Протоиерей Игорь Прекуп. Фото: Станислав Мошков/rus.postimees.ee
Вот и закончил свою работу Критский Собор пожелавших в нем участвовать Автокефальных Церквей. Все проходит, прошло и это… Хотя, такое чувство, что миновал всего лишь какой-то начальный этап чего-то более масштабного и создающего новые проблемы в межправославных отношениях, причем на новом уровне сложности. И даже такое чувство, что ради выхода на этот уровень он и созывался с таким упорством, я бы даже сказал, с упрямством, но не детским, а очень таким, знаете ли, зрелым, продуманным по всем правилам тактики и стратегии.
Кстати говоря, это достаточно характерный для Константинополя стиль: долго присматриваться, рассчитывать все «за» и «против», а потом шаг вперед, забить колышек, и уже от этого колышка ни шагу назад. Подготовить укрепления по всей вогнутой линии соприкосновения, затем раз! – выровнять линию, и на голубом глазу заявить, «що так було». Мы это в Эстонии уже проходили в период 1993–2002 гг., пока пребывали без государственной регистрации, т.е. чуть ли не вне закона, точнее «в состоянии глубокого поражения в правах».
Перед тем, как попытаться хотя бы частично и бегло проанализировать итоговый документ Собора, хотелось бы отметить вот что. Мы, православные РПЦ, в меру своих запросов и мечт, в русле своих представлений о сущности христианства, в призме своих экклесиологических или церковно-исторических, и других богословских знаний, а также исходя из личного опыта церковной жизни, ну и святое – из того материала, которым нас «зацепило» в соцсетях – можем придерживаться самых разных взглядов, по-разному относиться и к Собору иже в Колимвари, и к структурам, подструктурам и персоналиям РПЦ, но… до чего же трудно оказалось нам, представителям разных взглядов не идти на поводу у своих симпатий и антипатий, и не настраиваться уже заранее, одобрять (аргументированно, конечно же ж!) высказывания и действия «своей» стороны («своей» вне зависимости от собственной юрисдикционной принадлежности), и, соответственно, не одобрять (так же аргументировано, а как же ж!) то же самое у «сопротивных», которые (тем более, если они представляют юрисдикцию, к которой мы принадлежим) «сопротивными» нам становятся в силу несогласия с теми, кого мы избрали во «свои».
Спешу заранее сказать, что моя личная позиция по обсуждаемому мероприятию формировалась по мере ознакомления с документами и в процессе отслеживания развития событий. Я помню, что одно время вообще не интересовался этой темой, а когда приступил к изучению, был настроен совершенно нейтрально. Поэтому обвинения в предвзятости просто не рассматриваю.
Безусловно, я не претендую на абсолютную объективность (все-таки, трудно быть Богом), и вполне отдаю себе отчет, что разбойническое поведение Константинопольской Патриархии, откликнувшейся в 90-е гг. прошлого века на стоны и хрипы «умученных от Москвы» так называемых «чад Эстонской Апостольско-Православной Церкви», поддержанных госчиновниками Эстонской Республики в их стремлении вырваться из удушающих объятий Матери-Церкви и припасть к иссохшей груди Церкви-Бабушки (это не мое, это термин активистов раскола), не могло не оставить в моем сердце пока еще так и не зажившей раны. Ну, а где рана, там боль, где боль, там страдание, а где страдание, там очень трудно сохранять беспристрастность…
Ой! А может, наоборот? Может именно страдание, испытание на собственной шкуре какого-то печального опыта как раз-таки помогает вникнуть в суть проблемы, а поверхностная отстраненность, выдаваемая за объективность, как раз-то и не дает понять и разобраться в сути происходящего, чтобы занять трезвую и справедливую позицию? О, это отдельная тема, не будем отвлекаться, но запомним.
Итак, я о том, что вполне понимаю многих из дорогих мне людей, у которых сердце кровью обливается по поводу проблем нашей церковной жизни, проблем, решение которых пока даже на горизонте не предвидится, а какие-то еще и усугубляются. Когда они, общаясь с христианами других Православных Церквей, обнаруживают отсутствие у них того, что у нас достало до невозможности очень многих активных клириков и мирян, вполне естественно, что проникаются иллюзиями по поводу «забугорных» церковных реалий в целом, ибо, как известно, «страшнее кошки зверя нет», и надеются, что спасение нашей церковной действительности состоит в максимальной открытости миру, хотя бы православному.
