Помню, как несколько лет назад один итальянец, влюбленный в Россию, заметил: «Я не знаю, чему мы – запад – можем вас учить: у вас есть Андрей Рублев и Андрей Тарковский. Что после этого еще можно делать в искусстве?»
Великий русский иконописец Андрей Рублев жил в тяжелое для Руси время иноземного ига. Набеги ордынцев, княжеские усобицы, голод, эпидемии уносили тысячи жизней, и вдруг среди мрака и горя вспыхнули пронзительной чистотой золота и лазури иконы Рублева. Мир, тепло, радость о Духе Святом изливались от них в души людей, изнемогающих от пережитых потерь. Это было утешение, надежда, воплощенная в красках. У Господа не забыта ни одна душа, все взвесится, все оценится, и временное страдание сотрет одна минута пребывания в царстве Незаходимого Света.
Преподобный Андрей Рублев. Троица
Андрей, «открывший» Андрея
Еще каких-нибудь тридцать лет назад об иконе в России можно было говорить только как о «предмете искусства». Но, что происходило в душах людей, когда оказавшись перед древними образами, люди вдруг ощущали, что являются зрителями чего-то неизмеримо большего, чем просто художественное произведение. В строгих ликах, тонких кистях рук святых, складках струящихся тканей была такая чистота, которую невозможно передать словами. Она проникала внутрь, промывала глаза, и люди, недоумевая, порой часами стояли перед творениями древних иконописцев. В них было то, чему название — благодать — великая сила, часть естества Самого Бога – любовь, покой, правда, прощение, мудрость, жизнь…
Одним из таких восхищенных зрителей оказался и молодой тогда еще человек – москвич, сын поэта Арсения Тарковского, Андрей. В семье Тарковских знали и любили художественную культуру, в доме было множество альбомов по искусству, а любимой игрой было — отгадывать автора и название той или иной картины. Это-то увлечение историей искусства и привело Андрея к русской иконе. Но, едва он увидел образы Рублева, он был поражен их удивительной светлой красотой. Через нее просачивалось и нечто большее — дух, то состояние, в котором жил мастер, в котором пребывала его душа. Это состояние святости. Андрей понял, что говорить о Рублеве только как о «талантливом живописце» невозможно. О нем надо рассказывать, как о монахе, о подвижнике. Жившая и действовавшая в нем благодать Святого Духа определила и подбор красок, и точность линий, и необыкновенную гармонию образов. Тогда-то и появилась мысль перевести это на язык кино, сделать икону и мастера «героями» кино-рассказа. Необычно? Спорно? – Откуда же пришло это стремление говорить о вещах «не сюжетных» и, вообще, не о внешних?
Андрей Тарковский
…Все началось еще тогда, когда Андрей Тарковский был студентом отделения кинодраматургии Всесоюзного института кинематографии (ВГИКа). В период хрущевской «оттепели» у молодых кинематографистов появилась возможность знакомиться с произведениями зарубежного авторского кинематографа. До России доходят итальянский неореализм и французская «новая волна». В архиве Госфильмфонда в Белых Столбах Андрей вместе с однокурсниками смотрит фильмы Куросавы, Бунюэля, Брессона и Бергмана. Главным педагогом и наставником Андрея Тарковского в те годы был известный режиссер Михаил Ромм, развивавший и поддерживавший в своих учениках творческую индивидуальность, побуждавший их к тому, чтобы искать свою тему, свой путь в кино, что было сопряжено с отстаиванием собственного видения и художественной правды. Принятый западной кинокритикой термин «отéр» (от «auteur» — франц.), обозначающий режиссера-художника, отвечающего за единство произведения – от главного до деталей, для Андрея становится основополагающим принципом творчества и соединяется с духом свободы, привитым Михаилом Роммом. Для однокурсников Андрея были одинаково неприемлемы и «глянцевое» искусство Голливуда, и приемы, характерные для соцреализма. От «сюжетности», мифологии, «костюмного» искусства молодые художники и режиссеры потянулись к красоте, растворенной в простом — в окружающих вещах, в деталях, каждая из которых повествует о вечном: о человеке, о жизни, и о Боге.
Первые «пробы» состоялись. Дипломная работа Андрея Тарковского «Каток и скрипка» (1960) принесла ему первый приз на фестивале студенческих фильмов в Нью-Йорке в 1961 г. Через пять лет появился замысел фильма об Андрее Рублеве, и сама тема потребовала от него почти философского осмысления связи формы и содержания. Подобно тому, как на иконе в образе проступает Дух, ему предстояло на языке кино, посредством света, фактуры, акцентов передать сокровенное — дух Руси и внутреннюю жизнь монаха-иконописца. Непросто было прорываться через «тернии» идеологических худсоветов, обходить острые углы и отстаивать свое видение, но вот на свет появился фильм об Андрее Рублеве.
Тарковского ожидало настоящее признание. В 1969 г. картина была показана во внеконкурсной программе Каннского фестиваля, и заслужила специальный приз, но не это главное. Запад, до тех пор слишком мало знавший о Руси и о Православии, замер: никому не известный русский режиссер создал кино-шедевр, достойный классиков мирового кино. Европа увидела Русь святую.
Кадр из фильма «Андрей Рублев»
В фильме Андрея Тарковского не было ничего «сусального». Русь поруганная – вот, всадники выбивают двери собора, огонь охватывает фрески и живых людей. Кругом насилие, грабежи… Степняк смеется над распятым Христом и Богородицей.
Кадр из фильма «Андрей Рублев»
Русь «горбатенькая» — бездорожье, утлые бревенчатые избы, распутица и косые дожди. Дружинники жестоко избивают скомороха, юродивая пляшет на снегу, оборванный мальчишка выдает себя за мастера колокольного дела… И среди этого совершает путь герой Тарковского, инок, претворяющий душевную боль в служение Богу данным ему талантом. Фильм о вере, побеждающей уныние и боль, и о надежде, которая не постыдит.
