Имя игумена Агафангела (Белых) — миссионера, клирика Белгородской и Старооскольской епархии, исполняющего обязанности настоятеля храма Спаса Нерукотворного в Тикси, а также популярного блоггера — читателям ПРАВМИРа хорошо известно. Особенности «северной миссии», воцерковление подростков, воспоминания из хипповой юности — отец Агафангел готов рассказывать о самом разном. Теперь он рассказывает о своем пути ко Христу, Церкви и служению в одном из самых сложных для жизни регионов России.
Из живого журнала игумена Агафангела (Белых)
Крест на месте постройки будущего храма
19.01.2012
Третий год мы пытаемся на Крещение соорудить Иордань и третий год тишайшая Рождественская погода сменяется к 19-му числу пургой. В этом году мы даже успели выпилить прорубь в полутораметровом льду на ближайшем к Тикси озере Диринг Кюёль, но.. паки и паки погода не дает возможности совершить там службу. Хотя, конечно, всякая погода — благодать, как мудро поется в старой песне. Однако, вот метеосправка на сегодня: «13:00 было -27.5 °C, облачность 100%, давление 766.7 мм рт. ст., влажность 100%, ветер ЮЗ, 16 м/сек. в порывах до 21 м/сек. Сильная снежная низовая метель».
Крещен, но не просвещен
— Я вырос в практически внецерковной семье — в доме даже не было икон. Мама с папой были школьными учителями. А крестили меня в три месяца. Поэтому в период моего сознательного неофитства, лет в 25, я переживал: почему меня не спросили? Ведь с какой бы я радостью крестился сейчас, когда я уже все-все знаю!
У меня был верующий дед, наверное, он и стал для меня примером, — прошел всю войну, был тяжело ранен. Он много молился молитвой Иисусовой. Клал поклоны ночью перед святым углом. Все это я видел, когда ребенком приезжал к нему на лето.
Иконы мне нравились всегда. Я любил рисовать — в художке учился — и меня завораживало, как они написаны: смотрел и думал — как так краски удавалось смешать. Даже специально в церкви заходил – на образа посмотреть.
Из живого журнала отца Агафангела:
Я был крещен 3 августа 1969 года в довольно нежном возрасте, неспособном восприять веру от слышания. Крестил меня отец Владимир Отт, исповедник, прошедший лагеря, бывший чадом св. Алексия Мечева, а впоследствии и его сына св. Сергия…
Было мне три месяца от роду. Крестили тогда сразу много деток, и постарше (дело было в Ильинской церкви Старого Оскола, что в слободе Ездоцкой), крик стоял, по рассказам, оглушительный. Однако, когда меня окунули трижды в купель и подали было крестным, я засмеялся и потянулся обратно к воде. «Кормилец будет», — сказал о. Владимир. В 1996 году я видел запись о своем крещении в пухлой общей тетрадке в клеточку с чернильной надписью на обложке «1969 год».
Церковь эта стояла недалеко от речки, да и крестная моя там жила рядом, — ходил мимо я постоянно и с детства усвоил, что вот, в той синенькой церквушке я был крещен. Что значит крещен, я толком не знал, но понимал, что бывают люди крещеные, а бывают — нет. В церкви жил Бог (я как-то сразу не путал Его со стареньким батюшкой Владимиром), и ещё он был на иконах.
Иконы мне нравились тем, что были очень гладко написаны — сложно было различить переходы оттенков. В иконах было нечто завораживающее. Добавляло загадочности и то, что иконы не продавались в обычных магазинах. Они вообще нигде не продавались, даже в церкви.
Оптинский экспириенс и другие духовные переживания
Во времена моей хипповской юности, с конца 80-х, вся наша московская знакомая тусовка стала ездить в Оптину пустынь. Ну и мы с будущей женой поехали отметиться.
1990-й год
Ей дали какой-то синий халат, раскладушку в большой общей комнате и отправили мыть полы в корпусе, где живут батюшки. Она ругалась, но мыла. Я же какие-то ящики таскал.
Меня поселили отдельно, в скиту. Тогда там ещё жили посторонние монастырю, но прописанные по его адресу люди. До сих пор помню запах выделенного мне спального места — до меня там спало не менее двадцати пяти человек. Клопы там ещё были.
Кормили какими-то вареными рыбьими головами.
