Голос Церкви в условиях политического кризиса и силового противостояния в Украине

Позиция Украинской Православной Церкви формировалась не сейчас, эта позиция сформирована за последние 20 лет. Позиция, которую мы сейчас озвучиваем, выстрадана в девяностые годы, прошла через 2004-2005 годы. Как ни тяжело нам сейчас, мы скорее  переводим нашу позицию на современный политический язык, нежели ее формулируем.

Если кому-то покажется, что то, что я говорю, каким-то образом связано с политикой, не верьте своим ушам. Наша принципиальная позиция: о политике священник должен говорить только в кабинке для голосования. Даже на кухне об этом говорить вредно – знаю из личного опыта общения со своими друзьями и родственниками. Поэтому то, что я буду говорить, не является ни в коей мере политической позицией.

Наша позиция должна формироваться исключительно из пастырских соображений, и должна быть адекватна не только политической ситуации в стране, а адекватна Евангелию. В наших комментариях должно прочитываться церковное, Евангельское, Библейское, а не политическое, государственное и прочее земное.

Я расскажу о реальной ситуации в Киеве в эти дни.

События у нас в Украине развиваются давно. Острая фаза началась еще в ноябре: ночь с 29 на 30 ноября. 30 ноября, днем, после ночного разгона студентов с применением силы, было заявление Блаженнейшего Митрополита Киевского и всея Украины Владимира. Любой из пунктов этого заявления актуален до сих пор.

В первом же заявлении были сформулированы главные посылы к верующим –молиться, посыл к политикам –  вести переговорный процесс и договариваться, не применять силу. Блаженнейший также напомнил цитату из Священного Писания о том, что «Царство, разделившееся в себе, не устоит, дом или город, разделившийся в себе, – опустеет».

Ситуация накалялась и было заявление Блаженнейшего с призывом к переговорам. Это была прямая речь, она никак специально не готовилась. Всего несколько минут, но он сказал вещи, актуальные до сих пор. Он сказал: «Надо всем собраться и вспомнить наши христианские добродетели». Это звучало, может быть, непонятно на тот период времени, но сейчас это снова становятся актуальным. Затем было обращение Блаженнейшего к духовенству и верующим нашей Церкви.

Наши верующие – и на Майдане, и за его пределами

В первый же день Церковь призвала верующих к ежедневной молитве об умножении любви, искоренении всякой ненависти и злобы. Этот призыв актуален до сих пор. А дальше уже пошел процесс изложения этих позиций в тех или иных ситуациях. Например, нам предложили поставить палатку на Майдане, когда все только начиналось. Это было официальное предложение от оппозиционных депутатов. Обсудив это предложение, мы сознательно этого не сделали. Не сделали по той же самой причине, по которой Блаженнейший не благословлял молитвенную палатку возле Верховной Рады. И не благословляет церковь крестные ходы общественных организаций, так называемого, «политического православия». Для Церкви не принципиально, за какой союз стоит палатка или идет демонстрация. Крестным ходом не ходят от святыни к административному зданию, и богослужения нужно совершать не под Верховной Радой, и не на Майдане, а в храме или монастыре.

«Политическое православне» было осуждено Архиерейским собором Украинской православной церкви в 2007 году. Что это значит: Церковь призвала не использовать в политической борьбе церковную риторику и символику и воздерживаться от политических обсуждений и политической борьбы внутри церковной ограды.

Тогда сразу же было сделано заявление – но, опять же, какое заявление, чтобы вы понимали: наше духовенство и наши верующие есть и на Майдане, и за его пределами. Мы не делим наших верующих по политическому признаку и, имея разные политические взгляды, мы едины во Христе.

Монастыри и храмы Киева открыты, поэтому те, кто хочет помолиться или погреться – пожалуйста: храмов в Киеве много, ближайшие храмы – такие-то. И эта позиция не изменилась, и, как показало развитие событий, была адекватной ситуации.