Ну, а если в этом привлекательном и обнадеживающем мире пытается рулить (к всеобщему церковному благу же ж!) Константинопольский Патриарх, по анахроничному недоразумению именуемый «Вселенским», несмотря на то, что «Вселенная» («ойкумена» – цивилизация Восточной Римской Империи) уж более полтысячелетия, как исчезла с политической карты мира, так и ладно, давайте его поддержим, он же не о себе, он о Церкви радеет, о ее единстве!
Я бы еще понял, если бы в заявлениях соборных спикеров не было все шито белыми нитками… И ведь мы уже на эти грабли наступали в советском прошлом, когда по тому же самому принципу весьма избирательно фильтровали информацию о жизни в капстранах. Избирательно в пику советской пропаганде (да-да, лживой; да-да, надо было противостоять попыткам превратить нас в homo soveticus-ов, согласен, и все же надо было тогда внимательней прислушиваться хотя бы к тем тревожным «звоночкам», которые поступали от тамошних аборигенов о серьезных, присущих обществу потребления, проблемах): все, что совпадало со всякими страшилками о том, «как страшно жить» в странах империализма, нами автоматически отметалось.
Пора бы уже усвоить урок, что не всё, исходящее из отечественного официального источника, – обязательно вранье и манипуляция, как и не все, что декларируется с другого берега – свежий воздух свободы и надежды. Умение критично относиться к страницам родной церковной истории не должно оборачиваться одобрением беззакония, через века прилетевшего хотя бы и в «ответку». Беззаконие беззаконием не исправляется, а поддерживая беззаконие, прикрывающееся прецедентом или восстановлением справедливости, болтовней об интересах Церкви (Вселенской или Поместной – это уже как, когда и с кем, в зависимости от целей и сферы интересов) и пр., мы поддерживаем беззаконие как таковое. Не думаю, что это богоугодное дело.
Однако вернемся к нашим баранам, т.е. к «Посланию Собора Православной Церкви православным людям и каждому человеку доброй воли» (далее – Послание). Вот бы, кто еще объяснил, что следует понимать под «православными людьми» и «каждым человеком доброй воли»; интересно, что православным – «всем», а тем, кто «доброй воли» – каждому. Я не придираюсь. Это издержки многолетней работы с чудесатыми сочинениями моих старшеклассников, которые мне напоминают некоторые документы Собора. Дело в том, что в любом сочинении (тем более, в официальном документе столь высокого уровня) тот или иной речевой оборот должен быть оправдан в смысловом отношении, а не одним только желанием стилистически разнообразить составляемую фразу.
Кстати, заранее прошу прощения, но, поскольку по-английски я не читаю, то не могу ознакомиться с оригиналом, и допускаю, что ряд недостатков текста рассматриваемого документа связан с «трудностями перевода», но не взыщите, если высказанная мною критика из-за этого окажется не по делу.
Итак.
Соборяне начинают свое Послание благодарением Богу за то, что Он благоволил им
«завершить в единодушии работу Святого и Великого Православного Собора, созванного Вселенским Патриархом Киром Варфоломеем в единомыслии с Предстоятелями Поместных Православных Автокефальных Церквей».
Благодарение Богу возносить – дело святое, но лгать, совершая святое дело – кощунство. Тут весь вопрос в том, где ставить запятую. Если в русском тексте все правильно, и после имени Константинопольского Патриарха не должно быть запятой (если что, претензии – к переводчику), тогда получается, что православные люди и каждый человек доброй воли вводятся в заблуждение: Послание начинается с утверждения, что Собор был созван Патриархом Варфоломеем в единомыслии со всеми главами Поместных Церквей, а этого единомыслия, в т.ч. по поводу созыва Собора, не было на Собрании Предстоятелей Православных Церквей, состоявшемся в Шамбези 21–28 января 2016 г., и уже поэтому Патриарх Варфоломей не имел права созывать Собор, не говоря уже о том, что поближе к Собору четыре крупные Автокефальные Церкви, чей епископат вместе взятый, если не ошибаюсь, составляет большинство во вселенском Православии, решили не участвовать в Критском Соборе в намеченные сроки, не отказываясь при этом принципиально от участия в Соборе, а наоборот, настойчиво предлагая лишь отложить его, чтобы получше к нему подготовиться, устранив препятствия для достижения консенсуса. Так что, если перевод правильный, то, получается, канонический документ начинается со лжи…
Поехали дальше.
