Белые люди
— Дмитрий, первый вопрос — а зачем вообще выпускать в России англоязычный научный журнал о религии?
— Начнем с того, что российская наука, в том числе наука о религии, если так можно выразиться, недоинтернационализирована. Мы, как однажды выразился Александр Филиппов, «медленно спускаемся с гор». Слишком медленно. Можно, конечно, спускаться с гор самостоятельно, но почему бы не предпринять коллективные усилия? Тем более, сегодня интернационализация — это рейтинги, баллы и прочие очевидные конкурентные преимущества.
При этом до сих пор достаточно распространено убеждение, что сама постановка вопроса о необходимости переводиться и куда-то зачем-то входить, это кощунство и чуть ли не унижение национального достоинства. Логика такая — мы сами с усами и, вообще, нас и здесь неплохо кормят, а остальные пусть учат русский язык. Но русский язык не учат, а наша наука все больше напоминает болото со своей экзотической флорой и фауной, представляющей скорее антропологический и этнографический интерес.
А мы, скажу я вам, не для того рождались, чтобы довольствоваться статусом самой уважаемой лягушки на болоте. Поэтому движение вовне вполне логично. Так что, объединившись с нашими иностранными коллегами, мы решили создать международный российский научный журнал и выйти в открытое море.
Впрочем, нет никаких иллюзий по поводу английского языка как волшебного ключика к «мировой науке». Наука и научное сообщество до сих пор выстроены по имперскому принципу с делением на метрополию и периферию, на, если так можно выразиться, «белых людей» и «аборигенов». В частности, теория это до сих пор удел «белых людей», жители периферии, так сказать, «аборигены», лишь поставщики сырья для их теоретических построений.
Лодка «белых людей» причаливает к новым берегам, на сушу сходят колонисты в пробковых шлемах, а им навстречу из джунглей выходят «аборигены», лопочущие на непонятных языках и несущие свои драгоценные дары. Эти дары благосклонно принимаются и вымениваются на доллары и становятся сырьем для товаров цивилизованного мира под модными брендами Оксфорда, Кембриджа или Принстона, которые затем жадно потребляются теми же самыми «аборигенами». Не говорю, что это правило, но чаще всего все выглядит именно так.
— Насколько будут пересекаться ваши русскоязычное и англоязычное издания?
— Дело не в том, пересекается ли содержание изданий или нет. У англоязычного издания совершенно особая миссия.
Каждое научное издание, выходящее в России, призвано решать как минимум три задачи. Начну с самой неприятной. Во-первых, это задача номенклатурно-бюрократическая, особенно если издание входит в список Высшей аттестационной комиссии.
Люди защищают диссертации, двигаются по академической карьерной лестнице, а для этого им надо где-то публиковать свои статьи. Для этого, будем честны, отчасти и существуют журналы. То есть, если вам нужна какая-нибудь справка, то обязательно где-то должна быть комнатка, где сидит милая или не милая тетушка с нужным бланком и треугольной печатью. В данном случае журналы — это и есть та самая комнатка, а мы — те самые тетушки с бланками и треугольной печатью. Напечатал статью — получил заветную степень, должность, надбавку. Конечно, это не самая вдохновляющая задача, и мы от нее всячески увиливаем.
Во-вторых, это задача просветительская. То есть прежде чем сказать своё слово и надеяться, что к нему хоть кто-то прислушается, нужно понять: а что, собственно, происходит? Какие, где и почему ведутся дискуссии, откуда растут корни этих дискуссий и каков их, так сказать, социальный субстрат? То есть нужно банально вводить в суть дела. Отсюда обилие переводов и просто обзорных статей.
И, наконец, самое главное, научный журнал выполняет собственно свою непосредственную задачу — быть на передовой науки, отражать текущий дисциплинарный status quo, публиковать новые исследования и новые реплики в продолжающихся порой столетиями дискуссиях.
Издание журнала на английском языке — это попытка отбросить вспомогательные задачи и сконцентрироваться собственно на основной академической составляющей. А так как языкового барьера больше нет, то приходится следить за тонусом — в случае чего, пощады не будет.