Заповеди для Майдана

Во второе или третье воскресенье, на одном из Народных Вече, когда уже собиралось несколько десятков или несколько сот тысяч человек, нам предложили обратиться к людям со сцены Майдана. Мы предложение приняли, естественно, оно было обсуждено и было получено благословение. Я был тем человеком, который имел опыт говорить на аудиторию, когда ты не знаешь, будут ли тебе свистеть, или будут ли тебе хлопать, и когда нужно буквально в течение минуты сформулировать этот посыл. И вот тогда, наверное, и был сформулирован тот посыл, который я повторяю постоянно: мы призвали людей к исполнению Божьих заповедей, и перевели заповеди на язык современной политической ситуации в Украине. И тогда со сцены Майдана фактически прозвучали 4 заповеди.

1. «Не убий» на политическом языке может звучать так: Насилию — нет!
2. «Не лжесвидетельствуй» – Лжи и манипуляциям — нет!
3. «Не укради» – Коррупции — нет!
4. «Не сотвори себе кумира» может быть воспринята, как то, что не нужно верить и возлагать все свои надежды на политических лидеров или на политические и геополитические союзы.

Эти заповеди фактически дали нам возможность говорить о политической ситуации библейским языком и одновременно ее оценивать.

Вот, например, «Не лги»: на сегодняшний день политика – это часто ложь, а СМИ – это манипуляции. Мы получили возможность с точки зрения заповедей говорить о политике и освещении событий в стране в СМИ, и делать это фактически на понятном для всех языке.

Что касается «Не укради» и «Нет коррупции», то, в большинстве случаев, недовольство людей вызывают как раз коррупция и многие проблемы в государстве как раз из-за этого. И выход – в преодолении этого порока и греха.

Одновременно со сцены Майдана было подчеркнуто, что и это касается не только власти, но и каждого из нас.

От себя и здесь добавлю, что Господь не заповедовал своим ученикам строить справедливое общество, а Священное Писание не говорит, что такое возможно. Мы очень часто попадаемся на это искушение, когда нас зовут: «А ну-ка, расскажите, как нам тут все обустроить, государство Российское или Украинское». А ведь на самом деле наш посыл все равно персонален: «начинай с себя» – это наш ответ. Нужно говорить не только о коррупции в масштабах страны. Нужно все время переводить это в плоскость своей собственной жизни.

«Не убий», переложенное как «Нет насилию», позволило нам сформулировать ту позицию, которая была потом задекларирована в том числе, и через Всеукраинский совет церквей. Как раз так получилось, что в этот период к Украинской православной церкви перешло руководство таким органом, как Всеукраинский совет церквей и религиозных организаций в Украине, где представлены более 90% религиозных общин в Украине, и на уровне Всеукраинского совета церквей точно так же было однозначно осуждено насилие.

Мы получили доступ к СМИ, к комментариям, у нас сложилась неплохая ситуация, когда журналисты уже знают, куда звонить, где им дадут комментарии в любое время дня и ночи, и духовенство тоже постепенно научается по сложным вопросам отправлять к спикерам. И это тоже помогает нам в этой ситуации.

Три монаха между Беркутом и баррикадами 

Но это были бы все разговоры, если бы не произошло событие, которое я иначе как чудом, назвать не могу. Когда у нас уже были вторые или третьи сутки силового противостояния, уже когда начали стрелять, бросать бутылки с коктейлем Молотова (я даже видел надпись на ситилайте «Коктейль Грушевского»), на третий день силового противостояния, 21 января утром, в 7 утра, меня разбудили телефонные звонки отовсюду.

Между «Беркутом» и баррикадами встали 3 священника-монаха и прекратилась стрельба, перестали лететь камни и коктейли Молотова, прекратились взрывы свето-шумовых гранат. В течение 3 часов мы пытались понять: «Наши – не наши». Чтобы вы понимали, что ситуация там не простая. То есть, мы собрались и смотрели фотографии, смотрели видео, в конце – концов, поняли, что это – священники нашей Церкви.

