Тяжело сейчас говорить, отвечать на вопросы, что Катя значила для меня лично. Но необходимо вспоминать, произносить добрые слова. Тем более о таком человеке, как Екатерина Гениева. Я сегодня не раз уже диктовала эту фамилию по телефону, и когда было плохо слышно, объясняла: «Гениева. От слова гений». Вот она такая и была, от слова гений.
Катя стала называть меня своим другом, наверное, несколько последних лет. Особенно мы стали близки после того, как она заболела. Общение с ней было всегда удивительным душевным диалогом.
Екатерина Гениева всегда была выше политических, каких-то других сиюминутных, преходящих вещей. Она — абсолютный миссионер, человек, который стремился распространять на наших бескрайних окаянных просторах добро, любовь, человечность – всем людям, независимо от национальности, социальной принадлежности, независимо абсолютно ни от чего.
В Библиотеке иностранной литературы она создала перекресток культур, на котором сходились многие. Благодаря ему, мы, люди моего поколения и чуть постарше, приобщались к миру, его многообразию богатству, сложности.
Когда последние два годы западный мир стали называть враждебным нам, Катя тяжело это переживала, потому что считала: европейская культура, культура христианская все-таки для России ближе и привычнее, чем любая другая: исламская, китайская… Хотя не нужно отказываться, закрываться ни от чего, важно изучать и познавать любой культурный опыт.
Сейчас, когда сейчас занимаемся местом ее захоронения, спрашивают: «Она орденоносец?» Я отвечаю положительно и начинаю вспоминать ее награды: российский Орден Дружбы, Орден Почётного легиона, британская награда, немецкая награда, японская, чилийская, бразильская… То есть ее награждали страны, которые попали сегодня и в список «врагов», и в список «друзей». Потому что Катя работала не на разъединение, а, наоборот, на соединение, на созидание.
В 1990-е годы она, работая в фонде Сороса в России, возглавляла институт «Открытое общество», и фактически благодаря ее усилиям и деньгам Сороса, благодаря ее отдаче, ее честности, была возможность спасти российскую науку. Теперь им спасибо никто не говорит, а они этого спасибо достойны более, чем кто бы то ни был. Когда уже в конце 90-х — в начале 2000-х я работала в «Открытой России», мы спокойно говорили Кате Гениевой: «Мы — ваши последователи, мы пытаемся точно также разносить знания, культивировать эту несомненную русскую добродетель – стремление к просвещению».
В подмосковном городе Коломна есть замечательная фабрика пастилы, там делают пастилу по старым русским рецептам. И Катя придумала совершенно удивительный проект — делать коробки пастилы, оформленные в честь знаменитых писателей и поэтов. Была коробка, оформленная в честь Уильяма Шекспира, была в честь Лермонтова, например. Вот у меня лежит музыкальная коробка, посвященная Лермонтову. Когда ее открываешь, звучит музыка из «Маскарада», и я сразу вижу Катю.
Вообще проекты различные у нее множились и множились. Она могла придумывать их бесконечно.
Она была постоянным источником энергии. Последний год она тяжело болела, я понимаю, что такое рак, я тоже это проходила: точно такое же заболевание было у моей мамы. Но мама болела дома, а Катя болела, бегая, летая по всей Европе и по всему бывшему Советскому Союзу. Она все время что-то планировала. Мне казалось, что она этими планами цепляется за время. Мало ей времени выделила судьба. Ей нужно было бы больше, потому что столько, сколько делала эта красивая женщина, я не знаю, кто еще сможет сделать. Нужен батальон чиновников и подвижников, а может быть и корпус для того, чтобы хотя бы половину сделать того, что делала Катя.
Записала Оксана Головко