе принятия данного решения, но прикрывать бюджетное образование на философском факультете где работают такие выдающиеся философы современности как В.А. Подорога или имеющий мировую известность в области феноменологии В.И. Молчанов, где функционирует прекрасная кафедра русской философии – это огромная ошибка. Принимающие решения должны просто задуматься, а не подталкивают ли они учёных такого уровня к резким шагам и действиям.
У меня самого к самому РГГУ сложное отношение. Ибо во многом он создавался как некий противовес МГУ. Ю.Н. Афанасьев, как ректор-основатель, добился тогда значительных преференций, позиционируя, в частности, за рубежом свой вуз как единственный современный центр гуманитарной подготовки. В РГГУ тогда перешли люди, в том числе и работающие и у нас, просто потому, что там больше платили. Это уже факт истории, но и проблема развития нашей страны, когда по своеобразным идеологическим соображениям некоторые вузы получают такие преференции, в том числе финансового плана.
Любопытно, что чаще всего это реализуется как некое противопоставление «консервативному» МГУ. Как мы видим, любые надуманные преференции имеют свойство заканчиваться. Об этом надо помнить. И тогда остаются профессиональные корпоративные отношения, которые и помогают нам, в конечном счете, выживать. Поэтому в данном случае я исхожу из профессионального чувства солидарности, а не потому, что там работают какие-то наши выпускники и коллеги. Я считаю, что для нашей страны подготовка философов в РГГУ необходима. Вот если бы меня спросили: «Как вы относитесь к филиалам РГГУ?», я бы очень сильно задумался о качестве проводимой там работы, но что касается базового философского и гуманитарного образования в РГГУ, я считаю, что оно находится на достаточно высоком уровне.
— А что сейчас происходит в МГУ? Может быть, и здесь уже пошло сокращение?
— На носу прием, уже прошли дни открытых дверей, а контрольные цифры я до вчерашнего дня не знал. Но вот, вчера получили письмо, что на факультет утвердили цифры прошлого года. Однако сам факт такого позднего обнародования данных симптоматичен и создает нервную ситуацию у абитуриентов, их родителей, которые не должны выбирать вуз в последний момент. Тем более, если вдруг окажется, как на философском факультете РГГУ, что бюджетных мест нет, а можно поступать лишь на платное.
Кстати, это еще одна проблема наших реформ. Сначала была деформирована вся система образования, когда более 80% школьников старались поступать в вузы и не всегда для получения образования как такового. Для примера, в Германии для записи в университет необходимо окончить гимназию и получить право такой записи в виде абитуры (отсюда и слово «абитуриент»), а гимназию завершают порядка 30% от числа всех школьников. А затем, чтобы адаптировать такое огромное количество, нам навязывают в качестве современного бренда идею о том, что платное образование доминирует во всем мире, что является мягко говоря, неправдой.
Европа, кроме Англии, Канада, почти вся Скандинавия имеют преимущественно бесплатное высшее образование. А там где вводится платное, оплата не высока, особенно по сравнению с московскими ценами. В Германии даже там, где было введено платное образование, постепенно большинство земель от него отказываются, осталось лишь две земли, где оно есть.
Была разрушена система послешкольного образования (техникумы, ПТУ), которая вбирала в себя выпускников школ, и качество некоторых техникумов было столь высоко, что там были приличные конкурсы. А такое огромное количество абитуриентов неизбежно связано с понижением среднего уровня высшего образования, как бы мы не декларировали его качество, и всё это на фоне ЕГЭ, который начисто разрушил систему мотивированности абитуриентов при выборе будущей специальности, превратив поступление в своеобразную лотерею.
— Так как быть с формальными критериями?
— Я повторю. Определённые формальные критерии должны присутствовать в каких-то рамочных формах. Это необходимо в любой управляемой системе. Но эти критерии должны серьёзно не назначенными кем-то экспертами, а профессиональным сообществом. И это самая большая беда нашей реформы образования, особенно на нынешней стадии. Это неприятно и потому, что реально власти страны по своим заявлениям и по финансовой поддержке что-то делают, но сбои происходят на уровне реализации высоких решений и пожеланий.
По поводу странностей принятия решений приведу пример трехгодичной давности. Я являюсь Председателем экспертной комиссии ВАК по философии, социологии и культурологии. Вдруг узнаю, и со мной это никто не обсуждал, что принято решение о снятии специальности «история философии» при защитах диссертации. В принятии этого решения, которое обсуждалось в РАН как потом выяснилось, не участвовали гуманитарии. Логика рассуждения ученых была понятна. История предмета, например, физики – это всего лишь часть данной науки и, скажем так, достаточно периферийная часть. Наука имеет векторную направленность развития, и последняя по времени теория является наиболее истинной по степени адекватности реальности.
С этими же критериями подошли к философии. Но ведь здесь-то все по иному. Философия – это вневременное смысловое пространство, где история и современность слиты. Платон может быть столь же современным, как упомянутые Подорога или Молчанов. Мы все, философы, ведем между собой этот вневременной диалог смыслов.
Короче, пришлось долго объяснять, что из философии нельзя выбросить именно историю философии. Можно любой другой предмет, в принципе, выбросить, потому что он сохранится в истории философии. Хорошо, что мы вовремя это заметили. Вот вам типичный пример некорректного принятия решения, вовсе не исходившего из какого-то злого умысла, а именно потому, что к решению вопроса не были привлечены профессиональные эксперты.
Кто эти эксперты, как их отбирать? Как принимать решения? Конечно не путём «демократической процедуры» голосования. Она имеет много пороков. Как известно, Сократ был осуждён весьма демократичным образом. Я против различного рода голосований, принятия решения большинством, особенно в науке или образовании. Это вовсе не повышает качество принятия решений. Нужно формировать экспертное сообщество и проводить гуманитарную экспертизу при принятии решений. Кто может быть членами такого сообщества? Это и институализированные формы (вузы, факультеты, институты), но при обязательном участии ЛИЧНОСТЕЙ, то есть индивидов, которым научное или образовательное сообщество доверяет. Доверяет их слову, интуиции и т.д. Это люди, которые могут заявить: «Да мы понимаем, что некая система не отвечает формальным критериям, но мы не можем только на основании этих критериев закрыть факультет, ибо он имеет мощнейшие традиции, научные школы и пр. И то, что он не может соответствовать данным критериям означает лишь одно: надо помочь восстановить это соответствие. Если конечно критерии нас удовлетворяют».
Нынешнее принятие решения пока выглядит абсурдным.
Беседовала Ирина Кислина