Так мы прожили несколько дней. И с облегчением уехали тусоваться дальше. Но определенный экспириенс получили, конечно. «Так вот оно какое — Православие!», — понял я, и после этого, полистывая «Дао де Цзин», свысока говорил: «А что попы? Они только и могут сказать: молись да постись — и все!»
Теперь я уже больше 10-ти лет в священном сане, и в семинарии отучился, и в академии, но ничего умнее, чем «молись да постись» придумать не могу. Так что это исключительно вопрос отношения.
А ещё меня и к пятидесятникам заносило на радения, и в ашрам на бывшей Колхозной мы захаживали – прасада ради. И стандартные «9 томов Кастанеды» также не прошли мимо нас.
Встреча с Церковью
Мой сознательный путь в Церковь начался в Калининграде, после завершения семейных дел в сторону взаимного с супругой освобождения. Она уехала в США жить. А я занимался всякой случайной работой, так как одновременно с этим потерял место заведующего отделом рекламы в одной местной фирме – были лихие 90-е и обманутая немецкими партнерами фирма прекратила существование под давлением «братков» с одной стороны и судебных решений – с другой.
Однажды появился у меня заказ на работу в храме. Сделал декоративную отделку — настоятелю понравилось. Приехал другой священник — ему захотелось уже роспись сделать, и я отправился работать с ним. Правда, местные бабушки, глядя на мои изображения в притворе, говорили, что чудотворными они не будут никогда потому, что я курю. А я оправдывался, что выхожу курить за ограду. По старой привычке летом я ходил босиком, и в церковь мне тоже казалось правильным заходить босым, за что на меня ругались те же бабушки.
Попутно я устроился сторожем при этом же храме. Стоял он на отшибе, на опушке леса, — службы шли по субботам и воскресеньям, а всю неделю никого не было, кроме дежурной в лавке, и я находился там один со своими тремя собаками. Хорошее время было. Можно было рисовать, читать книги. Мне подарили Новый завет на русском языке, репринт дореволюционного издания, и такие же «Откровенные рассказы странника». Шел 1995 год, само существование духовных книжек помимо Лао-Цзы, да еще и с ятями, стало для меня открытием. Все это было очень интересно.
Сейчас бывает, приходят дети, спрашивают: «Батюшка, что делать, когда скучно?». А я не знаю! Может быть, я такой сам на себя замкнутый эгоист, но у меня не бывает, чтобы мне не было, чем заняться.
-А если делать совсем нечего?
— Тогда можно просто лечь спать. Шутка.
Псалтирь для птиц и белок
1 курс семинарии
Итак, я начал более или менее регулярно бывать на службе. Ничего не понимал, но возникало ощущение: «что-то в этом есть».
Была при храме староста — мать Анна. Умерла совсем недавно. Она меня стала тогда наставлять на жизнь праведную: «Читай Псалтирь!» Я растерялся: «Да как же мне его читать?! По-славянски я же ещё не умею…» «А там, — отвечает, — ударения поставлены. Вот и читай вслух медленно, с ударением, громко».
И так каждое утро я выходил на двор, собаки мои сидели около сторожки, белки из леса прыгали по забору, птицы чирикали. Это были мои слушатели – им я громко вслух читал: «Блажен муж иже не идé … ой, то есть — иде… на совет нечестивых…» И так по две-три кафизмы в день. Постепенно получилось более сознательно участвовать в богослужении, впервые причастился, исповедался. И как-то очень органично в меня вошло осознание того, что все, что здесь совершается, — это правильная часть жизни. Так и должно быть.
Поэтому, когда через полтора года настоятель, отец Тихон, благословил меня поступать в только что открытую Белгородскую семинарию, мне показалось это вполне логичным решением.
Так что какого-то четкого и ясного «пути в Церковь» у меня не было. Просто все время трепыхался влево-вправо, а Господь стоял рядом и мягко направлял.
Бог и человек
Личная Встреча произошла, когда я учился в семинарии. Меня давно интересовали монастыри, монашество, несмотря на первый неудачный опыт в Оптиной, и я решил съездить в какую-нибудь обитель. И на зимних каникулах поехал в Курскую Коренную пустынь.
Шла обиходная служба. Входит монах, шаркая синими тапками, раздает всем древние какие-то закапанные воском, засаленные помянники, и мы, несколько монахов и паломников обители, начинаем читать: «Ольги, Марфы, Марьи, Матроны…» — тихо, горят свечки, в полутемном храме стоят человек пятнадцать-двадцать, и вдруг ко мне приходит очень ясное и четкое осознание, что Бог есть, и вот, прямо сейчас — Он тут.