«Основой наших богословских обсуждений была уверенность в том, что Церковь не живёт для себя. Она несёт свидетельство Евангелия благодати и истины, и предлагает всему миру дары Божии: любовь, мир, справедливость, примирение, силу Креста и Воскресения и чаяние вечности».
Я опять чего-то не понимаю. По своей наивности до сих пор полагаю, что основой любых «богословских обсуждений» должно быть Божественное Откровение, сохраняемое в формах Священных Писания и Предания. Видимо, я все еще не вырос из «семинарских штанишек». И паки простите меня, «невежду в законе»… а для кого Церковь живет, если не для себя? Церковь – богочеловеческий организм, тело Христово, в котором все ориентировано на спасение его членов, на их жизнь в Боге, на обожение. Кому это надо? Богу? – Он вседоволен и ни в чем, и ни в ком не нуждается. Для кого живет Церковь – это Царство Божие на земле?
Не надо гипертрофировать апостоличность. Да, Церковь обращена к миру, призывая его к покаянию и спасению, как это было во времена Ноя до того момента, когда все поверившие ему (а круг этот в тогдашнем человечестве ограничился его многопоколенной семьей, и если бы не послушание, принятое в патриархальной семье, тоже еще неизвестно, кто бы спасся) вошли в ковчег, и дверь его затворилась. Но живет-то Церковь не ради миссии, во всяком случае, не ради нее в первую очередь.
Что Церковь свидетельствует миру «Евангелие благодати и истины», кто ж спорит, но вот дальше говорится, что она «предлагает всему миру дары Божии». И тут, мне думается, допущена секуляристская «оговорка по Фрейду»: Церковь не мечет бисер перед «всем миром», она не искушает тех, кто просто не в состоянии, на определенном этапе своего духовного развития, достойно принять эти дары. Она проповедует спасение, и призывает приобщиться к этим дарам, уверовав и крестившись (Мк. 16; 16), а не устраивает их раздачу как гуманитарную помощь среди африканских кочевников.
Что касается перечисленных даров Божиих, то и тут я чего-то не понимаю… Чем составителям Послания не угодили канонические перечни даров Божиих в Новом Завете, что они перечисляют наряду с «любовью, миром, силой Креста и Воскресения и чаянием вечности» такие ценности, как «справедливость» и «примирение», которых нам Господь не обещал, напротив предупредил, что «не мир, но меч» и разделение Он принес (Мф. 10; 28–39). Не потому, разумеется, что это Ему угодно, а потому, что мир Его ненавидит, значит, будет ненавидеть и учеников Его (Ин. 15; 18–21). Не от Него разделение, но на почве принципиально разного отношения людей к Нему и с Ним.
И почему же тогда не упомянуты дары слова мудрости и знания, а так же веры, исцеления, чудотворения, пророчества, различения духов, разных языков, истолкования языков (1 Кор. 12; 8–10), перечисленных Апостолом? Зато упомянута весьма сомнительная справедливость, которая как дар Божий ни в Священном Писании, ни у Отцов нигде не фигурирует. Есть такая добродетель, но это добродетель естественная, и как таковая она тоже дар Божий, вложенный в нашу природу при сотворении, но в христианском благовестии, в отличие от обыденной речи, естественную одаренность не принято называть «даром Божиим», чтобы не вносить путаницы. Тем более, что земная справедливость – это вовсе не то, что принес нам Господь. Если бы Он принес нам справедливость, от нас мокрого места бы не осталось. Он принес не справедливость, а милость, которая «превозносится над судом» (Иак. 2; 13).
