Я совершенно согласен с мнением Сергея Худиева: та оценка Русской Православной Церкви, которую мы слышим от Владимира Познера, да и от многих других ее критиков, основана не на фактах, а на эмоциях – а чужим эмоциям не прикажешь, их никакими фактами не переубедишь.
Если попадется порядочный и умный православный, это исключение, это он еще не разобрался, а если тупой и агрессивный – вот все они такие. Ведь православие вообще – это косность, невежество, грубость, это трагическая ошибка России, примерно так рассуждают они.
Один из героев Исаака Бабеля говорил примерно так же: «Зачем Господь поселил евреев в России, чтобы они мучились здесь, как в аду? И разве не было бы лучше, если бы он поселил их в Швейцарии, где их окружали бы первоклассные озёра, гористый воздух, и сплошные французы?»
В том-то и штука, справедливо рассуждает Худиев, что без православия это была бы уже какая-то совершенно другая страна, а не Россия. Вздыхать, что она не Швейцария, что у нее другая история, культура и экономика, что нет озер и сплошных французов, просто глупо.
Непонятно, кому предъявлять счет, если никто озер с французами нам и не обещал. А главное, что за такими вздохами нетрудно будет проглядеть то хорошее, что у нас всё-таки есть…
Но я боюсь, что и мы зачастую уподобляемся в этом сторонникам Владимира Познера. Если они отождествляют православие с текущей ситуацией внутри нашей Церкви, то и церковные апологеты делают примерно то же самое. Если противники видят в русском православии только плохое, то сторонники видят только хорошее.
В результате апология христианства и евангельская миссия как-то незаметно начинают отождествляться с пиаром – разъяснением и популяризацией текущей позиции начальства по ключевым для него вопросам. Более того, именно это и называется многими самой главной задачей «православной журналистики».
Это очень важная задача, спору нет, но это не журналистика и не апологетика, а официальная пропаганда. Я употребляю это выражение безо всякого пренебрежительного отношения: всякая серьезная организация нуждается в том, чтобы позиция ее руководства была грамотно и своевременно разъяснена окружающим, и чтобы нападки противников получили отпор. Но это земное, слишком земное занятие…
И потенциально довольно опасное. Взять, к примеру, любой межнациональный конфликт: с двух сторон будут говорить практически одно и то же. Наш народ всегда прав, он всегда выступает жертвой этих коварных и жадных соседей, они его унижают и притесняют, но теперь мы встали с колен, мы постоим за себя, ведь мы-то воины добра и света…
И с другой стороны звучит ровно то же самое, только приводятся другие факты, иначе реконструируется история. А что на выходе? Вражда и порой кровь, причем такая вражда, которая объявляется вековечной и священной. Это уже не просто конфликт, который может быть разрешен путем переговоров и взаимных уступок, это священная война до победного конца.
Конечно, во всем этом обычно очень много пустозвонства и хвастовства – но с чего-то ведь начинаются и войны. Двух соседей не так-то просто заставить взяться за оружие и начать убивать друг друга, тут должна быть очень серьезная причина.
Лучше всего – освященная некими высшими авторитетами: религией или демократией, национальными интересами или гуманистическими принципами, свободой или порядком. Чем-то таким, ради чего и через кровь можно переступить. И высшая правота будет исключительно на нашей стороне…
Когда сегодня смотришь фильмы или читаешь книги о российской истории, то и дело натыкаешься на этот подход: «а вот они там еще хуже!» (имеется в виду там, на Западе). У нас был Сталин – а они поддерживали Гитлера. У нас Иван Грозный – а у них Генрих VIII и еще Варфоломеевская ночь. И так далее, и тому подобное…
Зачем отвечать тому самому одесскому бандиту, рассказывая гадости про «сплошных французов»? Пусть даже вполне справедливые – но зачем? Нет, я еще понимаю, в советские годы, когда готовились с этим самым Западом воевать, но сейчас?
Я смотрел некоторое количество британских фильмов о британской истории, читал их книги. Ужасные эпизоды (их там было тоже немало) никогда не ретушировались, и совершенно непредставима там такая интонация: «Ну да, у нас, конечно, был Генрих VIII, но вот в России-то с Иваном Грозным ничуть не лучше получилось!»