Меня до этого случая очень сильно смущало, что я никак не могу осознать себя и Бога в одном пространстве. Тем более голова была забита всяким восточным имперсонализмом. И вдруг вся эта шелуха отпала на простой вседневной вечерне в монастыре, и я внутренними очами увидел: вот Бог и вот я. И потом это ощущение позволяло молиться, потому что молиться в никуда невозможно.
Из живого журнала отца Агафангела:
Я очень люблю перечитывать книгу Бытия. Потому что в семинариях-академиях, как ни крути, но текст священного Писания — это «материал» для цитат, для изучения в контексте библейской критики, все эти элогисты, яхвисты и прочие Q, — только застилают главный смысл: «Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность». Или вот, про приятие даров от..: «Авраам сказал царю Содомскому: поднимаю руку мою к Господу Богу Всевышнему, Владыке неба и земли, что даже нитки и ремня от обуви не возьму из всего твоего, чтобы ты не сказал: я обогатил Авраама».
Там ещё много интересного есть, — почитайте, не пожалеете :))
Якутия — это хорошо!
— Вы сознательно выбирали северное направление?
— В июне 1997 года владыка Иоанн, ректор семинарии, сказал мне: «Белых, ты летишь в Якутию!» — я и полетел. Мы оказались там в самые лучшие дни: июль, август, сентябрь. Я родился в центральной России, потом прожил шесть лет в Кёнигсберге — Балтика, старые немецкие улочки, но и Кёниг — это всего полтора часа лёта от Москвы. И вдруг сталкиваюсь с тем, что мы летим шесть часов, а под нами все наша страна, наша Сибирь. Потом еще летим от Якутска часа полтора, выходим — там тоже наш Север, воздух очень чистый, густой и вкусный – «ложкой есть можно», дышишь в полные легкие. И я запомнил: Якутия — это хорошо.
Наверное, это тюркские корни в моем генетическом винегрете потянулись к родственным народам. Хотя могло ведь повести и совсем в другую сторону, куда-нибудь в сторону Хайфы. Но там жарко, а я жару плохо переношу. Так что лучше не северах.
По следам святителя Иннокентия
Когда речь заходит о внутренней мотивации миссионерских поездок, я часто вспоминаю историю про святителя Иннокентия Иркутского.
Когда он был еще молодым иркутским священником Иоанном Вениаминовым, у него жена, дети, ему 27 лет, пришла разнарядка: кому-то из иркутских клириков поехать на Уналашку — на Алеутские острова, миссионером. Это сейчас интересно — Америка или Япония: в самолет сел — и через 9-10 часов на месте. Любой захочет полететь за казенный счет в развитую страну. А тогда это было полугодовое путешествие в довольно дикие места, сопряженное с опасностью, и желающих не было. Одного диакона силой заставили, он отказался, так с него сан сняли и в солдаты отправили, где он впоследствии погиб на войне.
Иннокентий тоже отказался, сославшись на наличие жены, малых детей, на служение в храме. Его неволить не стали.
И тут мимо проезжал путешественник, как раз из тех краев, и остановился у будущего святителя. Вечерами за чайком он так красочно рассказывал о тех местах, что священник сам пошел к начальству, потому что, как он писал потом в своих записках, «сердце мое зажглось желанием повидать дальние страны и жалостью к этим людям, не знавшим Христа».
Вот они — две главные мотивации к дальней миссии: желание увидеть что-то новое, дальнее, неизведанное, иными словами — жажда познания — и заранее, a priori, до всякой первой встречи, – любовь к людям, которых тебе предстоит увидеть.
Еду в Магадан!
У меня со времен юности сохранилась склонность к путешествиям — я в свое время всю европейскую часть СССР объездил автостопом, от Сочи до Таллина. И вот, когда я уже был священником, владыка начал искать, кого бы послать в Магадан. Я с радостью согласился и поехал на Колыму. Это уже 2005-й год был.
За год служения там я объездил всю Магаданскую область, кроме самой южной части. На трассе – везде бывал. В Северо-Эвенском районе служил полтора месяца. Бывает, встречаешь человека с Колымы и выясняется, что он и в третьей части тех мест не бывал.
