Может ли Бог наказывать? Может ли Бог мстить? Может ли Он помнить зло? Многие уверены, что может. Ведь в Библии есть много мест, где мы видим следы «гнева» Божьего: сожженные города, где торжествовал модный ныне в Европе грех, – Содом и Гоморра; поглощение разверстой землей самозваных конкурентов Моисея – Корея, Дафана и Авирона. Примеров несть числа – вплоть до бичевания Христом торговцев в храме.
С другой стороны, одна из ипостасей Бога – Дух, который есть Любовь. О ней сказал апостол Павел: Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
И другой апостол написал: «Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы. Если мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине».
Как же можно это совместить? Единственным способом. Воспоминанием дней творения мира и пониманием свободы, данной человеку при сотворении мира.
Бог создал Адама подобным себе. Главный отпечаток Божьего перстня в воске нашей души – благость и свобода. Богу не нужны оловянные солдатики, которые бы Он – как игрок – передвигал по шахматной доске. Ему нужны живые и свободные личности.
Свобода имеет выбор – любить Бога или не любить, а иначе она не была бы свободой. Человек волен идти в селения райские или, наоборот, добровольно удалиться во тьму внешнюю.
Греша, человек приходит в область, населенную дьяволами. В некий Мордор, где все гремит, взрывается, приносит смрад и боль. И Бог не может, не повредив глубинной конструкции человека, насильно выдернуть его из ужаса, в который он сам себя затащил. Нельзя спасти того, кто прячет руки за спину. Кто хочет упасть, все равно упадет, как его не держи. И если удерживать, то еще будет злиться.
Таким образом, во вселенной существуют некоторые комнаты ужаса, куда человек приходит сам. Это не гнев Божий, а наша глупость казнит нас вдали от Бога. Это наша злость, а не жестокость Бога, бросает нас в объятия беспощадных разрушителей – духов злобы. И мы по своей слепоте и жестокости свои свойства зла приписываем Богу.
Человек сам несет ответственность за свой выбор, за то, что будет написано на страницах Страшного Суда в томе, посвященном его жизни. Страницы своей хартии мы пишем сами, сию секунду, под вежливым взором переживающего за нас Христа. Гнев – это вещь, совершенно не приложимая к Богу.
Когда не было Христа и апостола Павла, не было и слов о Любви, то люди справедливо решили, что Бог – это некто вроде Небесного Царя и Судьи. Этому Судье зачем-то потребовалось создать мир. В нем Он утвердил правила. Благо – следование Его Закону. Грех – преступление перед Законом, беззаконие. Преступление предполагает наказание. Все как у людей: Царь, суд, тюрьма или санаторий.
Но у Бога все не как у людей. Он благ. Он пребывает в абсолютном покое. То, что мы подразумеваем под Его «гневом», – наша извращенная проекция Его заботы. «Гнев Божий» – это Промысл, криво отраженный в нашей душе.
Безобразничает человек – Господь лишает его силы к греху. Безумствует и приносит горе – связывает, как больного в клинике. Не потому что строг и зол, а потому что желает спасения безумцу.
Читаем в Евангелии о больном:
И вот принесли к Нему расслабленного, положенного на постели. И Иисус, видя веру их, сказал расслабленному: дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои.
Отметим три важных момента, которые не уловили фарисеи.
Во-первых, его принесли к Богу. Бывает, Бог Сам пытается привлечь к себе загулявшего сына. А тут Его работу сделали люди. Значит, любовь где-то теплилась рядом с больным, и он мог ей научиться. Это частично приклонило внимание Христа к этой компании среди моря народа.
Второе – «видя веру их». Мы тоже водим своих немощных родственников по больницам, имея на руках полис или деньги. А эти пришли и без страховки, и без денег. На что они надеялись? На чудо! Ничего себе. Так вот быть уверенным, что если подергать Бога за край ризы, то вот тебе Он и даст. Для того чтобы потребовать чуда, нужно иметь абсолютную уверенность в Его любви. Нужно знать Бога. А в этом и есть вера. Ведь не делами закона они пришли покупать здоровье товарищу.
Этим поступком друзья больного исповедали новое, сказать точнее, забытое качество Бога – благость и любовь. И свидетельство было публичным, что в данном случае тоже было важно.
И, в-третьих, Христос, зафиксировав первые два момента, учит больного: «Делай точно так же, как твои друзья: люби ближнего и знай, что Бог благ. Бог называет тебя чадом, уясни, что Он не царь, не судья, а Отец тебе!»
«Дерзай» – так говорят ребенку, делающему первые шаги.
«Прощаются тебе грехи» – в этом диалоге означает, что если заблудший сын меняет вектор движения от погибели к Богу, то он больше не грешен.
Не случайно в Слове Иоанна Златоуста, читаемом на Пасху, написано:
«… любочестив бо Сый Владыка, приемлет последняго, якоже и перваго: упокоевает в единонадесятый час пришедшаго, якоже делавшаго от перваго часа. И последняго милует, и первому угождает, и оному дает, и сему дарствует, и дела приемлет, и намерение целует, и деяние почитает, и предложение хвалит».
Потрясающие откровение святого: и дела приемлет, и намерение целует, и деяние почитает, и предложение хвалит.
То есть Богу не так важны дела, как цель, к которой стремится душа.
Именно разное понимание греха и породило конфликт фарисеев и Христа. Фарисеи были возмущены УДО – условно-досрочным освобождением больного. Ведь им казалось, Бог такой же, как они – судья, прокурор, охранник в одном лице. Мы часто приписываем Богу свои немощи.
