Ксения Кривошеина
Коли в последнее время мы так много говорим о русской эмиграции первой волны, не только о прекрасном художественном наследии, богословских трудах, сохранении православного духа вдали от родины, то продолжим рассказ о другом — о печальном. О том, как после исчезновения СССР эмиграция растерялась и стала распадаться.
Диаспора всегда жила спорами и несогласиями, порой в одной семье люди не могли договориться, кто-то был за РПЦ, или Архиепископию, а кто-то молился в храмах РПЦЗ. Сын был активным троцкистом, а отец монархистом.
Можно только представить, какие жаркие споры шли за столом. Но все эти разные люди ждали и надеялись, что вот кончится советская власть и они наконец увидят свет в конце туннеля, поедут в Россию, помолятся в храмах, поклонятся родным могилам…
Да, всё это случилось и мечты исполнились, даже более того, многие теперь живут и работают в России. О русской эмиграции написано сотни книг, сняты километры кинолент, всего не перечислить. Этот феномен получил истинно второе дыхание на родине, которое увенчалось открытием Фонда Солженицына «Русское Зарубежье».
А что же в местах изгнаний? Как развернулась жизнь в Париже, Лондоне, Риме?
Здесь неожиданно произошло обратное, то, чего никто не ждал. Быстрый обвал всех, устоявшихся за 75 лет, эмигрантских структур: храмов, ассоциаций, издательств, которые жили на энтузиазме, пожертвованиях и дотациях. Энтузиазм и пожертвования закончились – ушли в мир иной щедрые бессребреники.
Дотации от государств, главное от Америки, от католиков и частных организаций, прекратились. Внешний враг исчез, теперь помощь распределилась в пользу умирающей Африки, в поддержку католиков и православных в других точках мира. Не буду повторять уже сказанного и всем известного — Италия, Испания, Франция обрели новых прихожан из мигрантов. А русская Церковь вздохнула полной грудью и протянула руку своим братьям во всём мире. В 2007 году совершилось каноническое воссоединение с РПЦЗ.
Железный занавес исчез, и у многих эмигрантов, положивших свою жизнь «за дело», возникло чувство пустоты и ненужности.
Что делает богатый человек, который всю жизнь собирал, лелеял богатство и мечтал о том, что накопленное достанется потомкам? А если нет у него таковых, и внуки равнодушны к богатству? Внуки, и правда, не ходят в храмы, не читают книги в Тургеневской библиотеке, потому что не знают русского языка, не представляют себе что такое св.Сергиевский Богословский институт.
Дело не во внуках и правнуках, у них своя жизнь, а в том, что дома, храмы, библиотеки, архивы, кладбища, до боли нам всем знакомые по книгам, фильмам и конференциям – разваливаются на глазах. Умирают старики, умирает с ними достояние эмиграции. Это наша история, это их слёзы, их надежды на то «вот придёт время и…». А время шло, на Западе спонсоры не нашлись — помощь пришла из России. Для поддержания кладбища Сен-Женевьев-де-Буа русское правительство выделило 450 000 евро, для реставрации Казачьего музея под Парижем было подарено 100 000 евро.
Были и другие предложения безвозмездной помощи, но тут, совершенно неожиданно, всё застопорилось из-за странных амбиций. Эти «сопротивленцы» заявили: «лучше пусть всё летит в пропасть, мы умрём бедными под развалинами наших богатств, но брать деньги от постсоветской России мы не будем». Платить за содержание зданий им нечем, помощи ждать не от кого, молодым потомкам безразлично.
Такое безответственное отношение можно приравнять к преступлению против собственных предков, их памяти, небратскому пренебрежению к возрождающейся России.
Да, я уже слышу возмущённые возгласы, многажды нами слышанные: «ложь, клевета, наглое враньё, мерзкая пропаганда, лукавство…». Оставим эти слова на совести этих людей, не будем уподобляться ответному лаю, «который ветер носит».
«Ни себе ни людям», «обветшалая собака на сене» — это о поступках, которые никому, а главное, «им самим» не принесли пользы. Укрепилась разруха, бесхозяйственность, пассивность и глухое сопротивление.
Кто стоит у руля сознательного разрушения или просто нежелания созидать что-либо?
С поразительной настойчивостью они сделали все возможное, чтобы помешать доброму разговору Русской Церкви с Архиепископией, старательно, пропагандистскими кампаниями препятствовали реализации проектов по строительству Собора и Семинарии в Париже (тем, кто не знает — Свято Сергиевский Богословский институт никогда не был семинарией и не готовит священников).