— Какой вы видите свою аудиторию?
— Если воспринимать выпуск англоязычного издания как жест, то смысл этого жеста в попытке вырваться из комфортного, но в стратегическом смысле тупикового круга профессиональных славистов и исследователей России. Мы не делаем журнал о России, мы делаем журнал о современных религиозных процессах, который выходит в России. Естественно, привязка к российской специфике неизбежна, но и эта привязка должна быть осмысленной.
Думы про секулярное и постсекулярное
— Тематика пилотного номера англоязычного издания связана с обсуждением проблемы постсекулярнсти. Русский журнал «Государство, религия, церковь в России и за рубежом» неоднократно обращался к этой теме. Почему ей отдается такое больше внимание на страницах изданий? И как бы вы сами объяснили значение этого термина?
— Если совсем кратко, постсекулярность — это возвращение религии в условиях ландшафта, сформированного масштабными процессами секуляризации. Традиционные, а сегодня уже и не совсем традиционные религии получают новый шанс сказать свое слово. Однако мир, в котором надо сказать это новое слово, уже иной. Отсюда — новые явления, новые вызовы, новые констелляции, новые трансформации. На самом деле, на страницах «Православия и мир» уже публиковалось подробное интервью с научным редактором нашего журнала Александром Кырлежевым под названием «Эра постсекуляризма». Чтобы не повторяться, просто сошлюсь на него.
Постсекулярная проблематика столь важна для нас в силу того, что это как раз одно из тех направлений, где российские ученые находятся, если не в самом авангарде, то как минимум на переднем крае. Россия — это лаборатория постсекулярности.
Кто как не русские могут рассказать миру о том, что такое религия, что такое религия в постсекулярных условиях? Религия, которая вышла из гетто, куда ее загнали, из советской политики. И теперь она обретает себя — находит себя в абсолютно новом обществе, в новом мире и взаимодействует с людьми, наделенными уже совсем другим сознанием.
В этом смысле, к России есть интерес в мире. И религия — та сфера, где российские исследователи могут сказать что-то действительно интересное для мирового сообщества.
— А что сейчас наиболее интересно мировому научному сообществу? Каковы, образно говоря, сегодняшние тренды в изучении религии и постсекулярного общества со всеми его процессами?
— Вопрос неисчерпаем. Это, естественно, постсекулярность и связанные с ней проблемы, например, деприватизация религий и их выход в публичное пространство или же новая благожелательная эпистемическая установка бывших секуляристов по отношению к верующим согражданам.
Это глобализация, подрывающая не только суверенитет национальных государств, но и власть традиционных территориальных религиозных центров за счет формирования наднациональных глобальных религиозных сетей и сообществ.
Это проблематизация связи между религией и культурой и национальной идентичностью. В частности, сегодня столько говорится о православии как стрежне российской культуры и идентичности именно потому, что этот стержень во многом подорван. Отсоединение религии — во многом под влиянием секуляризации — от культурной и национальной почвы приводит, с одной стороны, к фундаментализму как религии, не опосредованной культурой. А с другой стороны, к чисто духовной религии — это «духовность», Нью-Эйдж и прочее — намеренно порывающей с почвой во имя идеалов чистой «духовности», незамутненной примесью догматизма и «материализма». Это, так сказать, обратная сторона фундаментализма, а может быть, и его сущность.
Есть и множество других тем, включая вопросы религиозных меньшинств-большинств и гендерного неравенства. Невозможно объять необъятное. Поэтому мы концентрируемся на тех вопросах, в которых нам есть, что сказать из своего локального угла.
— Те постсекулярные процессы, которые происходят сегодня в России — на ваш взгляд, насколько они выходят за рамки общего глобализационного процесса? Они скорее встроены в него или уникальны?
— Россия и уникальна, и вполне банальна. Вызовы, что в России, что в мире одни и те же. Уникален наш локальный ответ на эти вызовы. Собственно, именно это и интересно — локальный ответ на глобальный вызов и его локальное осмысление на глобальном концептуальном языке. Этим мы отчасти и пытаемся заниматься по мере сил. Это и есть наша осмысленная привязка к российской специфике.