Мы с отцом Николаем Данилевичем приехали туда к этим нашим трем монахам – отцу Мелхиседеку, отцу Гавриилу и отцу Ефрему. Их молитва была услышана, и Бог дал нам шанс договориться, и было это еще до первых человеческих жертв. И в течение 22 часов было перемирие. Мы приехали и увидели перед собой здравых, адекватных, нормальных священнослужителей-монахов, которые очень замерзли, поэтому пришлось их отправить в ближайший книжный магазин там же, на площади, а мы с отцом Николаем провели около часа там же, с крестом и с иконами в руках. Опыт очень интересный в том плане, что люди абсолютно разные: были те, которое подходили и целовали иконы, были те, которые подходили и говорили, что они никогда в жизни не придут в Церковь. Как потом оказалось, в трех или четырех метрах от нас сидел человек, который сбирался устроить самосожжение, и когда мы уже собирались уходить, нам сказали, чтобы мы с ним поговорили.

Пришел один из лидеров оппозиции – было общение, было общение и с прессой, но это все – обычное и для нас понятное. А монахи сказали, что будут стоять столько, сколько нужно, и остались на ночь.

Киев не охвачен огнем. Это какое-то явление современного мира, когда события происходят на двух площадях в центре города, а в 500 метрах от этого идет обычная жизнь, на эти площади можно заехать – мы подъехали вплотную к баррикадам и прошли, хотя думали, что там будет все перекрыто.

На ночь осталось порядка 10 человек. Самое сложное у них было – это как раз ночное время. Это хорошо описал отец Алипий Светличный, и Влад Дятлов, и Влад Головин, которые там были.

Они рассказывали в личном общении, что подходили и просили не стрелять, и нам это говорили, когда я там был – вот пока вы здесь стоите, пока и будет более-менее спокойно. А как только вы уйдете – мы снова начнем. Другие подходили и говорили, чтобы уходили, так как можем погибнуть. Еще подходили и говорили, чтобы убрали женщин… Но уже потом, когда их начали использовать как прикрытие и фактически из-за них бросать и из-за них стрелять…

Тогда монахи перекрестились и крестным ходом ушли.

Монахи вышли – стрельба прекратилась. Стрельба возобновилась – монахи ушли.

Второй раз они вышли через день, на следующий день противостояния, вечером, когда заканчивалось перемирие и первый раунд переговоров не дал никакого результата. Но тогда уже многодетных отцов и мирян не брали, стали только монахи.

В это время я тоже был на Крещатике, на Радио «Свобода», буквально менее чем в километре от того места, и когда я уже уходил – журналисты из Радио «Свобода» меня попросили, чтобы я сказал правду – было ли молитвенное стояние милицейской провокацией?! А в тот вечер к нашим монахам подошли и стали рядом представители других конфессий. И в этом тоже был какой-то промысел. Если тогда они вышли сами и остановили противостояние, то здесь присутствие представителей других конфессий не дало возможности и эту акцию толковать неоднозначно.

Кто благословил?

После этого было заявление этих монахов, и тут очень важно, что когда такое заявление делается, это уже заявление, которое подтверждено реальными деяниями.

Кстати, сразу встал вопрос, кто благословил монахов выйти. Но подождите! Для внешних этот вопрос не стоит вообще. Это наш внутренний церковный вопрос. Давайте определимся, они правильно сделали или неправильно, поддерживаем мы, не поддерживаем, поедем, разберемся. Что это – их инициатива, или это провокация? И, если они поступили верно, то будет и благословение.

Там к нам подошел Кличко, говорит, «Спасибо, что вы вышли!». Люди также стали подходить и благодарить, а воины «Беркута» стали подносить поддоны поставить (там же лужи и лед). Было позитивное отношение со всех сторон. Бог дал шанс, но воспользуются ли им, зависит не только от монахов, а и от политиков, и от людей.

Нам сразу стало легче комментировать, потому что мы сразу стали говорить – мы молимся – вот вам явный пример, что это работает. Но мы за вас политическую ситуацию не разрулим, это ваше искусство. Политика – это искусство управления государством, проявите искусство. Мы не стали давать советы, как разрулить политическую ситуацию.

И тут переходим к теории.

Не будет прещений за политику!

Какие главные выводы были сделаны, и что помогло нам в этой ситуации между собой, не пустить эту политику внутрь Церкви.

Во-первых, изначально была задекларирована позиция, что Церковь не делит верующих по политическому, региональному и геополитическим признакам. Но! Церковь не запрещает своим верующим и священнослужителям иметь политическую позицию. Более того, как оказалось, это даже у нас в законе прописано: в законе, как раз, записано, что в Церкви запрещена предвыборная агитация, но следующим же пунктом записано, что священнослужители имеют право принимать участие в политической жизни. Но это право нам дает государство. А вот нужно ли это право нам в Церкви – этот вопрос важен.