кадр из фильма
Как ни дрожат руки мальчишки, но с молитвой, оказывается, можно и великий колокол отлить на радость людям, как ни скорбит душа о грехах, не все потеряно — милость Божия больше! И как можно одолеть народ, встречающий смерть, как и жили, соборно – под сводами храма?! Как можно истребить тех, кто из последних сил стекаются из дальних верст на звук «ожившего» церковного колокола? И пусть над обожженной землей плывет его тяжелый медный звон, предвозвещая годы испытаний, мягким, ясным лучом, будто светоч, загораются в последних кадрах вечные образы Андрея Рублева.
Кадр из фильма
Сюжет картины, конечно, был вымышленным, и, тем не менее, в этой истории была правда — о том, что святость возрастает «не под хрустальным колпаком», не благодаря, а вопреки жизненным обстоятельствам, что преподобным становится человек немощный, «перстный», но всей душой взыскавший Бога.
Благодаря фильму Андрея Тарковского, иконописец, живший и творивший в XV веке, стал вдруг удивительно современным и близким людям 70-х. Фильм утешал: Россия видела и худшие времена, и при иге можно сохранить веру. Это был один из первых «прорывов». После фильма Тарковского многие молодые люди потянулись в храмы.
Бежавший от мира
Насколько известны образы Андрея Рублева — «Троица», «Спас», «Апостол Павел», «Архангел Михаил», настолько мало известно о нем самом. Ведь он, как истинный монах жил очень сокровенно, избегая и славы мира, и его почестей. Неизвестна даже точная дата его рождения. Исследователи предполагают, что он родился около 1360 года. Родовое прозвище — фамилия, сохранившаяся за ним в монашестве, свидетельствует о том, что он мог происходить из образованных кругов, поскольку в его время фамилии носили только представители высших слоев общества.
Есть основание предполагать, что Андрей Рублев мог учиться иконописи в Византии или в Болгарии. В его наследии есть изображение греческого морского судна, написанного с такой точностью, таким знанием конструкции, что можно судить о том, что он либо сам видел такого рода корабли, либо перенял эти сведения от своего наставника – художника греко-византийского происхождения. Согласно одной из гипотез, Андрей Рублев был учеником знаменитого мастера-иконописца Феофана Грека.
Вся жизнь иконописца была тесно связана с двумя монастырями — Троице-Сергиевым и Спасо-Андрониковым в Москве. По духу святой Андрей, несомненно, являлся учеником преподобного Сергия Радонежского.
Поскольку Андрей Рублев работал в разных обителях, можно установить и его духовные связи. Он должен был знать многих великих подвижников своего времени: Никона Радонежского, Савву Сторожевского, святителя Киприана Московского. Но самым близким ему был его сподвижник, иконописец Даниил Черный. Они вместе расписывали Успенский собор во Владимире — главный собор Руси той поры. Летописная запись 1408 года сообщает: «маиа в 25 начата бысть подписывати великая и соборная церкви Пречистыя Володимирская повелением Великого Князя, а мастеры Данило – иконник да Андрей Рублев».
Но иконописцев связывала не только совместная работа. Отношение к ней было особое, как к служению Богу. К ней они готовились продолжительным постом и молитвой. Предание о духовных узах Андрея Рублева и Даниила Черного бережно сохранялось в церкви напротяжении XV века и было записано святым Иосифом Волоцким: «…чуднии они иконописци Даниил и ученик его Андрей…толику добродетель имущее, и толико потщение о постничестве и иноческом жительстве, оноже им божественныя благодати сподобитися и толико в божественную любовь преуспети, яко никогдаже о земных упражнятися, но всегда ум и мысль возносить к невещественному и божественному свету».
Приведенный отрывок из сказания передает удивительно светлый образ двух подвижников – художников, истинных иноков и аскетов. Они преуспели в божественной Любви, оставив все попечение о земном.
Предание сохранило и свидетельство о том, что святой Андрей отошел ко Господу раньше Даниила. А тот перед смертью сподобился видеть его в видении «во мнозе славе и с радостию призывающа его в бесконечное блаженство». Младший в земной жизни, святой Андрей оказался старшим в духовном мире: он как бы принимал душу праведного Даниила при ее разлучении от тела.
Евангельское слово в образах
Начало прославления Андрея Рублева в Церкви положили его иконы, и особенно — «Троица». За основу сюжета им был взят эпизод из Святого Писания о явлении Бога праведному Аврааму в образе трех ангелов. В этом явлении приоткрылась троическое единство Бога – Отца, Бога – Сына и Бога – Духа Святого. Отойдя от традиционных канонов, иконописец поместил в центр композиции Чашу, символизирующую жертвенную смерть Христа — Чашу страданий и Чашу искупления человечества. А ее очертания повторил в контурах фигур двух ангелов справа и слева.
Икона служила как бы изложением основ христианского вероучения, по ней могли постигать основной догмат Православия и люди неграмотные. Красота действовала на душу прежде слов. Сочетание золотистых, голубых и нежно-зеленых красок оставляло ощущение возрождения, победы вечной жизни над смертью… Предвосхищение проповеди о Воскресении.
Не устрашать, а ободрять и поддерживать современников стремился этот великий иконописец. Его иконы почитались как благодатные.
Андрей Рублев прославлен в нашей Церкви как преподобный, уподобившийся Господу в высших добродетелях. «Дела его идут вслед за ним», из века в век его вечным служением Церкви остается Божественное Слово, воплощенное в образе.