Только если смотреть объективно, все равно неясно, зачем мешать успешной работе и вставлять палки в колёса. Ведь сами то еле-еле сводят концы с концами, отказываются от конструктивной и безвозмездной помощи, почему-то считая себя лидерами, заявляя и действуя от имени всей эмиграции.
Не буду писать о Ницце, всё уже сказано. Человек вдумчивый поймёт. Тех, кто вообще против всего и заодно с неумными «сопротивленцами» — убеждать бессмысленно.
Все разговоры «зачем строить в Париже, когда у нас в России развал» — это не серьёзно, оставим эту перепалку блогерам. Русская Империя строила всегда, и теперь, после исчезновения СССР, русский человек должен наконец преодолеть чувство замкнутости, почувствовать, что и в Палестине у него наконец есть возвращённое Сергиевское Подворье, и храм в Бари, и в Париже будет Собор, а не сарайчик, что в Лондоне он тоже приходит молиться в большой собор, как в Москве или Петербурге. Что же здесь плохого?
Приехав однажды в Фонд Русского Зарубежья в Москву, я с удивлением обнаружила, что стены этого замечательного центра украшены фресками сестры Иоанны Рейтлингер. А рядом табличка «Эти фрески были спасены в 2003 году Н.А. Струве из замка Монжерон, под Парижем». Как только появилась возможность, Н.Струве перевез фрески в Россию, разместив их в Библиотеке-фонде «Русское Зарубежье».
Для многих эмигрантов это «спасение» было новостью. Никто в эмиграции об этой конспиративной операции не знал, а потому лучше было бы посоветоваться с народом, ведь это не собственность самого профессора, так же как центр в Монжероне. Центр, о котором пойдёт рассказ ниже, является ещё одной болевой точкой обвала, неухоженности, бесхозяйственности, судов, долгов и глухого сопротивления Н.А. Струве пойти хоть на какой либо контакт с действительностью.
Да, конечно, слава Богу, что работы с.Иоанны спасены от костров парижских бомжей, спасибо Н.Струве, что он перевёз их в Москву, как и тысячи книг из подвалов Имки. Означает ли это, что философ понимает, что это достояние должно наполнять умы русских? Но тогда отсутствует логика поступков.
Почему, спасая гниющие стопки книг и осыпающиеся фрески (видимо сознавая, что всё идёт ко дну), нужно гордиться своей бедностью и мешать русским восстанавливать и выстраивать Ниццу, Париж, Монжерон и прочие места?
Так что же такое русский Монжерон с замком «Санлисская Мельница», с его историей зарождения, расцвета, упадка и чудесного возрождения?
Это место стало приютом для сирот в 1939 г., с православным храмом, построенным в 1957 г. в честь Святых Серафима Саровского и Сергея и Германа Валаамских, выполненным в Византийском стиле XII века архитектором Никитой Коваленко и с росписями о. Григоря Круга. В апсиде — фреска Пресвятой Троицы, замечательный иконостас.
После закрытия приюта в 1975 г. это место стало убежищем для диссиденского искусства. Ассоциация (основанная в 1934 г.) «Центр помощи русским беженцам во Франции» пригласила московского коллекционера Глейзэра с семей, которые временно проживали в Вене, предложив им кров и помещение для постоянной экспозиции русского нонконформисткого искусства.
Русский замок в Монжероне. Источник: aquaviva.ru
Однако вскоре Центр живописи вынужден был закрыться — из-за недостатка посетителей и не совсем адекватного поведения собирающихся там людей. К концу семидесятых Центр, как и многое в эмиграции, постепенно стал приходить в упадок, с 1978 до середины 1990-х Монжерон пустовал, а потом политические беженцы сменились на экономических из всех республик бывшего СССР. Всё пришло в страшное запустение: огромный сад с речкой зарос бурьяном, замок был поделён фанерными перегородками, за электричество и газ сквотеры, конечно, не платили, а храм этим басурманам был вовсе не нужен.
Церковь в Монжероне. Источник: aquaviva.ru
Церковь долгое время была закрыта, она безутешно искала своих молитвенников. Камнепад и гибнущая фреска с паутиной на иконах в Ниццком соборе — ничто по сравнению с тем, во что превратился Монжерон.
Так, некоторое время здесь находился сербский приход, который проводил свои Богослужения, но прекратил существование в 2003. Был короткий период, когда здесь служил отец Плакид из монастыря Св. Антония на юге Франции, подворья Великой Афонской Лавры. Но приход так и не сложился, людей не было.
