Игуменья Инес Айау Гарсиа – настоятельница единственного православного прихода в Гватемале – монастыря Святой Живоначальной Троицы «Лавра Мамбре» (Антиохийский Патриархат). Она принадлежит к известному в стране роду. В 36 лет сестра Инес ушла из католического монашеского ордена и перешла в православие.
Сестра Инес основала Свято-Троицкую обитель в 1986 году. Обитель находится на берегу озера Аматитлан (1188 м над уровнем моря), рядом — один из самых активных вулканов Центральной Америки – Пакайя.
О детстве и путях Господних
– Моя семья совершенно нерелигиозна, и у них не было связей ни с Православной Церковью, ни даже с Церковью Католической. Просто в детстве меня и моих сестёр отправили в католическую школу, потому что она была близко от того места, где мы жили. И потому, что стипендия была.
Там я была с детского сада и до самого конца обучения. Преподавание было религиозное, с самого начала мне нравились религиозные идеи, и сама по себе идея монастыря очень привлекала. Но это был мой личный выбор, семья не очень его поддерживала.
Моя мама считает, что всё произошло потому, что в два года я тяжело заболела, находилась почти на пороге смерти, и она посвятила меня Богоматери. Я выздоровела и, наверное, это оказало влияние на мой последующий путь.
Гватемала-Франция-Россия: по пути рублёвской «Троицы»
В 20 лет я стала монахиней, а потом в библиотеке монастыря обнаружила книги святого Серафима Саровского на испанском языке.
Это были 70-е годы, когда русское религиозное искусство было очень популярно. Поначалу я была во французской общине, и вот во Францию привезли русские иконы. Естественно, выставка была не религиозная, а просто искусствоведческая. Тогда мне подарили открытку с «Троицей» Рублёва. Я была абсолютно поражена.
В течение шестнадцати лет после этого я оставалась католичкой, но всё больше и больше читала про православную культуру, святых, православное искусство.
В это время католицизм, особенно монашеское движение, испытывал очень сильный кризис, – в монастырях становилось всё меньше и меньше монахинь. И я начала свой духовный поиск: сначала познакомилась с Греческой Православной Церковью, год провела на Святой Земле, в Иерусалиме.
Вернувшись со Святой Земли, я стала искать возможность основать православную общину в Гватемале, и, в конце концов, познакомилась с епископом, который представлял Антиохийскую Церковь.
Россия всегда была в мыслях, но тогда ни Русская Православная Церковь, никакие другие структуры не присутствовали в Гватемале, у наших стран не было даже дипломатических отношений.
Моя семья – и папа, и мама — всегда интересовались русской культурой – не Церковью, не религиозными вопросами, – любили именно культуру.
После того, как в Гватемале было создано российское посольство, и приехал посол Николай Владимир, появилась возможность установить связи не только с российскими государственными учреждениями, но и с российской Церковью. И когда министр иностранных дел Сергей Лавров первый раз приехал в Гватемалу, он посетил приют для детей, который я основала, и который они поддерживали. И тогда появилась возможность налаживать образовательные связи, возможность стипендий, возможность преподавать детям русский язык.
День был насыщенный, только на моих глазах матушка уже сказала благодарственную речь, а потом ещё пообщалась с толпой журналистов, поэтому временами она перескакивает с события на событие. Но всё действительно так – теперь в Гватемале есть Троицкий православный монастырь, а в нём – детский приют, и ещё – научный центр, в котором специалисты из РГГУ преподают гватемальцам русский язык и…утраченную некогда иероглифическую письменность майя.
И я даже не знаю, чему удивляться больше, – тому, что на одном конце земного шара русские расшифровали майянскую письменность, или тому, что на другом — гватемальцы написали по весне тотальный диктант.
Четыре монахини, пятьдесят воспитанников, миллион православных и…РГГУ
Когда всё начиналось, когда община была только основана, нас было всего две монахини. Моя «коллега» тоже изначально была католичкой. Не было, естественно, никакого монастыря, никакой общины, мы сами, своими усилиями, своими руками создали его с нуля.
В Гватемале не было собственной Православной Церкви, потому что епископ Антиохийской Церкви был из Мексики, и мы построили первый православный храм, который стоит над озером Аматитлан.
Этот монастырь, наша община стала центром притяжения для всех людей, которые интересовались православной религией и русской культурой. Он превратился не просто в центр притяжения, но и в организационный центр. И сейчас, по моему мнению, в Гватемале насчитывается около миллиона православных. Не всех, конечно, я сама обратила, но тем не менее община уже довольно обширная.
Сейчас в монастыре четыре монахини, приют из пятидесяти детей, которые тоже крещены по православному обряду, и, соответственно, университет дистанционного образования, который мы делаем совместно с РГГУ. Одна из образовательных программ связана с изучением истории доколумбовой Америки, Мезоамерики, и в этом РГГУ сотрудничает с нами.
