Через экватор поста, через экватор праздника мы переваливаем в это воскресенье. Я не оговариваюсь, называя пост праздником. Пасха празднуется сорок дней. Наиболее важные в церковном календаре дни, такие как Рождество Христово, тоже имеют многодневные празднования. И Великий пост— многодневный праздник. Что же мы празднуем Великим постом? Чему здесь радоваться, когда есть нельзя, это нельзя, то нельзя, богослужения значительно удлиняются? Очень много чтений, мало пения, вообще мало эстетических моментов. Что происходит? А вот что.
Мы празднуем победу над своей внутренней грязью, над своим дурным устроением. Во всяком случае, мы призваны научиться ее праздновать, выкарабкиваясь, с соблюдением мер духовной безопасности, из собственной заскорузлости, из запутанности собственной жизни. И не зря Церковь нам сегодня предлагает образ лествицы и напоминает об авторе одноименной книги, преподобном Иоанне Лествичнике.
Мы— таковы уж люди— досадуем на то, что для нас является наиболее полезным, а радуемся тому, что нам вреднее всего. Мы досадуем на пост, столь тяжкий для нашего тела. Досадуем на Церковь, которая дает нам продолжительные богослужения, и это неудобно для нас, а службам еще конца-краю не видно. Злимся на самих себя, потому что решили делать что-то хорошее, а не получается пока. На самом же деле этому всему надо радоваться.
Как если бы человеку, пришедшему с улицы в ужасной грязи, включили душ и еще при этом сказали бы, что водой можно пользоваться неограниченно. А нас в ванную калачом не заманишь, и кран мы стараемся открыть так, чтобы вода нас не очень намочила. Мы хотим побыстрее отвязаться, полотенце набросить и пойти по своим делам. Нет никаких«своих дел» сейчас— это все фикция. Главное сейчас— отмыться.
В каноне Андрея Критского говорится о «самохотных стремлениях» — то есть о стремлении делать то, что хочется. О самовластии. Но слово«самовластие», синонимичное самодурству, имеет еще и другое, положительное значение, и вот это положительное значение и составляет весь смысл Великого поста. Мы стараемся научиться самовластию как умению владеть собою— наивысшему из умений, доступному для христианина.
Самовластие в этом значении— способность отказаться от того, что выглядит привлекательным, но является ядовитым и опасным. Способность не сорваться в крик и в истерику там и тогда, где и когда очень хочется. Отказаться от искусства, которым мы владеем в совершенстве, — манипулировать другими людьми, вызывая в себе то искусственное чувство жалости, то ничуть не менее искусственное чувство восхищения. И в конечном итоге— отказаться от гримас, ужимок, от саморетуширования и предстать перед Богом в обнаженной простоте сердца.