Дирижабли над Москвой. Загадка
1.
Как и многие другие жители Москвы, Иван Петрович Пышкин сильно страдал. Страдал он по многим причинам — и потому что часто болел в непогоду, и потому что прохудились его единственные ботинки, привезённые лет пять тому назад из солнечной Италии, и потому что его любимая футбольная команда «Воздухоплаватели Капотни» проигрывала одну игру за другой. Но больше всего Иван Петрович страдал из-за гигантских московских пробок, вынуждавших Пышкина вставать в шесть утра для того, чтобы успеть к девяти на работу на другой конец Москвы.
Но сегодня была суббота, и настроение у Ивана Петровича было приподнятое. Во-первых, он как следует выспался и прекрасно позавтракал. Во-вторых, на улице уже вовсю сияло солнце, начинался жаркий июльский день. А в-третьих и в главных, на вечер был назначен приём у самого министра национального самосознания Афанасия Бархатовича Городнянского, на который и он, скромный инженер 2-ой категории НИИ дирижаблестроения, имел честь оказаться приглашён.
А это значит, что вопрос с пробками будет сегодня закрыт окончательно и бесповоротно. И вот почему.
2.
Афанасий Бархатович жил в одном из престижных московских пригородов — в «самом охвостье Москвы», как любил говаривать сам Городнянский — и жил на самую широкую ногу.
По причине того, что национальное самосознание просыпалось нечасто, на работу господин министр почти не выезжал и трудился, так сказать, на дому.
Зато порядок в доме Афанасия Бархатовича был заведён прямо-таки армейский, и соблюдался он неукоснительно. Посудите сами.
В восемь утра, когда министр выбегал со своим охранником Макаром на утреннюю пробежку, в дом неизменно приходил почтальон с пачкой свежих газет.
Выучка прислуги в этом доме была известна на всю Москву — каждый работник появлялся строго в установленный час, с достоинством выполнял своё дело и немедленно удалялся, оберегая покой хозяина и гостей дома.
Так, в одиннадцать — накрывался маленький круглый стол в охотничьем домике в северо-западном углу поместья министра. Здесь Городнянский любил принимать гостей: кофе обыкновенно пили до обеда, который две миловидные горничные Алиса и Раиса подавали в гостиной.
В половине четвёртого камердинер Степан Тимофеевич приносил письма со всех концов нашей необъятной Родины, работа над каковыми (письмами) продолжалась до пяти часов пополудни, когда неизменная кухарка Лариса, единственный раз за день отрываясь от любимой немецкой плиты, накрывала в курительной комнате чай с плюшками.
До ужина министр размышлял за трубочкой хорошего табаку о неисповедимых судьбах национального самосознания, тем временем как в половину седьмого вечера горничная Раиса опускала шторы («Turn-down service, как в лучших домах Лондона,» любил повторять, причмокивая, министр), а ровно в восемь Алиса по погоде разжигала камины во всём доме.
Ужин проходил весело и беззаботно, Афанасий Бархатович увлечённо играл в Мафию с охранником Макаром и многочисленными гостями гостеприимного дома.
После ужина дом погружался в сон…
3.
Сегодня министр устраивал приём в честь изобретателя нового и весьма неожиданного способа борьбы с московскими пробками, которым, как уже догадался проницательный читатель, и оказался инженер Иван Петрович Пышкин.
На приём были приглашены послы, посланники и засланцы всех великих держав мира, включая Республику Берег Слоновой Кости и Бирму, каковым государствам, исключительно по недосмотру камердинера, также были направлены приглашения. Это едва не спровоцировало международный скандал, который удалось избежать только рядом территориальных уступок — послу Мьянмы под гром фанфар был передан участок МКАДа с 55-го по 57-ой километр. Представитель Кот-д’Ивуара удовлетворился горстью бриллиантов, спешно доставленных из Алмазного Фонда.
К полудню в доме Афанасия Бархатовича всё было готово к приезду дорогих гостей…
4.
Иван Петрович возвращался с приёма уже поздно ночью.
В голове его шумело — пузырьки французского шампанского спорили с хмелем радости, вызванной тем вниманием, которое было оказано Пышкину всеми без исключения гостями. Его речь была кратка и зажигательна. Да, он мастер всех увлечь, что ни говори! Всего лишь несколько чертежей, показывающих, как сеть дирижаблей нового поколения с локаторами прямого наведения божественно парят над Москвой, разводя транспортные потоки! Доклад изобретателя был встречен овациями, все обещали инженеру поддержку, да что там — сам министр вальяжно похлопал Пышкина по плечу и что-то промурлыкал про государственное финансирование. И эти чертежи, спасение Москвы и многих миллионов горожан, — покоятся теперь в портфельчике у скромного труженика столицы!!!
«Американцы дорого бы мне за это заплатили, но дудки! Положу свои труды на алтарь Отчизны!» — словно молния, сверкнула в голове у инженера отчаянная мысль. Пышкин нежно погладил портфель и посмотрел на часы — до прибытия последней электрички оставалось ещё пятнадцать минут и можно было немного помечтать и вспомнить это упоительное торжество…
Как же хорош был Афанасий Бархатович! А с ним — эта дама в красном, умопомрачительной красоты! И зря, наверно, про неё судачат, что шпионка. Только больно она была добра именно к нему, Пышкину, и льстива, и всё время подливала инженеру обжигающе ледяную «Вдову Клико»… Жена американского посла была не менее хороша. Только нет, пожалуй, она не в его, Пышкина, вкусе — немного вульгарна, что ли. Дети Городнянского, напротив, были верхом скромности — поздоровавшись с гостями, они уткнулись в свои гаджеты и никому весь вечер не мешали.
Запомнил изобретатель и японского посла с супругой, время от времени пристально смотревшего на инженера поверх дымчатых очков. Немного странным Пышкину показалась только, что перед самой подачей десерта жена японского посла внезапно плохо себя почувствовала, и, наскоро простившись, супруги уехали.
Очень был хорош Городнянский, только хвастлив больно — даже ему, инженеру Пышкину, подробно описал свой дневной распорядок. Больно хотелось Ивану Петровичу слушать про охотничий домик и курительную комнату! Тьфу, да и только…
А, вот, кто совсем не понравился Пышкину, так это прислуга — больно назойлива. То Алиса с Раисой прибегут, то Степан Тимофеич нагрянет. То кухарка Лариса с плюшками вынырнет, как чёртик из табакерки, то вновь Раиса нарисуется, то опять Алиса появится. А этот вездесущий охранник Макар и вовсе постоянно крутился перед глазами. И всё будто вынюхивал и высматривал…
Тем временем подошла электричка. Иван Петрович сел по привычке у окна и ещё раз решил — одним только глазком! — взглянуть на чертежи, которые должны в самое ближайшее время осчастливить столицу.
Портфель был пуст.