Сюжет евангельского Преображения – это драматургия длинной жизни человека с Богом.
Однажды человек находит Бога. Всякий умный и добрый человек, работая сердцем и размышляя над жизнью, вдруг открывает в ней закономерности.
Протоиерей Константин Камышанов
Жизнь, которая, по идее, должна быть хаотичной, при детальном рассмотрении вдруг проявляет стройную структуру, подобную структурам физики или математики.
Ум и сердце работают как проявитель на фотобумаге. Сначала обнаруживаются случайные пятна, они множатся и неожиданно схватываются в понятную картину. После этого прочтения черновика небесного сценария для земли уже не так важны детали. Они проявятся позже, а пока умный и добрый человек обнаруживает присутствие в мире Разума и Блага.
Человек, найдя Личность и Разум, отправляется с Ним по жизни.
Как апостолы предприняли труд взойти на гору Фавор, так и наши неофиты, открыв для себя Бога, предпринимают физические и ритуальные усилия в надежде заманить Бога к себе в кущи домов, квартир, семей или личного пространства.
Их квартиры наполняются малопонятными сакральными предметами и чудесными молитвами, которые в их младенческих устах звучат, как мантры. А сами духовные упражнения напоминают действия аборигенов, видевших пятьсот лет назад европейский парусник и теперь поющих и имитирующих в танце поднятие парусов, стрельбу, высадку десанта и раздачу бус.
Но дверь открыта, и оттуда выходит Бог. И Он всегда не такой, как ожидалось. Ожидалось, что Он, как боги или лары древних римлян, будет домашним божком уюта, здоровья, успеха в личной жизни, плодородия и покоя. Но роль, милостиво отведенная нами Христу, хранителя домашнего очага в кущах, Ему не интересна.
Этот период соответствует нелепой просьбе апостола Петра навеки отправиться в турпоход со Христом и всю жизнь провести у костра в личной палатке. А что? Здорово. Нас трое – и их трое, и никого лишнего нам не нужно.
Но Христос рвет сценарий, написанный Ему людьми. Он встает как гора, наполненная молниями. Но не для того, чтобы напугать и поразить этим перформансом недалеких селян. Не для того, чтобы испугав, сделать их рабами чуда и страха.
А люди «чуда и страха» нам известны. Они ищут чудес и ужасов в новостях и пророчествах. Не умея любить Бога, они искусственно инициируют и культивируют страх – единственный свой мотор благочестия. Страх последних времен, страх печати, страх новизны, страх живого ума и любви.
Но приходит Бог и громовым голосом требует послушания. И апостолы, как и мы, падают на лицо. Нам страшна не столько феерия Преображения, как само пребывание в этом новом пылающем мире духа. Жизнь на Фаворе нам кажется менее привлекательной, чем та жизнь, которую мы ведем.
Нам страшно расстаться с черепками, стеклянными бусами и другим счастьем дикарей. Нам страшно того времени, когда вдруг вместо того, чтобы думать о себе как о начале координат, мы должны поставить точку отсчета этих координат Бога. То есть мы, заразившись от Адама вирусом мнения того, что мы боги, вдруг должны расстаться со своей маленькой короной и стать рядом с настоящим Господином мира.
Это понять просто. Любой человек уверен, что он прав или почти прав во всем. Он как бы единственный из родственников знает, как надо жить. Он как бы единственный работник знает, как надо существовать делу или фирме. Он как бы единственный из читателей газет знает, как устроить мир.
И мы, как и апостолы, падаем лицом вниз. Мы зовем Бога и в то же время прячемся от Него. Мы желаем быть с ним, и в тоже время нам Его приход неприятен.
Этот страх близости Бога говорит о том, что мы не нашли себя. Нам кажется, что мы художники, врачи, бизнесмены, священники или дворники, жены, мужья, дети. А на самом деле мы другое. Мы намного глубже и светлее. Мы дети Бога.
Второй этап духовного взросления человека – это ощущение мистики мира и глубины своего мистического Я. Неофиты покупают книги, вместе с Дионисем Ареопагитом проникают в глубину миров и тайны ведьмовских прилогов, они надевают мистическую броню и покупают оружие брани.
Но нет.
То есть Богу не так нужен небесный ОМОН, как те, кто любит Его народ. Он и Сам не стал покоиться в вечных волнах эфира, который струит зефир, а Сам сошел с небесных гор в Назарет. Просто, буднично, морозной и пыльной южной зимой.
Облако с гласом Бога отошло. Наступила тишина. Стали слышны горячий ветер и сонная песня кузнечика. Жесткая сухая трава вдруг ощутилась на ушибленных ладонях. Христос подошел к ученикам, коснулся их плеч и они стали спускаться в Мир.
На самом деле все Евангельские сюжеты об одном и том же:
– Симон Ионин, любишь ли ты Меня?
– Да, Господи!
– Паси агнцы моя.
Шоу на горе Фавор было не для устрашения, а для предложения. Христос предложил ученикам не кущу на шестерых, а встать вместе с Ним внутри мандорлы.
Туринская плащаница оказалась местами обугленной. Очевидно, что Христово воскресение сопровождалось мощным коротким выбросом энергии. Скорее всего, это была та же энергия, что и на Фаворе. То есть на горе Фавор и в Гробе Господнем скорлупа Христова тела просто перестала сдерживать полноту Божиего бытия, и оно мощным потоком прорвалась наружу. Фаворский свет – это не энергия. Это видимая часть Бога.
Бог есть любовь. Следовательно, фаворский свет есть любовь. Это свойство Бога, которое одновременно может приниматься нами в ощущениях и в тоже время оставаться непостижимым и бесконечным. Следовательно, наш путь к личному преображению лежит через любовь во всех ее проявлениях.
И для этого необязательно ехать на Фавор. В глухих мордовских лесах, на безымянной и мелкой речке, среди сосен и рябин этот свет явился вновь. Серафим Саровский показал через графа Мотовилова всему русскому народу, что фаворский свет сияет и над нашими заснеженными равнинами. Он гораздо ближе, чем мы думаем. Стоит только проколоть иголкой тонкую пленку миров, и он готов хлынуть в нас. Но эта тонкая иголка менее всего книжная мистика.
– Любишь ли ты меня, Симон Ионин? Паси агнцы моя!
«Пасти агнцев» Христовым словом – это просто любить. Ну, полюби ты наконец, хоть кого-нибудь! Стань светом, хватит быть бедой!
Жили впотьмах, ждали ответа;
Кто там внизу – а это лишь стекло.
Счастье мое, ты одна, и другой такой нету;
Жили мы бедно – хватит; станем жить светло.
В журавлиных часах зажигается надпись: «К отлету»;
От крыла до крыла рвать наверху тишину;
Только кто – не скажу – начинает другую работу;
Превращается в свет из окна на твою сторону.
В невечерний свет в окне на твою сторону. (c)
Апостолы спускаются вниз полуслепыми, какими и мы выходим на солнечную сторону после кинотеатра, когда мир кажется удивительно серым и скучным. И Солнце разбивает химеру кино, и нам как-то горько входить в этот медленный и пресный мир.
Но тошнота говорит, что кино – эти купленные сны, отрава. Тошнота от нашей «правильной» жизни – привкус химеры, созданной нами для себя и для Бога. Настоящее кино – оно про нас, в реале и в 3Д, и нам отведена роль Главного друга Главного Героя. И светлые ризы любви ждут нас.
Фотографии Геннадия Михеева
Стихи: Борис Гребенщиков