Вот на преступника наложено наказание, внесен приговор, назначен срок. От народа Израиля такому преступнику позор и изоляция. Для фарисеев грех – статья Закона. Для Христа грех – вектор, движение от Бога. То есть грех – все, что сделано без Бога. А благо – все, что сделано во имя Бога. Очень просто, если положить в основу любовь. Для фарисеев основа закона – страх. Для Христа – любовь. В глазах фарисеев пришел некто, ломающий Закон и вводящий новые правила.
Покушение на Закон в их глазах было покушением на основы мироздания, на основы договоренностей Бога и человека. Бог ранее ничего им не говорил о любви по их жестокосердию. Но когда в Израиле накопилась критическая масса людей с чистым и милостивым сердцем, новый этап откровения стал возможен.
И самая главная тема конфликта – присвоение Христом Себе полномочий Бога: оставлять грехи. Для иудеев Бог был подобен какому-то грозному, великому, непостижимому существу. Его слава лишь отчасти была видима ими в светлом грозном облаке, блистающем молниями и водившем Израиль по пустыне.
Вот тут-то и проходит очень важная грань познания Бога в истории человечества. Поступок Христа был молнией личного откровения. Бог Сам приподнял завесу Своей таинственности. Сам, желая мира, постарался устранить отчуждение. Сам напомнил о Своей феноменальной близости. Он дал новую трактовку греха как нежелания человека любить Бога. Он показал, что не хочет общаться со своим творением посредством договора. Мы ведь не бизнес-партнеры, а родня.
Этим исцелением Христос напомнил забытые слова о том, что сказал Бог в день творения Адама:
Сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему [и] по подобию Нашему.
Ясно, что не по внешнему подобию, а по внутреннему. А внутренняя печать и есть часть Бога, живущая в нас. Печать Бога в душе – это не мертвый штамп на бумаге. Душа – не бумага, а образ – не мертвый оттиск. Это отражение в живом зеркале живого Образа. Он не только внешний! Он и внутри человека. Он всеобъемлющий. Живая печать Бога вообще видна на всем, что есть в мире. Бог рядом.
Христос, по сути, не сказал ничего нового. Просто фарисеи забыли о главном, о божественных дарах, об отцовском перстне на руке: о свободе, родстве и любви. И это оказалось страшным в своих последствиях. Не потому был разрушен Иерусалим, что иудеи распяли Христа и кричали:
– Кровь Его на нас и на наших детях.
Христос жалел город и плакал, глядя на Иерусалим, готовящийся рухнуть в бездну. Христос не мстил. Это люди распявшие Христа, отведя руки Бога, сами прошли ворота Мордора и отдали себя во власть разрушения.
Что можно было сделать, если и слезы, и радость Христа не смогли их остановить: «Целый день Я простирал руки Мои к народу непослушному и упорному».
Никто не желал смерти Иерусалиму, кроме него самого. Народ перестал соображать, что Закон и жизнь в Боге есть разные вещи. Грехом Иерусалима стало то, что вектор его движения стал направлен не в сторону Бога, а в сторону механического Закона, прочь от Замысла Бога, реализованного во дни творения.
Этот диалог с фарисеями был попыткой напоминания о существе отношений между Богом и человеком. Христос не гневался и укорял фарисеев довольно мягко. Вообще, они были единственными оппонентами, с кем он считал нужным говорить. Он призывал их посмотреть не на букву закона, а на свое сердце, которое должно были ликовать, находясь рядом с Господом. А оно не дрогнуло и осталось недвижимым. Христос тщетно пытался разбудить их сердца. Он остался верен Своему доброму, неожиданному для них отцовскому чувству:
– Для чего вы мыслите худое в сердцах ваших?
Он считал нужным говорить с ними. Он считает нужным говорить и с нами добрыми словами, ожидая, когда мы повернемся к Нему лицом.
Как хорошо об этом обращении сказано в восьмой молитве Иоанна Златоустого вечернего правила:
«Ей, Господи мой и Творче, не хотяй смерти грешнаго, но якоже обратитися и живу быти ему, даждь и мне обращение окаянному и недостойному; изми мя от уст пагубнаго змия, зияющаго пожрети мя и свести во ад жива».
Драматургия тех дней и сегодня актуальна для каждого человека, живущего в мире. Мы можем сами выбирать, кто нам Бог: Судья или Друг, Отец или некто внешний. Сами устанавливаем с Ним отношения: договор или любовь. Сами решаем, что нам думать о Боге – зол Он или благ. Человек может даже решить, что Бог ему не нужен. Решение быть с Богом или без Него – главное решение в жизни. А следующее решение – кем мы хотим видеть Бога.
Ему хочется, чтобы мы были Ему чада. Ему хочется быть родным Отцом.
Главное – не ошибиться, как уже однажды ошиблись люди, спорящие со Христом. Им хотелось, чтобы он был Царем и Судьей, жить с ним по Закону, выключив сердце, вытолкнув Бога на небо. Им хотелось что-то отдать Богу, а что-то оставить себе. Зажать.
Бог оставил человеку некоторое пространство свободы внутри его личности. А человек, пользуясь свободой, решил его существенно расширить. Что, собственно, и было предметом первородного греха. Человеку захотелось иметь свое собственное пространство, в которое бы Бог не входил по договоренности, по Закону. Вот мир Бога и Церкви, а вот мой личный мир, в котором хозяин только Я. И законы в нем только мои.
Знакомая всем нам история.
Такая поврежденная душа похожа на разбитое зеркало, которое отражает осколки. Поэтому оно видит часть мира с Богом, а часть – без Него. Только в кривом и разбитом зеркале в Боге виден дух гнева.
А Он – Любовь. Это ж Господи зрячему видно, а для нас повтори:
Бог есть свет и в нём нет никакой тьмы.
В память о том, как друзья принесли больного ко Христу, и я прошу молитв о р.б. Сергии, которому кроме всего прочего, нужно чудо.