Подготовку к Великому Посту мы начинаем с Недели мытаря и фарисея. Мы знаем, что быть фарисеем – это плохо и никого так Христос не обличал, как фарисеев. Фарисей – символ человека, который поражён грехом лицемерия.
У каждого греха, у каждой страсти есть противоположность. У скупости, жадности – щедрость, у распущенности – целомудрие, у чревоугодия – воздержание в пище. Когда мы говорим о какой-то страсти, о каком-то грехе, понимаем, что должны исцелиться от первого и приобрести второе.
В Евангелии нет прямого названия добродетели, которая была бы противоположна фарисейскому лицемерию.
Тем не менее, она везде Христом подразумевается. И если мы будем искать наиболее адекватное название для неё в русском современном языке, то обязательно применим слово «искренность».
Фарисей – это человек, который не искренен перед Богом и перед людьми. Получается, что все обличения Христа против фарисейства – это неизбежно похвала искренности.
К сожалению, очень часто мы вообще не считаем её добродетелью, забывая, что неискренний христианин – человек, который порочит свою веру. Любое проявление неискренности, лицемерия в верующем человеке отталкивает от Церкви того, кто ищет Христа.
Особенно отвратительно, когда это встречается в духовенстве, в нас, в священниках. Я помню себя подростком и то, каким болезненным было для меня любое проявление неискренности со стороны священников. Причем часто неискренностью мне казалась излишняя витиеватость проповеди, может быть, воспринятая как особый стиль во время учёбы в семинарии.
Мне кажется, что сейчас христиане – и священники и миряне – должны быть не просто искренни, а предельно искренни перед любым неверующим человеком. Чтобы не было никакого двойного дна. Только так можно построить свои отношения с Богом, только так показать неверующему человеку Христа.
Если я неискренен с человеком, я автоматически буду неискренен с Богом. Это нельзя разорвать, так же, как нельзя разорвать любовь к Богу и её проявление в любви к человеку.
Мне кажется, каждый может поставить себе задачу Великим постом – быть предельно искренним, говорить только то, что думаешь. Не хочешь что-то говорить – лучше молчать.
Может быть – это покажется непростым делом, кого-то даже обескуражит, но точно приблизит нас ко Христу.
В семье моей жены был старший знакомый, который еще до перестройки эмигрировал в США. Он был прекрасным математиком и устроился в огромное машинописное бюро чинить электронные пишущие машинки и первые компьютеры.
Будучи абсолютно искренним человеком, на вопрос «Как дела?», который на самом деле и не является вопросом, не говорил «ОК», а спокойно, не ноя, рассказывал, как же на самом деле обстоят его дела. Первое время от него все шарахались: такое поведение казалось непривычным, неправильным, выглядело уклонением от некой социальной роли, которую должен выполнят каждый.
Постепенно женщины, работающие в этом машинописном бюро, стали искать возможность отозвать знакомого в сторону и просто с ним поговорить о насущном, о том, что болит. «У меня муж пьет», «У меня с детьми проблемы», – делились машинистки.
Когда знакомый переезжал в другой город, потому что нашел другую, более интересную работу, несколько десятков машинисток просили его остаться, даже ходили к руководству, говоря, что такому сотруднику нужно поднять зарплату…
Только искренность расположила к нему в чужой стране такое количество чужих людей, настолько, что они были готовы прийти и открыть ему свое сердце. По искреннему, тёплому отношению тоскует каждый человек.
Абсолютно противоположен лицемерию ребёнок. О чём он думает, то и написано у него на лице, об этом он и говорит. В этом, наверное, и нужно выполнять слова Христа «Будьте как дети» (Мф. 18:3).
Так что, начиная Великий Пост, важно понять для себя, что искренность – великая добродетель, и попытаться взрастить её в себе.
Искренность – неискренность: как разобраться?
Бывает, человеку кажется, что он искренен в данную секунду, но на самом деле он транслирует совсем не то, что чувствует. Себя проверить очень просто, прислушавшись, то ли ты говорил, что думаешь или говорил то, что, на твой взгляд, «надо» говорить.
Нас окружает такой холодный, бесчеловечный мир, поэтому так важны искренние люди рядом с нами.
Интересно, что в церковнославянском языке «ближний» часто переводится словом «искренний». То есть ближний тебе тот человек, с которым можно искренне разговаривать.
Если распространить дальше размышление о притче о милосердном самарянине, то получается – тот человек, которому ты готов оказать любовь и быть с ним искренним, становится твоим ближним.
Чтобы понять, искренен ли ты всей своей жизни или выдаешь за искренность благочестивую картинку, за которой нет реальной любви к ближним, нужно внимательно читать молитвы. В вечерних молитвах, в молитве Иоанна Златоуста есть просьба к Господу: «Дай мне помысел исповедования грехов моих», а Великим постом говорим: «Дай мне зрети мои прегрешения».
То есть мы говорим: «Господи, я знаю, что болен, но почти не знаю моего диагноза. Открой мне его, пожалуйста, чтоб я знал, над чем должен работать». Если мы действительно просим об этом, Господь действительно посылает такую ситуацию или человека, которые обозначают нам какую-то скрытую в нас страсть, грех, с которым Бог не хочет соглашаться.
Только не нужно путать искренность с желанием «резать правду-матку», не обращая внимания на чувства других людей. Христианская искренность всегда соединена с любовью. Искренний человек не будет ранить другого.
Святые чётко понимали степень критики, с которой можно обратиться к человеку. Например, у преподобных Варсонофия и Иоанна есть глубокая мысль о том, что важно понимать: ты скажешь человеку, в чем он не прав, в чем он грешен, но сможет он это понести или нет. То есть одному можно что-то сказать в такой мере, а другому – нельзя. Каждому можно сказать столько, сколько он выдержит, не впадая в уныние.
Именно так поступает Бог, не открывает человеку сразу всех его грехов, чтобы он не впал в отчаяние. Поскольку грехи открываются постепенно, то и получается, что человек через какое-то время, проведённое в Церкви, видит себя значительно худшим, чем он видел себя до воцерковления. И не потому, что он стал хуже, просто Бог ему открыл про него самого гораздо больше, чем раньше.