Версии XVII века
Легенды об основании города существовали всегда, но не все они записывались, а потому многое до нашего времени не дошло.
По-видимому, впервые история основания столицы массово заинтересовала книжников ещё в XVII столетия, ибо в это время о «начале Москвы» возникает аж четыре самостоятельные повести.
Впрочем, «заинтересовала история» — это громко сказано. Древнерусские книжники в то время всё ещё оставались людьми средневековыми, а потому красивые сюжеты, ещё лучше – сюжеты с назиданием, они ценили гораздо больше исторических фактов. И всё это совершенно не мешало им создавать сочинения, как говорится, «на злобу дня».
Началась борьба за московские угодия между патриархом Никоном и Крутицким митрополитом – тут же возникает «Сказание о Крутицкой епископии». Москву там основывает в начале XIII века какой-то легендарный «князь Даниил Иванович», но зато по ходу два отшельника ему подробно объясняют, что Крутицы – это дом Божий, место для епископской резиденции, а потому ставить там княжеский двор нельзя. Как видим, эта история совсем фантастична.
Не меньшая фантастика – и летописная запись об основании Москвы князем Олегом. Правда, таким образом основание города книжнику удаётся отодвинуть аж на начало X столетия. В заочном соперничестве с Киевом и Владимиром, которые начали масштабно застраиваться много позже, это первенство было совсем не лишним. Но всё же фантазия автора как-то не в меру разгулялась – Вещего Олега в московских местах уж точно не бывало.
Ещё две повести хоть и были написаны более основательно, и относят основание города одна к XIII, а другая к XII столетию, однако ж интересовала сочинителей явно не Москва.
«Сказание об убиении Даниила Суздальского» — это такой древнерусский детектив: неверная жена крутит роман аж с двумя княжескими служками, которые убивают её праведного супруга. Его брат приходит покарать преступников – и напоследок зачем-то основывает город.
В «Повести о зачале Москвы» тот же сюжет приведён хоть в какое-то соответствие с сообщениями летописей. И Москву здесь основывает Юрий Долгорукий, и Кучковичи убивают не Даниила Суздальского, а Андрея Боголюбского.
Но, похоже, что сочинителя опять интересуют не исторические подробности, а красивый образ. Перед тем, как основать город, князь Юрий Владимирович поднимается на гору и смотрит вокруг. Совсем как апостол Андрей в «Повести временных лет», предсказавший основание Киева.
Нет, похоже в древних повестях достоверных сведений об основании города мы не найдём. Обратимся лучше к летописям.
Расцвет Кремля. Всехсвятский мост и Кремль в конце XVII века. 1922, бумага на картоне, уголь, акварель, карандаш
1147 и 1156?
Любой москвич знает, что возраст города считается сейчас от первого упоминания Москвы в летописи.
Действительно, составитель Киевской летописи, позже вошедшей в состав более крупного свода – Ипатьевского, под 1147 годом упоминает в своём повествование такое обращение Юрия Долгорукого к его союзнику Святославу Ольговичу: «Приди ко мне, брате, въ Московъ».
Но что именно к тому времени представлял из себя упомянутый здесь «Москов», учёные сказать затрудняются. Был ли это город или, как полагают некоторые, просто земельное владение, своеобразная княжеская «дача», почему-либо выбранная местом встречи? Непонятно и где именно на территории нынешнего города она находилась.
Данные археологии свидетельствуют: деревянная крепость на Боровицком холме была поставлена лишь в середине 1150-х годов. При раскопках, предшествовавших строительству нынешнего торгового центра «Охотный ряд» археологи вновь получили возможность исследовать её остатки.
Что же до более ранних построек в этих местах – изучить их более точно мешает плохая сохранность древнего археологического слоя. Отдельные элементы вроде бы позволяют говорить о том, что крепость стояла здесь ещё с конца XI столетия, но её стены до сих пор не найдены. А нет стен – нет и города.
Впрочем, может быть, часть проблемы кроется в том, насколько сложно в принципе проводить раскопки на территории Кремля.
Но и на этом сюрпризы не заканчиваются.
Январь, апрель или сентябрь?
Ещё одна проблема московских торжеств заключается том, что они… никак не могут состояться вовремя.
И правда, упомянутая выше запись Ипатьевской летописи датирована четвёртым апреля, но праздник мы уже много лет празднуем в сентябре. Однако и так было не всегда.
Впервые вопрос о необходимости юбилейных торжеств возник в 1846 году – накануне московского семисотлетия. Немного подискутировав о конкретной дате, праздненства тогда предварительно назначили на весну, и даже расписали их трёхдневную программу – с молебнами, заседанием в Московском университете, балом у генерал-губернатора и народными гуляниями.
Однако вечером 31 декабря 1846 года последовал неожиданный приказ Николая I: провести торжества… на следующий день. Понятно, что в такой спешке праздник прошёл по значительно усечённой программе.
В следующий раз вопрос о юбилее был поднят в связи с московским восьмисотлетием. Проведённые с большим размахом торжества должны были поднять дух москвичей, значительно упавший за полтора послевоенных года.
Но 1946 год был неурожайным, и на фоне существовавшей тогда карточной системы праздник весенний весьма напоминал бы «пир во время чумы». В итоге Сталин распорядился: торжества перенести на осень.
Важной частью юбилейных торжеств стали выпуск памятной медали «В честь 800-летия Москвы» и открытие памятника Юрию Долгорукому на Тверской улице. Правда, карточки тогда отменили только в декабре.
Следующий юбилей – в 1997 году – проводили осенью уже по традиции, и с тех пор празднества стали ежегодными. Более того, по примеру столицы, собственными «днями рождения» обзавелись многие российские города. Большая часть этих праздников также назначена на осень.
Вот такой он, московский «день рождения» — несвоевременный праздник. Впрочем, так ли это важно?