Позже владыка Магаданский Гурий стал меня обратно приглашать, — прислал такое хвалебное письмо. Владыка Иоанн тогда не отпустил, но, наверное, запомнил комплименты в мой адрес, и когда на Чукотку во время «диомидовского кризиса» надо было кого-то посылать, то на севера отправили опять меня. Но, конечно, из нашей епархии много отцов в северных миссиях побывало, не я один, просто я задержался надолго.
А еще позже я сам уже попросился служить в Тикси-3. Там был построен небольшой деревянный храм в гарнизоне, и в соседнем большом поселке были верующие люди. В марте начнется четвертый год моей командировки. Мы строим второй храм в этом поселке. Организовали молитвенные дома в двух национальных поселках.
Насколько дальних? Ну вот, например, Таймылыр от Тикси — 400 км., если ехать по Ленским протокам вездеходом, — это как от Москвы до Смоленска. По прямой на вертолете ближе, конечно, но не всегда есть возможность подлететь вертушкой.
Храм в Тикси
Из живого журнала игумена Агафангела (Белых)
Заходят в наш вагончик девочки 8-9 лет. Видят висящее на стене облачение: фелонь и подризник и спрашивают, — Это что? Я отвечаю, что это одежда священника, которую он надевает на службу. Дети выдают: А вы, что, — это надеваете, а потом идете в «Айхал» танцевать? «Айхал» — название местного дома культуры. Там часто выступает всякая самодеятельность в разных блестящих костюмах.
В школе беседуем на тему: что такое хорошо и что такое плохо. Говорим. кто такой добрый человек, как его можно узнать (по делам), а кто такой плохой? Третьеклассники отвечают: А, плохой, это… это.. а, его дети не любят и в гости к нему не ходят.
В 8-м классе учится три мальчика и зовут их: Карл, Ян и Елеазар. Типичные такие для наших северных народов имена.
А, один десятиклассник посмотрел фильм «Адмирал» и потом, на слух, долго старательно переписывал на листок молитву, которую в начале фильма читали на корабле, когда тот шел среди мин.
О народных традициях и языческих тараканах
— В Якутии живут настоящие язычники? Их надо было просвещать «с нуля»?
— С нуля никак не получится, потому что до октябрьского переворота 17-го года 95% здешнего населения было крещено. Около 350-ти храмов было — сейчас ровно в 10 раз меньше. Проповедь христианства в Якутии отличалась крайней толерантностью — сохранились документы 17-18 веков, которые прямо запрещали насильственное или несознательное крещение. Поэтому, говоря о Евангелии в национальных поселках, мы вспоминаем о том, что христианами были прадеды, и это был органичный путь развития народов, населяющих территорию современной республики Саха.
Понятие же «настоящий язычник» подразумевает, как мне кажется, изначальное возрастание человека в некоей непрерывной традиции. Искреннее приятие её при полном отрицании прочего религиозного опыта. Собственная традиция не может рассматриваться таким человеком со стороны, абстрагированно.
Так вот, язычников, которые родились в своей традиции и иной бы не знали, я в Тикси не встречал. Все учились в обычной школе, у многих несколько десятков телеканалов, интернет. Рассуждает же человек примерно так: «Родители рассказывали, что когда дед ходил на охоту, он зажигал огонь, клал кусок мяса и просил, чтобы Баай-Баянай дал хорошую охоту. Мы так тоже будем делать». Ясно, что все это воспринимается не как внутренняя потребность, а как уважаемый обычай. Многие горожане вообще об этом только из книг знают.
Но исполнение подобных обрядов, например, на празднике Ысых, служит, конечно, и для национальной самоидентификации. При этом почти все благосклонно относятся к христианству. Часто обращаются с просьбами к священникам – освятить квартиру, где злые духи мешают жить, помолиться о здоровье близких. Так что назвать кого-то «настоящим язычником», искренне приносящим кровавые жертвы идолам, – сложно.
Попадаются, конечно, люди с языческими тараканами в голове, но таких и в центре Москвы хватает: вот те, кто на масленицу через огонь прыгают – они кто: настоящие язычники или реставраторы-ролевики с попыткой славянской самоидентификации?