Напротив, в продукции Би-Би-Си (государственной компании, между прочим) заметно желание не оправдаться, а разобраться. Видимо, чтобы не повторять ошибок.
У нас настолько привыкли к оправдательно-обвинительной интонации, что готовы уже на любую критику отвечать по тому же самому шаблону. У нас с демократией плохо, манифестантов обижают, штрафы большие? Да вы посмотрите, что в Англии делается!
И сравнивает спикер первого лица в нашем государстве штрафы, которые теперь можно выписывать всем, собравшимся на улице в количестве больше трех человек, со штрафом, который, действительно, прописан в британском законодательстве… за нарушение порядка перед зданием Парламента и только перед ним. Ну это как если бы у нас кто митинг решил провести прямо в Кремле на Соборной площади.
А пусть бы даже «у них» было всё намного хуже, чем это нас утешает? Что оправдывает, что объясняет, чем помогает? Только развращает, думаю, приучает к мысли о всеобщности зла, заставляет смиряться с ним.
И уж совсем недопустима такая логика для христиан. «Нет, ну я, может, и в чем неправ, но вот посмотрите на него, но вот она еще хуже» – если такое сказать в качестве покаяния, исповедь просто не состоится.
Это не значит, что надо на себя принимать надуманные и лживые обвинения (хотя некоторые святые так и делали), но, по меньшей мере, когда тебя обличают, пусть даже в грубой форме, стоит задуматься: есть ли в этих обличениях частица правды? Может, не всё наветы, а что-то и в самом деле по делу?
О. Максим Козлов недавно сказал, что нарастающие нападки на Церковь объясняются просто: «люди ищут оправдания своему нежеланию идти за Христом». Думаю, что он совершенно прав, это ведь так удобно: если я убедился, что там сплошь нехорошие люди, то и слушать их нечего.
Но единственная ли это причина критики? Нет ли в этом хоре недоброжелателей каких-то справедливых упреков, над которыми стоит задуматься? И когда мы обвиняем обвинителей, дескать, «не желают следовать за Христом», пусть даже справедливо обвиняем – разве мы не уподобляемся им самим? Раз они такие неблагочестивые, то и нам слушать их нечего. Диалог глухих.
При этом обычно говорится и с нашей стороны, что церковь земная не закрыта для критики, что иерархи тоже в принципе могут ошибаться – но звучит это совершенно абстрактно, вроде как прописанная в конституции возможность политическим партиям на равных основаниях бороться за голоса избирателей: в теории-то оно всё так, а на практике — поди попробуй.
А что бывает, когда пиар занимает место проповеди (при том, что сам по себе пиар тоже нужен и важен), мы знаем из Писания, да и из истории тоже. Тогда приходят пророки и юродивые, обличают сильных мира сего, порой в совершенно неприличной, неблагочестивой форме… Среди голосов недоброжелателей – не пропустить бы пророческого голоса! Вдруг он там тоже звучит?
А что вы думаете, Иоанн Креститель как проповедовал? Говорил ли он: «ну, конечно, книжники наши и священники могут допускать некоторые ошибки, но вы посмотрите на этих ужасных римлян, они гораздо хуже, они вообще язычники! А если кто чем недоволен – так это люди просто не хотят исполнять Закон, ленивы они, невежественны, слушать их нечего!»
Такую проповедь в те времена наверняка много кто произносил – а в Евангелие вошли только пламенные слова Иоанна: «Покайтесь, ибо приблизилось Царствие Небесное!» И очень резкие обличения.
Митрополит Антоний Сурожский некогда говорил: «я нехороший человек, но то, что я говорю о Боге, – правда». Это не кокетливая поза: многие, очень многие в то время охотно разъясняли, какой он ужасный, кошмарный просто человек…
Теперь их голосов не слышно, а слово владыки Антония по-прежнему звучит и значит многое для самых разных людей. Вряд ли бы это получилось так, если бы занялся он пиаром: «Ну не такой уж я плохой человек, вот те еще хуже, а кто говорит о нас плохо, тот сам плохой, а вот мы тут все хорошие, вот сейчас объясню, насколько хорошие мы и насколько плохие они…»
О Боге тогда говорить ему было бы просто некогда. Да никто бы и слушать не стал.
Читайте также:
Может ли критика быть на пользу Церкви?
Зачем нам атеистическая критика?
Почему верующие боятся критики?