У меня в ленте фейсбука мелькают фотографии чернокожей девушки, которая выиграла конкурс красоты в Финляндии. Я вижу массу насмешливых комментариев, авторы которых находят это явление неуместным, странным, и свидетельствующем о глубоком упадке Европы. Бедную девушку находят чрезвычайно страшной, и получившей приз исключительно на почве с ума сошедшей политкорректности. Мол, финской красавице полагается быть белокурой — а тут совсем даже наоборот.
Что же, конкурсы красоты — сами по себе довольно спорное явление. Их можно упрекнуть в коммерциализации женской привлекательности, в навязывании стандартов красоты, под которые бедные женщины считают себя обязанными подгонять, и прочих грехах.
То, что в нашей сети вызывает насмешку и презрение победа чернокожей девушки — это проблема нашего интернета, где грубо расистские комментарии считаются нормальными.
Сетевые критики президента Обамы не упускают случая напомнить, что он — негр. И жена его негритянка. И дети его негритята. Что каким-то образом должно объяснять его действия. Можно вспомнить реакцию на бродвейский мюзикл по “Евгению Онегину”, где в роли Татьяны выступала чернокожая девушка, и другие подобные явления.
При этом в России (в отличие от, например, южных штатов США) нет традиции расизма, которую пришлось бы мучительно преодолевать. В России исчезающе мало чернокожих людей, и соответственно нет социальных конфликтов с их участием.
Причины расистских комментариев, видимо, другие. Первая, которую можно назвать — неуверенность в своей идентичности, желание отождествить себя с Европейской цивилизацией по самому простому признаку — цвету кожи. Мы — белые, как и коренные европейцы вообще. Тот факт, что в наши дни житель Европы может быть сколько угодно небелым, воспринимается как покушение на эту «белую» европейскую идентичность, которая воспринимается и как «наша» тоже. Расовая идентичность — сама дешевая форма идентичности. Она не требует ничего — ни языка, ни культуры, ни религии, только цвет кожи, с которым вы уже родились.
Большую роль тут играет восточноевропейский комплекс неполноценности — восприятие себя как «ненастоящих», «недоделанных» европейцев и желание обозначить себя, напротив, как горячих патриотов Европы.
Совершенно аналогичное явление можно видеть и у украинских националистов — только они «защищают» Европу от «орды» то есть русских, в то время как их русские аналоги очень переживают за Европу, погибающую от цветных мигрантов.
Сходство это неудивительно, поскольку восточноевропейский комплекс неполноценности в основе одинаков у тех и других — только проявляется по-разному.
Другая причина — и о ней заявляют прежде всего — это возмущение по поводу «идиотской западной политкорректности». Можно было бы сказать, что мы здесь в России от чего точно не страдаем — так это от политкорректности, так что непонятно, чего и переживать. Но люди переживают не за Россию, а за погибающую Европу, так что скажем нечто про политкорректность.
Политкорректность — это стремление преодолеть, прежде всего, в США, наследие веков расизма и притеснений, путем отказа от «языка презрения», в котором представители, различных групп людей, прежде всего, чернокожие, называются уничижительными кличками. Логика тут вполне ясна — если язык обозначает каких-то людей как стоящих уровнем ниже, не заслуживающих уважения, не вполне людей вообще, это утверждает и поддерживает практику несправедливости и притеснений. Поэтому такой уничижительный язык недопустим, общество (и, иногда, государство) оказывает давление с тем, чтобы прекратить его употребление.
Этот, сам по себе, понятный и оправданный подход, легко довести до абсурда — что нередко и происходит. Люди начинают требовать себе уже не справедливости, а преференций, на основании принадлежности к «угнетенному меньшинству», список оскорбительных слов и выражений постоянно увеличивается, призрак расизма, мизогинии и всяческой дискриминации обнаруживается решительно повсюду, общественные активисты назначают себя суровыми цензорами, которые определяют, кому что будет позволено (или не позволено) читать. Пока я писал это, явился еще один пример — ученики лондонской «Школы Ориентальных и Африканских исследований» потребовали удалить из программы обучения Платона и Канта, поскольку оба мыслителя были белыми.
“Борьба с расизмом” как и любая борьба, с чем бы то ни было, легко превращается в орудие власти и притеснения, когда все должны оправдываться и доказывать самозваной полиции нравов, что они не расисты, не мизогинисты, и не гомофобы, не биготы, не лайкали в ФБ кого-либо из перечисленных, не носили маек с мизогинными изображениями и так далее.
Отмечу еще раз, что у нас такие ужасы если и возможны, то только в исключительно узком кругу, к которому никто не обязан принадлежать.
Нас отнюдь не теснит тирания политкорректности, и болезненная реакция на нее — а вот назло полиции нравов буду расистом — выглядит странной.
Но такая реакция в любом случае выдает главную проблему — отсутствие личных позитивных убеждений и собственной идентичности. Человек, у которого есть свои убеждения, не действует кому-то назло — он действует исходя из своих внутренних представлений о должном, которые, в свою очередь, вытекают из его идентичности, его представлении о себе и своем месте в мире.
Европа — это христианская цивилизация. Бербер Августин Аврелий, вошедший в историю как блаженный Августин, европеец. Идентичность Европы определяется верой, провозглашающей, что человек создан по образу Божию. Верой, которая видит человеческий род единым — падшим в Адаме и искупленным во Христе.
Расизм есть отрицание христианской веры. У меня в ленте есть пара чернокожих православных священников — и я постоянно вижу фотографии их и их чернокожей паствы. Возможно ли поставить этих людей, крещенных в ту же веру, принадлежащих к тому же Телу Христову, совершающих ту же Евхаристию, на ступеньку ниже из-за цвета их кожи?
Каким бы это было кощунством — уничижать своих братьев во Христе, как будто свидетельства Святого Духа, который избрал их и приблизил, и сопричислил к Церкви Христовой, недостаточно, чтобы признать в них полноценных людей!
Как сказано в “Основах Социальной Концепции Русской Православной Церкви”, “Православной этике противоречит деление народов на лучшие и худшие, принижение какой-либо этнической или гражданской нации”.
То что в Финляндии живут иммигранты (и их потомки) с черной кожей, они считаются за своих, могут участвовать и побеждать в финских конкурсах — это говорит в пользу финского общества, в котором все люди считаются за людей, как и должно быть. В этом финское общество — каковы бы ни были другие его заблуждения или грехи — как раз следует христианскому наследию нашей цивилизации.