Из живого журнала игумена Агафангела (Белых)
Анне Прокопьевне за 80 лет. По русски говорит не очень хорошо. Рассказывает, что её отец был очень верующим: крестил еду, молился дома. Иконы были. Отец рассказывал, как раньше жили. Спрашиваю, — и как же? Хорошо жили, — отвечает, в Бога все верили, работы не боялись, не пьянствовали как сейчас. Советская власть пришла в эти края только в середине 20-х годов прошлого века.Прасковья крестилась год назад. Хотела и раньше — в Якутске, но, тогда сказали, что нужно приходить на беседы, да и о поклонении огню дискуссия вышла. Короче — не окрестили её там. А тут и беседы сами домой приехали и с огнем выяснили отношения. Но до сих пор вопросы про Вангу, всяких местных ясновидящих и шаманов — одна из главных тем в наших разговорах
Октябрин. Ему под 50 лет. Рассказывает, что его предки были тойонами и на сто лет он знает историю своего рода. А все потому что все были крещены и в приходских книгах остались записи. Говорит, что никакой другой веры не нужно, — — следует восстанавливать то, как прадеды жили. Его самого назвали в честь дяди, родившегося в очередную годовщину октябрьского переворота. Октябрин обещает помогать и в ремонте приходского дома и постройке часовни. Он мужик непьющий, что здесь редкость, хозяйственный — коровы, кони и олени в стаде. Слово держит. А его младший брат Лаврентий крестился в Великую Субботу в Спасском храме в Тикси после почти годичного оглашения. Сами молитвы на оглашение мы как раз перед началом поста прочитали.
Елисей. Мужик лет 30-ти остановился проезжая мимо на «Буране» и спросил с удивлением: Хайа, эн сахаллы билэгын дуа? Суох, — отвечаю, — агыйах саха тылы билэбин. Ему кто-то сказал, что приехал русский поп, который немного говорит по якутски, а тут и я навстречу. Это, конечно нечасто встречается среди приезжих. Народ дивится. Елисей ехал в стадо, на корализацию — километров 80 от поселка. Сказал, что когда вернется и времени будет больше, придет поговорить. Но мы улетели раньше, чем он вернулся.
Северный человек традиционно благожелателен
— Расскажите про людей Якутии. Какие они? Чем живут, как мыслят?
— Конечно, мне проще говорить о северных территориях республики Саха. О центральных и тем более южных районах я могу судить в меньшей степени. Народонаселение Якутии, в моем понимании, разделяется на две категории: те, которые приехали сюда работать в 50-60-70-е годы, и их дети и коренные жители (в том числе и русские, уже около четырёхсот лет живущие в этих краях. В этом году празднуется 380-летие вхождения Якутии в состав России). Первые — люди с обычным миропониманием среднеевропейского жителя. Они живут с мыслью – рано или поздно уехать в теплые края. И уезжают.
Коренной житель дальнего наслега никуда переезжать не собирается — максимум в более крупный поселок или в город Якутск. Он больше связан с природой. Нужны деньги? Сходи на рыбалку или охоту, продай добычу, а на заработанные деньги купишь новый снегоход. Не пошел на рыбалку, не устроился в стадо на сезон, а остался дома пьянствовать — значит, не будет у тебя ни денег, ни нового «Бурана».
Там вышеупомянутое обращение к «бесплотным» силам за помощью: «Баянай, дай хорошей охоты!» — значит намного больше, чем здесь, в центральной России, где возможности заработать на жизнь куда богаче. Там вообще невозможен вопрос: «Есть ли Бог?». Конечно, есть, о чем разговор? Поэтому бывает, разговор строится на обсуждении вопроса: Кто кого создал, Кого следует почитать больше всех: Баяная или Творца Вселенной и т. п.
Кроме того, северный человек традиционно благожелателен. Любому нужно оказать помощь хотя бы потому, что сам можешь оказаться в ситуации, когда понадобится помощь другого. Поэтому, как только приезжаешь в поселок, многие спрашивают – есть ли продукты? И если чего-то нет, тебе несут рыбу, мясо, дрова, — это нормально.
Снять пробковый шлем колониалиста
— Как с такими людьми говорить о Христе?
— Просто. Прежде всего нужно снять пробковый шлем колониалиста. Т.е. внутри самого себя уйти от образа белого человека, который принес истину аборигенам, который нечто извне им навязывает. Нужно говорить о том, что христианство — часть той традиции, которую мы принимаем от предков.
Исторически религиозная культура Саха формировалась из двух компонентов (по классификации Ксенофонтова).