Прп. Исаак Сирин крайне категорично отвергает обыденное представление о справедливости в применении к Богу: «Не называй Бога правосудным, – настаивает он, – ибо правосудие Его не познается на твоих делах. Хотя Давид именует Его правосудным и справедливым, но Сын Его открыл нам, что паче Он благ и благостен. <…> Где же правосудие Божие? В том, что мы грешники, а Христос за нас умер?»
Что-то не так в корне с этой соборной формулировкой. Уж больно она отдает каким-то душком той самой «дружбы с миром», которая есть «вражда против Бога» (Иак. 4; 4), несовместимая с той любовью, которою «так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3; 16).
«Верная последовательной апостольской традиции и таинственному опыту, Православная Церковь является подлинным преемником Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, каковая исповедуется в Символе веры и подтверждается в учении Отцов Церкви».
Я, конечно, прошу прощения, что повторяюсь, но, что делать, если я опять ничего не понимаю?.. О каком таком «преемстве» речь? Православная Церковь – это та самая Единая Святая Соборная и Апостольская Церковь, учрежденная Господом, или не вполне она, а ее «преемница», как бывает, когда, например, уставная деятельность юридического лица прерывается, или оно разделяется, а потом учреждается структура, воссоздающая этот субъект, принимающая на себя его права и обязательства, или одна из частей признается правопреемником разделившегося субъекта права? Что это? Бред, безграмотность или сознательное искажение экклесиологии? Или опять «трудности перевода»? Или, может, это как-то связано с признанием раскола между Западной и Восточной Церквами, как разделения некогда Единой Церкви с сохранением правопреемства за обеими Церквами-Сестрами? Простите, мою тупость, но я никак не могу понять, что подразумевает упомянутое «преемство». Кто мне разъяснит?
Или вот:
«Каждая Поместная церковь, где совершается Евхаристия, являет собой присутствие в данном месте и выражение Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви».
А почему только Поместная? А епархия, как первичная форма местной Церкви не выражает полноту Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви? Даже в одном-единственном приходе во время совершения Литургии Церковь является во всей своей соборной полноте. Или то, что мы выкладываем на дискосе – так, детские игрушки?..
«В православной диаспоре в различных странах мира было решено продолжить работу Епископских собраний до тех пор, когда станет возможным применение канонической акривии».
Так-так-так… А вот с этого места, пожалуйста, поподробней! На сегодняшний день упомянутые собрания управляются архиереями Константинопольского Патриархата. И это, получается, икономия. Что же тогда понимается под «акривией»? Уж не учреждение ли Автономных Церквей в составе Константинопольского Патриархата, а пока пусть привыкают? Возможно, имеется в виду что-то другое, так поясните хоть в двух словах, а то ведь «мужики-то не знают»!
«Во время своей работы Святой и Великий Собор подчеркнул важность собраний Предстоятелей, которые уже состоялись, и сформулировал предложение учредить Святой и Великий Собор в качестве регулярно действующего Института».
Вот! Чуяло мое сердце, что Константинополь готовит какой-то маневр, чтобы продвинуться чуток в своих неопапистских притязаниях и «забить колышек». Только я, опять же, ну, простите, не понял, что значит «сформулировал предложение, учредить»? Сформулировать сформулировал, а приниматься это решение, кем будет и на каких основаниях? Или сформулировал, и оно, будучи принято «по умолчанию», автоматически легло в основу преобразования этого мероприятия в «регулярно действующий Институт»? Прекрасно! 5 баллов! Раз! – и учредил общецерковный орган управления во главе с собой. И вроде, как по-прежнему, «первый среди равных», но как бессменный председатель руководящего органа, да еще при отработанных (в т.ч. и на этом Соборе) механизмах проталкивания своих решений – это уже реальное первенство власти. Что, происходит, в самом деле, узурпация власти, или мне показалось? Успокойте, утешьте меня, убедите, что это совсем не то, что я подумал!
«Мы обращаемся главным образом к сильным мира сего, дабы они способствовали воцарению мира и справедливости на родине беженцев. Мы призываем политические власти, граждан и православных верующих стран, в которых находят пристанище униженные беженцы, продолжать предоставлять им помощь как из собственных избытков, так и из последних средств».