Большее, чем политика

И вот тут как раз момент отношения к политическому православию, который выработан у нас и который на сегодняшний день работает. Церковного наказания за политические действия и высказывания не будет – нравится это кому-то, или не нравится. При том, что Церковь осудила «политическое православие», Церковь не применяет канонических прещений к духовенству и верующим, которые принимают участие в политических процессах. Главное, чтобы они не выдавали свое частное политическое мнение за мнение Церкви. Не создавали политических организаций и движений «от имени Церкви» без благословения Церкви. Сознательно не противопоставляли свое мнение официальным заявлениям и документам Церкви.

Это вырабатывалось годами. У нас тоже была ситуация со священником в Закарпатье, и Блаженнейшего спрашивали, почему его не накажут? Уже и уголовное дело по нему идет, СБУ занимается, а Блаженнейший говорит: «Мы ждем. Мы ждем, пока в нем пастырское победит политическое». Это тоже признак неучастия в политической жизни, потому что священника нужно, прежде всего, оценивать по его пастырским качествам. Хотя Церковь призывала и призывает духовенство воздерживаться от политических и прочих высказываний. Более того, такая позиция даже помогает нам комментировать конфликты между представителями духовенства. У нас был и продолжается небольшой конфликт между одним епископом и одним священником. И когда у нас спросили, как же мы к этому относимся, мы сказали, что у нас не запрещено иметь разные взгляды: у нас есть нечто большее, чем наши политические взгляды – это Христос и Церковь. И это же было предложено нами обществу: мы сказали – посмотрите, мы – разные, с разными политическими взглядами. Среди нас есть те, кто на Майдане, те, кто вне Майдана, и те, кто против Майдана. Но это не мешает нам быть едиными во Христе. Поэтому вы – люди с разными политическими взглядами, найдите нечто большее, чем ваша партийная принадлежность.

Использовали такой ход, как партия – от слова «part» – часть, и в этом смысле найдите целое. Вы – часть чего-то, но найдите целое. Целое для вас может быть страна, целое для вас может быть – народ, но есть нечто большее, чем часть. И не выдавайте часть за целое – то есть, не ведите себя как сектанты. Опять же – перевод, понятный для церковных людей, обратный перевод на язык церковный.

Оппозиционное настроение — это тоже кесарево

Мы говорим о политическом православии, о том, что: «отдайте Богу Богово, а кесарю – кесарево». Оппозиционное настроение — это тоже кесарево. То есть, когда мы говорим о кесаре, то это не только о власти, это и об оппозиции. Оппозиция – это часть власти, часть системы управления государством. Это тот же кесарь. Поэтому, если мы – христиане-священнослужители, то для нас политическое – это кесарево. Вот это очень важный момент.

К сожалению, главной почвой для распространения церковных, внутрицерковных слухов, даже через светские СМИ, являются церковные люди. Часто мы, обвиняя светские СМИ в том, что они про нас что-то не так говорят, являемся главными потребителями этой негативной информации о Церкви, потому что светским людям очень часто это неинтересно, именно мы это смотрим и обсуждаем. Мы являемся этой аудиторией, которая, к сожалению, никак не может создать это внутрицерковное информационное пространство, которое было бы источником для нас достоверной информации, площадкой для обсуждения тем. Это одна из форм внутрицерковной секуляризации в информационную эпоху. Но, наверное, это тема для отдельного разговора.

Пост-цензура

Официальные спикеры не всегда являются носителями абсолютно безукоризненной позиции, и мы к этому относимся абсолютно спокойно.

То есть, мы не предполагаем, что кто-то имеет право на обладание истиной в тех вопросах, в которых нет официальных церковных документов или официальных церковных заявлений священноначалия.

Не путайте официальных спикеров Церкви с официальной позицией Церкви.