Первый — это культура Айыы, где есть Бог-творец — Тангара, Юрюн Аар Тойон — белый господь, дающий жизнь, скот. Есть средний мир, верхний мир и нижний мир, есть злые духи – абаасы. В этой культуре нет шаманов, но есть алгысчиты — старейшины, которые произносят алгыс — благословение на праздники. В предании об Эллэе, легендарном предке саха, об этом подробно говорится. Также, в «Олонхо» — народном эпосе. Алгысчиту не нужно особое посвящение. Им обычно был уважаемый, пожилой человек и обращался он не к злым духам – абаасам, входя в транс, а к Солнцу, Аар Юрюн Тойону – благословляя все живое и благодаря за жизнь и достаток.
Второй компонент был заимствован от циркумполярных коренных народов и манчжуров — это черный шаманизм, со всеми подобающими инициациями, камланиями и т. п
Так получилось, что культура Айыы очень органично заменилась на христианство со священниками. Разве что Ысых остался с его обязательным осуохаем-хороводом, как ежегодный летний праздник. Но на бытовом уровне мало кто уже вспоминает о героях Олонхо.
Нетронутым долго оставался шаманизм с самым черным язычеством. Но сейчас о настоящих инициированных шаманах не слышно — они все были истреблены в советское время. Один известный шаман Якутска — бывший актер, который когда-то снимался в кино в роли шамана и позже осознал себя таковым и в реальной жизни. А ещё один проповедник религии предков пропагандирует пёструю смесь из рассуждений о биоэнергетике, космических энергиях и народных традициях. Так что, да не обидятся мои знакомые якутские шаманы, но современный северный шаманизм — это реконструкция, подобно нашим славянским неоязычникам, лепящим свой языческий мир «из того, что было». По крайней мере – в публичной своей части.
Предание против ролевой игры
Сейчас очень востребована идея самобытности коренных народов Севера и дальнего Востока. Поэтому христианская миссия в этом регионе должна проходить в традиции святителя Иннокентия (Вениаминова), который говорил о национальном христианстве и допускал включение любых национальных мотивов, лишь бы они не противоречили Евангелию. Для первого поколения крещеных даже разрешалось сохранять полигамию. Святитель Иннокентий писал об этом в своем труде «Наставление Нушегакскому миссионеру иеромонаху Феофилу».
Почему если есть африканские традиции Православия, не могут существовать якутские? Как-то я предложил поставить у храма сэргэ (это такой столб – высокая коновязь, священный предмет), и вдруг наши прихожане заволновались: «Но как же, батюшка! Это ведь наше якутское язычество! Разве можно смешивать с христианством»? Я им в ответ показал записи с африканского православного богослужения, где бьют в священные гигантские барабаны.
Очень важно богослужение на якутском языке, хотя в разных улусах различается произношение и не все хорошо понимают литературный язык, основанный на говоре центральных районов Якутии. Тем не менее, мы просим наших прихожан читать на клиросе, например, псалмы на часах по-якутски, сами стараемся частично служить на языке саха, а недавно выпустили икону Спасителя с якутским надписанием. Заказали облачение с национальным орнаментом.
Важно, чтобы это стало не ролевой игрой, а органичным продолжением сложившейся в 19-м веке традиции миссии. Ведь предание нельзя создать искусственно, его можно только продолжить, передать дальше.
Свет Христов просвещает
— Как меняется человек, обратившийся от стихийного анимизма ко Христу?
— Не хочу называть ни места, ни имени человека. Был у нас в одном поселке молодой парень, лет двадцати с небольшим. Ходил на огласительные беседы. Перед крещением я его исповедовал. Это была очень серьезная, слезная, по-настоящему христианская исповедь, с глубоким покаянным чувством.
После исповеди я его крестил. Потом я стал заниматься всякими бумажными делами, а он просто полчаса сидел рядом и молчал. И я боялся на него посмотреть — такая от него исходила глубина, такой свет. Я прекрасно знал его жизнь — мы прожили перед крещением в поселке больше месяца, я успел с ним познакомиться, понаблюдать, пообщаться. И теперь передо мной находился преображенный человек, сердца которого здесь и сейчас коснулся Христос.
Таких встреч были единицы за все время моего служения. Но ради них стоит жить. Значит, не напрасны эти труды, эти вездеходы по тундре и замерзшим рекам за сотни километров, сырая, мороженая рыба с кружкой чая на обед. Не напрасно все, что я делаю.
Читайте также:
Территория особой миссионерской ответственности. Часть 1. Самый северный приход.
Территория особой миссионерской ответственности. Часть 2. Учиться общаться
Осознать Христа — Спасителем