Ханко – полуостров и городок в современной Финляндии. Но для нас привычно другое произношение – Гангут. Так называл этот полуостров Пётр Алексеевич, заработавший в этих краях звание вице-адмирала.
Русский XVIII век дорог тем, для кого нет большей ценности, чем победа, чем продвижение вперёд. Звучное понятие – Российская империя – превращалась в континентальную реальность не за здорово живёшь. Каждый шаг – на пределе сил. Каждая пушка –на чьём-то горбу. В воздухе XVIII века перемешаны страсть к изысканности и простодушие. Этим петровская эпоха напоминает античный Золотой век – каким он остался в «Илиаде», в мифах о Троянской войне. Свою Трою герои российские взяли доблестным штурмом. Даже вельможное лицемерие, даже воровство той исполинской эпохи хранит обаяние простодушия.
Для тех, кто изысканное прозябание ставит выше поступка XVIII век – пора диковатая, варварская. Кровь под припудренным париком, крепостнические забавы, артиллерийский гром забивает уши… Но армия в те годы была – не поверите – средоточием просвещения. И светского, и церковного. Потому и побеждали русские, что под ружьём не чувствовали себя угнетёнными, напротив, познавали вкус победы, наматывали на ус науку. Если войны не отвечают потребностям народа (подчас неосознанным) – поражение неминуемо. Но, если появляется плеяда выдающихся военных мыслителей, полководцев и солдат – значит, вершится миссия народа, миссия государства. И, несмотря на червоточины и шероховатости, будем изучать это время как историю баснословного успеха. При упоминании Петра Великого в воображении сразу возникает стук топора и запах корабельного дерева. И – море, покорённая Балтика.
Порывистый, впечатлительный, фанатически целеустремлённый царь Пётр Алексеевич идею строительства флота лелеял как заветное дело всей жизни. С детства он утвердил, что мощное государство без военно-морских сил немыслимо, а после поездки по Европе «заболел» флотом ещё сильнее. Военный флот наш первый император считал основой державной силы, он видел Россию распространённой от Балтики до Чёрного моря – и почти реализовал свои мечтания.
Многое было сделано для русского флота ещё в последнее десятилетие XVII века. Не хватало главного: громких военных побед. Флоту необходимы легенды, необходима яркая символика – Пётр знал толк в таких материях. После первоначальных поражений ему удалось воспитать армию в победном наступательном духе. Долго тянулась Северная война – и стала она университетом для солдат, офицеров и полководцев, которые за несколько лет прошли огонь и воду, изведали вкус побед и поражений, походных лишений и победных пиров.
Потомки высоко вознесли первого русского императора – и потому частенько его пытались сбросить с пьедестала. Пётр был фанатическим государственником, ради идеи укрепления государства не жалел никого, начиная с себя. В известном смысле он приучил общество к массовому насилию. Но этим смысл его деятельности, а тем более – личности не исчерпывается. От предшественников он отличался жаждой деятельности и демонстративной активностью. Почти всё, что нам дорого в истории и культуре Отечества последних трёх веков связано с образом и деяниями Петра – начиная с Ломоносова и Румянцева, которых считали его незаконнорожденными сыновьями. Вряд ли мы можем присоединиться к безоглядному культу Петра, который проповедовали даже некоторые наши гении. Ломоносов провозглашал прямодушно: «Он Бог был твой, Россия». Возможно, на каких-то исторических перекрёстках столь сильный гипноз царского величия полезен, но и издержек у такой идеологии многовато. А ниспровергателям Петра стоит напомнить о флоте, о гвардии, о промышленном взлёте, о насаждении просвещения. Нельзя ограничивать нашу оценку императора сценами его пьянства и ярости. В его деяниях и указах можно найти немало мудрости и благородства.
К 1714 году Северная война продолжалась уже четырнадцать лет. Перелом наступил, русские дипломаты уже могли говорить со шведами с позиций силы. Но и шведы даже после Лесной и Полтавы не шли на соглашения, выгодные для России, их имперские устремления ещё не рассеялись. И Пётр продолжал теснить противника в битве за Балтику.
Россия к тому времени уже располагала балтийским флотом. Гребной флот эффективно помогал наступлению войск в Финляндии, вдоль побережья. Пётр довёл численность гребного флота до двухсот лёгких кораблей. Именно гребной флот в 1713-м году перебросил русский десант к Гельсингфорсу (Хельсинки) – и город был захвачен.У мыса Гангут стоял шведский флот – и был преградой для движения русских судов к Або, в Финляндию, где пребывал небольшой русский гарнизон. Для прорыва император подготовил гребной флот (около ста судов) с 15-тысячным десантом и корабельный, парусный флот, состоявший из 11 линейных кораблей, 4 фрегатов и нескольких мелких парусников.