С 2003 года в церкви окончательно прекратились богослужения. (Именно в этот период Н.А.Струве, являясь активным участником жизни Монжерона, поселяет там лиц без определённого места жительства и одновременно от них же спасает фрески с. Иоанны)
С 2005 г. стала образовываться приходская община из людей, живущих в окрестностях Монжерона. По их просьбе священники Корсунской епархии начали проводить регулярные Богослужения.
В настоящее время здесь более 100 постоянных прихожан. Это второй приход Московской Патриархарта во Франции. Во время празднования Пасхи в ночном Богослужении принимали участие более 240 человек.
Пасха в храме в Монжероне.
Каждый из прихожан помогает чем может. Как в 20-30 годы с. Иоанна Рейтлингер и монахиня Мария (Скобцова) обустраивали свои эмигранские храмы, собирали деньги, расписывали стены, так и эта новая волна постсоветских людей собственными руками отреставрировали храм, сшили облачения священникам, принесли утварь и мебель, провели электричество и починили водопровод.
Трапезная, которая примыкает к церкви, наполнилась жизнью. Здесь проходят встречи со священниками, катехизация, детские кружки и воскресная школа… Обо всём этом можно прочитать на сайте прихода (фотографии, свидетельства, история).
В храме в Монжероне.
В храме в Монжероне
Члены Ассоциации Монжерона говорят:
«Нам бы очень хотелось, чтобы по возможности всё это место служило нашему Господу Иисусу Христу, и мы, члены Ассоциации, пытаемся сделать в этом направлении всё возможное, чтобы, таким образом, исполнилась воля Господня.
Один из проектов, который кажется нам достойным, это стать Подворьем Соловецкого монастыря; идея эта была преподнесена нам священноначалием Корунской епархии Московского Патриархата.
В настоящий момент у нас немало затруднений, в основном финансового характера. Эти расходы составляют сейчас для нас сумму чуть менее трети общей стоимости всей недвижимости в её сегодняшнем состоянии.
Меньшая часть этих затрат требует немедленного погашения (земельный налог), большая часть может быть рассрочена на 5-10 лет. Мы полагаем возможным, что для Соловецкой обители было бы интересно иметь подворье возле Парижа, чтобы просвещать светом Христовым обмирщённую землю Франции.
Все условия нашего замка благоприятствуют созданию такого подворья: сложившийся приход, здания (нуждающиеся в неких реставрациях) для монастырских келий, трапезная с кухней, общий зал, окруженные парком, речка и даже островок, и всё это поблизости от Парижа (12 мин. пешком до вокзала, 14 мин. на электричке, и вы – в центре Парижа, на Лионском вокзале)».
Дело за малым, остаётся придать этому проекту начальный импульс. Может быть, возникнут и другие предложения?
Для тех кого этот проект действительно интересует, Ассоциация готова предоставить всю информацию: История Ассоциации « Центр помощи русским беженцам во Франции», история «Санлисской Мельницы», подробный исторический рассказ о русском «Детском доме», описание земельных угодий с планом, существующие проблемы, финансовые отчёты, жизнь храма св.Серафима Саровского и прочее.
Приходская жизнь в Монжероне. Источник: aquaviva.ru
Провидением Господнем и трудами верующих приход зажил. Этим новым, совсем не богатым русским эмигрантам, стало не безразлично дело первой основательницы Монжеронского детского приюта, Софьи Зерновой. Так же как и она, без гроша, с помощью добрых людей, сумела возделать этот русский уголок под Парижем в 1939 году, так и новая община в 2005 г., после долгих десятилетий запустения, приняла эту эстафету.
Реставрация храма в Монжероне.
Казалось бы, логично Н.А. Струве не только спасать фрески, увозя их в Москву, но и помочь прихожанам, которые живут рядом с ним? Почему верующие пишут письма в Россию, ища защиты и помощи у своих далёких братьев?
Маленькая деталь. До сих пор, к сожалению, Никита Алексеевич, пользуясь своим именем, выдаёт ордера для проживания в разрушающемся замке людям без документов, далёким от православия и делающим всё возможное, чтобы помешать восстановлению этого исторического места,. Также на правах поверенного он систематически возбуждает один судебный процесс за другим.
Остаётся помолиться пр. Чудотворцу Серафиму Саровскому и преподобной матери Марии (Скобцовой), канонизированной Архиепископией, защитнице обездоленных и бедных, попросить у них помощи и защиты общины Монжерона.
Ксения Кривошеина,
художник, литератор, общественный деятель, член основатель ОЛТР, Париж.
Читайте также:
Никита Струве и виртуальное православие
Эмигрантские споры вокруг русских храмов
Никита Струве о Солженицыне, об эмиграции, о судьбах России и Европы (+ АУДИО)