— Авторы, которые печатаются в вашем журнале — можно ли их назвать единомышленниками или какой-то новой школой?
— Круг авторов и редакторов журнала помимо общего консенсуса по поводу качества научной работы объединяет интерес к современности, к современным религиозным процессам. В этом смысле мы единомышленники, пусть между нами и есть ряд разногласий, в том числе и злободневно-политических.
Радует, что этот интерес к современности разделяют и представители Русской православной церкви. Для них он из сугубо теоретического превращается во вполне прагматический. На мой взгляд, Церковь в силу некоторой фетишизации традиционных социально-культурно-политических форм, отсылающих скорее к имперской России, если не к Византии, несколько дезориентирована по поводу того контекста, в котором она существует.
Есть такой жанр фильмов, когда герой из далекого прошлого попадает в современный мир. Он ведет себя привычным образом, попадая, естественно, во всевозможные комические ситуации. Как вы помните, в одном известном советском фильме царь попал в брежневский многоквартирник. Хотя ему и удалось подчинить своей воле некоторых обитателей дома «высокой культуры и быта», но кончилось все приездом санитаров. Я не хочу сказать, что санитары уже в пути, но тревога нарастает. Отсюда усиливающееся прагматическое желание разобраться в том, что происходит, и выработать стратегию существования в новом постсекулярном контексте. Здесь мы единомышленники и союзники.
— Вы уже получили какие-то отклики от зарубежных коллег? В России появилось англоязычное научное издание о религии — западный научный мир обратил на это внимание?
— Мы уже получили целый ряд позитивных отзывов. В основном это наши коллеги-социологи религии — Дэвид Мартин и Бернис Мартин, Грейс Дэйви. Мы сотрудничаем с ними и помимо журнала, однако хочется надеяться, наше издание позволит интенсифицировать этот диалог — вовлечь в него все больше участников, как с российской, так и с иностранной стороны.
В целом я уверен, что будущее именно за англоязычными журналами, которые за счет глобальных академических баз открывают большие перспективы для отечественных ученых. И дело не только в выходе в открытое море из безопасной гавани «русского мира». Но еще и в том, что «русский мир» сегодня способен рождать «пишущее сообщество», но, увы, не способен рождать «сообщество читающее». Люди пишут, исследуют, а читать почти некому.
— С чем, на ваш взгляд, это связано?
— Это связано с тем, что проект Науки с большой буквы сегодня если не провалился, то как минимум находится в кризисе. Большие теории, большие нарративы, большие ученые — это все реликты каких-то других времен. Увы, нерв мировой истории уже больше не бьется на страницах научных журналов. Люди это чувствуют. В поисках востребованности современная наука трансформируется или в бизнес, или в шоу. Что в некотором смысле подсказывает нам, куда этот нерв сместился. Если в данном вопросе не идти в ногу со временем, то остается ориентация на глобальное сообщество своих коллег. А говорит это сообщество — так уж получилось — на языке английском. Возможно, стоит всем вместе перегруппироваться и подготовиться к новому рывку.
Идеалы просвещения
— Как стал возможным запуск журнала?
— Оба журнала — русский и английский — издаются Российской академией народного хозяйства и государственной службы (РАНХиГС) на базе факультета «Международный институт государственной службы и управления». Я очень благодарен Академии за возможность вот уже два года реализовывать и развивать этот проект. Отдельное спасибо мне хочется сказать Кристоферу Струпу, редактору англоязычного издания. Именно он помимо всего прочего отвечает за столь высокое качество английского языка. Хочется надеяться, что сотрудничество оказывается плодотворным для всех сторон.
— Как часто вы планируете выпускать журнал, и насколько он будет доступен для читателя?
— Мне трудно загадывать, но если все сложиться, то мы планируем выпускать англоязычный журнал два раза в год. В данный момент материалы издания находятся в открытом доступе. И мне бы очень хотелось оставаться верным идеалам Просвещения: при всем сказанном выше наука все же существует для людей, она должна быть открыта. А мы заинтересованы в том, чтобы любой желающий, если таковой появится, мог, узнав о нашем журнале, свободно его получить.
Михаил Боков