В конце июня гребной флот под командованием адмирала Фёдора Апраксина подошёл к Гангутскому полуострову и расположился в бухте Тверминне. Шведский адмирал Ватранг был готов к бою. Он выставил против русских 17 линейных кораблей, 5 фрегатов и небольшое количество гребных судов. Апраксин предлагал атаковать шведов двумя эскадрами, но Пётр посчитал излишним участие корабельного флота. Император лично прибыл в Тверминне, чтобы разработать план баталии. Император продумал военную хитрость: приказал построить поволоку – деревянный помост через узкий перешеек суши, по которому лёгкие суда можно будет неожиданно доставить в тыл к шведам. Ватранг узнал о строительстве помоста – и направил навстречу русским несколько судов. Основные силы шведский адмирал разделил ещё на два отряда, один из которых направился в бухту Тверминне, чтобы атаковать русских. Пётр решил воспользоваться рассредоточением шведских сил – и прорваться мимо Гангута. Утром, 26 июля, в штиль, авангард гребной эскадры – 2- судов – энергично заработал вёслами. Безветренная погода затруднила положение шведов: они не могли приблизиться к русским галерам, а беспорядочный огонь успеха не приносил. Прорвавшиеся галеры заблокировали шведский корабельный отряд Эреншельда, ожидавший спуска русских кораблей у переволоки. Напрасно он их ждал: Пётр понял, что необходимость в этом маневре отпала, он сыграл свою отвлекающую роль… Утром 27 июля, в туман, Апраксин начал прорыв основными силами. А потом Пётр возглавил атаку отряда Эреншильда, личным примером увлекая за собой матросов. «Вперёд, братцы!». С третьей попытки удалось навязать шведам абордажный бой. Их преимущество в артиллерии сошло на нет… Не раз Пётр тренировал бойцов, оттачивая мастерство абордажного боя – и наука пригодилась.
Три часа шло напряжённое сражение. В результате русские захватили в плен все шведские корабли вместе с командующим контр-адмиралом Эреншельдом. Потери шведов составили 361 человек убитыми, 350 ранеными, остальные были пленены. Русские потерь в кораблях не имели – победа есть победа, а в личном составе потери оказались тоже немалые: 124 убитыми и 342 ранеными. И царь в тот день не жалел живота своего, сражался в соответствии с воинским званием шаутбенаха (флотского генерал-майора).
В Петербурге, куда с триумфом приведены были взятые у шведов суда, все участвовавшие в сражении офицеры и нижние чины были награждены медалями, а шаутбенах Петр Михайлов (он же – царь и великий князь Пётр Алексеевич) произведен в вице-адмиралы. Сам герой неспроста называл Гангут второй Полтавой: победа позволила России хозяйничать в Финляндии и в Ботническом заливе, показала силу галерного флота, отменную выучку гребцов и абордажных бойцов.
Скептический ум скажет: а что такого случилось 300 лет назад? Битва отнюдь не грандиозная, абордажный бой, конечно, выдался кровавый, но где флотоводческое искусство? Но и для шведов, и для русских то была важнейшая схватка: и те, и другие понимали, что при Гангуте решается судьба Финляндии. Понимали, что русский прорыв будет грозить шведам высадкой десанта и на их земле. А будущий наш император продемонстрировал искусство предугадывать шаги противника.
Благородное слово «Гангут» навсегда останется в истории российского флота как пароль победы ещё и потому, что это было первое выигранное сражение – причём, сражение стратегически важное. Первое! К тому же, сам царь вёл в бой своих матросов – и это тоже подвиг необыкновенный. Ни отец, ни дед, ни брат Петра Алексеевича на такое не пошли бы. И мы через триста лет вспоминаем военную хитрость Петра и Апраксина, отвагу и напор тех, кто одолел шведов в смертельной схватке.
В Петербурге, на Фонтанке, в Соляном городке, есть храм Святого Пантелеймона. Построена церковь по распоряжению императора, после Гангутской победы, которая случилась в день Святого Пантелеймона – 27 июля по старому стилю, 7 августа по новому.
Нынешний каменный барочный храм был построен по проекту архитектора Коробова через четверть века, на месте первоначального петровского.
К сожалению, разработчики дней воинской славы России неверно перевели старый стиль в новый, и официально праздник отмечают на два дня позже реальной даты, 9 августа.