Да, мы выработали принцип, который нам помогает в этой ситуации, принцип пост-цензуры. Я являюсь официальным спикером, но свою позицию не всегда согласовываю. Почему? Иногда это физически невозможно. А иногда это безответственно, потому что именно я несу церковное послушание в медиа-пространстве и понимаю ситуацию, понимаю формат и т. п. Но принцип пост-цензуры предполагает, что если моя позиция расходится, или не нравится священноначалию, или является неправильной (что я не исключаю), я всегда готов услышать голос священноначалия, голос своих братьев, а иногда даже и не братьев. У меня недавно была ситуация, когда я написал в блоге, и в прения со мной вступил греко-католический священник, указывая на написанные мной неточности о его церкви. Я с какими-то вещами согласился и исправил, тем самым показав, что это не является спланированной информационной кампанией, а является моим мнением, и я готов услышать, если что-то здесь сказано не так.

Намного легче опираться на позицию, когда она выработана, и есть официальное заявление Церкви, но современное информационное общество уже не дает тебе возможности, иногда и 10 минут нет для того, чтобы обдумывать, согласовывать или вырабатывать позицию. И в этом смысле вот такой принцип пост-цензуры работает, но это вопрос ответственности в том числе.

И тут я опять возвращаюсь к тому, что свои политические и прочие взгляды я должен максимально из этого процесса убирать, потому что единственный критерий – повторюсь – это Священное Писание и Евангелие. Вот этот момент – я уже это где-то говорил, по-моему, на «Вера и Слово»: из нас – никудышные политики, из нас – плохие чиновники, очень плохие бизнесмены, но мы должны быть добрыми и хорошими пастырями. Поэтому в наших словах смысл – а задекларирован круглый стол как: «Почему и как должен звучать голос Церкви в современных медиа», – вот он и должен звучать только для того, чтобы проповедовать Евангелие, даже когда мы обговариваем общественно-политические темы, в том числе и конфликтные.

Священная политическая война

К сожалению, у нас отсутствует культура дискуссии по второстепенным вопросам, мы их сразу превращаем в вопросы догматические и вероучительные, начинаем разбрасываться анафемами и уличать в ересях. Если культура дискуссии есть, если нет монополии на истину, если есть желание услышать и понять другого, я не вижу ничего плохого в самих дискуссиях.

Например, недавно мы попробовали в Синодальном отделе провести круглый стол по поводу Даров Волхвов для спикеров и экспертов по церковной археологии и истории. После дискуссии, где спикеры и эксперты имели возможность пообщаться друг с другом откровенно, а потом, без купюр и цензуры с нашей стороны, сделать какие-то публичные высказывания на тему. Сначала был разговор, а потом, чтобы не резать и не цензурировать этот разговор самим, мы дали каждому 5 минут, в которые он должен был сформулировать свой посыл и этот посыл без купюр мы опубликовали. И получилась неплохая подборка мнений по теме.

Когда у нас еще не было силовой эскалации, у нас была ситуация, когда мы всей страной сначала в Европу бежали, а потом вдруг побежали от Европы. Что в одну сторону бежали, что в другую, мы комментарии давали одни и те же.

Для Украинской Православной Церкви геополитический выбор страны не является ни Страстной пятницей с ее страданиями, ни Пасхой с ее радостью. Есть специально обученные, избранные и назначенные люди – народные депутаты, политики, чиновники, пусть они определятся. Если нас, как граждан, попросят проголосовать за что-то, мы это сделаем. Но не будем этому вопросу придавать значения догматического, сакрального. Очень часто мы политическую борьбу пытаемся превратить в священную войну. И даем комментарии на уровне «добро-зло», «силы света – силы тьмы».

А на самом деле этого делать не надо. Потому что когда мы так оцениваем политическую ситуацию, мы потом не можем ее разрулить. Вот нас спрашивают, например, про Дары – верите ли вы, что благодаря Дарам прекратится все противостояние? А мы говорим: благодаря Дарам ничего не произойдет, а вот благодаря нашей молитве у Даров что-то может измениться. При этом мы верим, что благодаря принесению святыни градус религиозности будет подниматься, а градус заполитизированности нашего сознания будет опускаться, и это может дать некий результат. Ведь то, что невозможно людям, возможно Богу.

Поэтому и вас, наших единоверных братьев и сестер, мы просим не об аналитике или политике, а о молитве.