Приют по наследству, или «А проблемы у нас – одни и те же»
В 1996 году гватемальское правительство обратилось к общине с просьбой взять на себя содержание и поддержку одного из приютов для детей. Этот приют в своё время основал мой прапрапрапрадед, дело было в 1856 году.
Когда этот приют перешёл в ведение монастыря, долгое время там было очень много детей, в какой-то момент даже больше ста шестидесяти. Мы сделали приют именно православным — дети, помимо обычного образования, получали ещё и религиозное. Дети говорят, что это монастырь детей.
Наши воспитанники – в основном, беспризорные дети, брошенные на улице. Это могут быть и сироты, и дети, у которых есть родители, но очень бедные.
Вообще это одна из самых тяжёлых проблем в жизни Гватемалы: население бедное; очень часто это крестьянские семьи, которые переселились в город. У них нет работы, они начинают пить, семейное насилие тоже есть… Естественно, это очень серьёзная проблема.
Монастырь существует тридцать лет, а приют – пятнадцать. Вот недавно у нас поменялся закон, теперь в приют попадает не так много детей. Поэтому сейчас у нас около пятидесяти воспитанников. Но за все пятнадцать лет через него прошло, наверное, более полутора тысяч.
К тому же, в своё время мы развивали практику поиска приёмных семей для наших детей. И иногда к нам приезжали монахини из других монастырей — из США, Колумбии, Швеции и Норвегии.
Из российских монахинь пока ещё никто не приезжал, но мы были бы рады, если бы они решили помочь нашим детям. В России, конечно, гораздо больше монахинь, чем в Гватемале, поэтому мы были бы очень заинтересованы, если бы они приехали помогать.
– В России, к сожалению, и сирот гораздо больше, и бедных семей, которые нуждаются в помощи, тоже хватает…
– Да, я, конечно, понимаю. Для монахинь очень много работы во всём мире. Но нам было бы очень интересно, если бы они приезжали.
Латиноамериканские реалии: семья больше, чем религия
Семья, несмотря на то, что сами они не всегда религиозны, до сих пор очень мне помогает. Семейные узы. (Матушка смеётся).
Вот сейчас вместе со мной приехала моя сестра. Мама, к сожалению, не смогла приехать, потому что плохо себя чувствует. Но на всех мероприятиях, которые мы организуем, семья всегда присутствует.
Они очень много тратят на благотворительность. Филантропы, в хорошем смысле этого слова.
Монастырь, приют, научный центр под одной крышей – как?
Научные исследования в наших программах ведутся не монахинями, а российскими учёными, которые приезжают — студентами, аспирантами, просто интересующимися. И община, и я им в этом помогаем, но я всегда подчёркиваю, что знатоки – это они. Для детей из приюта тоже проводятся занятия, чтобы они через русских лучше узнали свою древнюю культуру.
Исследования культуры майя для Гватемалы — это самое значительное, что может быть, потому что это фундамент нашей истории. В Гватемале есть своя археологическая школа, но своей традиции изучения письменности майя нет.
Наверное, так произошло, потому что индейская культура для нас – первая с точки зрения важности, но не с точки зрения престижа. 70 % населения – это либо индейцы, либо потомки индейцев, которые выглядят так же, как индейцы. И духовные вожди многих племён, когда узнали, что на озере Аматитлан есть монастырь, и русские исследователи, которые занимаются культурой майя, специально приехали, чтобы познакомиться с Галиной Гавриловной Ершовой. И сказали, что они сами сохраняют устную традицию, а мы помогаем им восстанавливать письменную традицию их народа.
(Профессор Галина Гавриловна Ершова – ученица советского этнографа Юрия Валентиновича Кнорозова, в своё время дешифровавшего иероглифы майя. Ею написан и издан на испанском «Учебник по письму майя», по которому сегодня и занимаются гватемальские студенты).
Сегодня майя пишут латиницей, традиция их письма была утеряна в начале XVI века, во времена европейского завоевания. Можете себе представить, как я себя чувствовала, когда познакомилась с русскими, которые в России изучают иероглифы майя. Это было поистине гениально!
Для наших жителей, коренных индейцев, восстановить свою письменность очень важно. Это поможет им лучше понять свою собственную культуру. Они знают язык, потому что на нём говорят, но понять свою древнюю культуру, обратиться к своим корням, конечно, очень важно для её сохранения и развития.
В конце, не переставая удивляться всем концам, которые сошлись воедино в этой истории, я всё-таки задаю вопрос:
– Матушка, а как же так получилось: ваш монастырь стоит в стране, где и православной иерархии-то нет, русские учат индейцев их культуре…
Мадре Инес, хитро улыбаясь, смотрит на меня, потом разводит руками и показывает пальцем в потолок:
– Вот. У нас монастырь Святой Троицы. Что я ещё могу сказать?
Фото: Иван Джабир