Призыв архиереев, собравшихся на Крите, обращенный к православным, живущим в странах, наводненных беженцами, делиться с ними последним – поистине крут! (Особенно, если учитывать, что далеко не все – беженцы и далеко не все – из Сирии, что многие из них ведут себя как захватчики…) Да, что-то в этом архипастырском призыве есть такое… вдохновляющее, исконно-христианское, древнее, от тех времен, когда во время чумы христиане ухаживали за язычниками, порой даже согревая их своими телами, и, конечно же, заболевали и умирали… Только почему же мне вспоминается маляр из фильма «Мимино», говорящий своему нервному заказчику: «Тогда сам подбирай колор, и сам крась!», почему?
«Современная секуляризация ставит своей целью отчуждение человека от Христа и духовного влияния Церкви, неоправданно отождествляя ее с консерватизмом. Однако западная цивилизация несёт неизгладимый отпечаток непреходящего вклада христианства».
Ну, насколько неизгладимый, это еще время, Бог даст, покажет. Пока что делается очень многое, чтобы все-таки изгладить. И делается не только извне Церкви. Смущает, однако, другое: чего это соборяне так открещиваются от консерватизма? Конечно, Православие к нему не сводится, но оно – изначально консервативное течение в христианстве, как сохраняющее в полноте и неповрежденности Апостольское предание. Что плохого в здоровом консерватизме? Может, не стыдиться его надо, а освобождать от мертвящих чуждых примесей, и разъяснять всем (и верным, и «внешним»), в чем его сущность и органическая неотъемлемость в Православии?
«В своём современном подходе к браку Православная Церковь считает нерушимым союз мужчины и женщины в любви, «тайну великую… по отношению ко Христу и к Церкви». Подобным образом она называет семью «малой Церковью». Проистекая из брака, семья является единственной гарантией воспитания детей».
Во-первых, сразу встает вопрос: «А если в союзе больше нет любви? Тогда он что, перестает быть нерушимым?» А семья, где брак не освящен по тем или иным причинам? Она тоже «малая Церковь»? Или она и не семья вовсе? Неужели так трудно ясно формулировать мысль, чтобы всегда было понятно, когда говорится о семье христианской, а когда о светской, хотя бы в браке состояли оба православные по факту крещения? Ну, вот, например, если одна сторона православная и воцерковленная, а другая крещеная, но или неверующая, или придерживается каких-нибудь заблуждений несовместимых не то, что с Православием, но и вообще с христианством? Тоже венчать, тоже «малая Церковь»?
Во-вторых, что значат слова: «семья является единственной гарантией воспитания детей»? А если родители алкоголики или наркоманы, их семья тоже является «единственной гарантией воспитания детей»? Какое воспитание они могут гарантировать, если за дозу они скоро начнут сдавать своих детей в эксплуатацию, в т.ч. и сексуальную? Или в тексте подразумевается здоровая семья? Ну, так не поленитесь вписать одно слово, а то ведь можно понять и так, и эдак. У нас ведь последнее время модно стало абсолютизировать традиционные ценности.
Документ не должен предоставлять пространство для двусмысленного толкования. Никто и ничто не может быть «гарантией воспитания». Родная семья – не гарантия, а естественная и приоритетная среда для полноценного воспитания личности.
«…Основополагающим правом является защита религиозной свободы, которая включает свободу совести, веры, отправления культа, как и все выражения религиозной свободы, будь то в личном или общественном порядке, как и право каждого верующего практиковать свободно, без вмешательства со стороны государства, исполнение своих религиозных обязанностей, публичное преподавание религии и условия функционирования религиозных общин».
Опять «оговорка по Фрейду». Основополагающим правом является не «защита религиозной свободы, которая включает…», а сама свобода совести, свобода верить или не верить, свобода исповедовать веру по правилам, принятым в своей среде, свободно от каких-либо изменчивых правовых стандартов (и в частности, от пресловутых антидискриминационных законов) – право исповедовать свою веру, не нуждаясь в защите этого права, а потом уже только право на его защиту.