Охлобыстин сегодня — это «тренд» в Твиттере, это заявленное громкое шоу в Лужниках, это три дня обсуждений его президентских амбиций. И еще Охлобыстин — это история жизни, которую проследила Оксана Пушкина в своем фильме:
Сейчас ты снимаешься. А дальше что? Ты хочешь вернуться туда, лечить души?
Ну, «лечить души» по отношению ко мне — это широко сказано. Я не знаю, смогу ли я их лечить, не вылечив свою. А я не уверен, что и ее вылечу.
В душе Иван Охлобыстин — мечтатель и романтик. Он убежден, что вся наша жизнь — это не более, чем вариации на тему детства. Иван появился на свет в 66-м году, в одном из пансионатов в Тульской области. Там главврачом работал его отец — легендарная личность. Когда-то он с отличием окончил военно-медицинскую академию, прошел всю войну, а впоследствии стал супер-профессионалом своего дела. Хирургом от Бога.
Он был гусар. Гусар неистовый, храбрый, велеречивый, начитанный. Он дружил с Сальвадором Дали, его периодически посылали куда-то за рубеж делать какую-то диковинную операцию от наших партийных бонз, потому что он считался чудодеем. Но этим не пользовался в полной мере, потому что его больше интересовали, видимо, женщины. К шестидесяти годам, то есть, уже по половозрелости, его отправили возглавлять (или он сам загрустил и отправился) под Малоярославец в крупный пансионат. Воробьево называлось. Для реабилитации героев войны и генералитета.
Ваниному папе было за 60, когда однажды он увидел 18-летнюю студентку. Она приехала на каникулы к маме, которая работала в том же пансионате, что и будущий Ванин папа. Юное создание влюбилось в очаровательного мужчину без памяти.
А потом они прожили пять лет, и папа честно сказал: «Я и так-то не очень семейный человек, но так сложилось, всю жизнь мотался, я привык, что тот хороший дом, из которого выходишь, не оглядываясь. Я ещё боялся твою маму, она женщина-то импульсивная, она меня зарежет». А могло быть, у меня мама такая. У нее две категории оценки: «Очень хорошо» — она хохочет, и «очень плохо» — это паника.
После рождения Вани все заботы о нем взяла на себя бабушка. Родителям в те годы было не до него. Они жили в Москве, папа работал, а мама училась. Бабушку Ваня обожал.
— Бабушка для меня — это тотемное божество. При том, что она смешная была! Она была добрейшая, хохотушка, она плохо формулировала, но хорошо понимала хитросплетения речи. Я всегда был в этом изощрен, а она это понимала. Прабабушка, с которой она жила, была выпускницей института благородных девиц, она была строгая, она не любила дедушку, она считала, что он ей не пара, что было правильно, и дедушка тоже её терпеть не мог, но побаивался, что она его шлепнет. Потому что она была из хорошей такой семьи крепкой — дворянской, военной, хорошей семьи.
Ваня тосковал по маме. Каждую субботу он сидел у окна и ждал рейсового автобуса, который привозил маму. Иногда она приезжала, иногда не приезжала, и только годам к одиннадцати мама забрала Ваню в Москву.
Москва
Москва мне сначала не понравилась. А потом я подружился с ребятами, и как-то оно само собой усвоилось. Жили мы в однокомнатной квартире на Каширке. Потом переехали на Войковскую. И мы с тушинскими всегда дрались. А потом я переехал в Тушино. Мама занималась…. Она была матерью-одиночкой. После папы ей было довольно сложно найти жениха, потому что надо было знать папу. Это действительно столп энергии, это Йода, это все одновременно и не хочешь, да скажешь «да». Папа все время женился. Я однажды был у него дома…. Сейчас папа уже умер, Царствие Небесное, я думаю, что ему даже понравится, если он услышит рассказ. Он был уже в таком трепетном возрасте, старенький, песок сыпется, где-то месяца за три до смерти. И у него из комнаты выходит довольно молодая женщина лет 27-30. И я говорю: «Папа, Боже мой, что же тебя с ней связывает?». Он говорит: «К сожалению, ничего, кроме жилплощадей. Но женщины корыстны».
Мама же Вани была женщиной бескорыстной и очень ответственной. Закончив, в свое время, Бауманский институт с отличием, она всю жизнь проработала инженером-экономистом. И, к счастью, по сей день прибывает в добром здравии. А вот папа Вани ушел из жизни.
— Прощались мы так. Я узнал, что он уезжает в Бурденко, а, зная своего папу, я понимал, что папа уезжает умирать. Потому что он сам был врач и врачам не верил. То есть верил, но он все знал для того, чтобы себя лечить. На пороге мы с ним остановились, вроде ни о чем не говорили, и я говорю: «Ну, наверное, сказать что-то надо?». Он говорит: «Наверное, надо…. Ты помоложе — ты скажи. Вроде так принято». Я говорю: «Ну, передай бабушке привет». «Хорошо». И ушел. А бабушка уже умерла к тому времени.
Пришел в больницу и пока готовили, чистили генеральскую палату, он, сидючи, кокетничая с девушкой на ресепшн, и умер.
Ваня рос умным и сообразительным мальчиком. Много читал. При желании мог удивить учителей глубиной знаний школьной программы, а мог и поделиться собственными суждениями. Например, о роли искусства в жизни общества. Да и в классической музыке он разбирался не хуже профессионалов.
— Моя бабушка была кассиром в сельском клубе. Я смотрел кино. У меня до сих пор есть один из последних фильмов с Бельмондо «Последний брак». Так я полюбил классическую музыку. Там звучит нечто похожее на сороковую симфонию Моцарта. И я долгое время, лет до 35-ти, был в полной уверенности, что это и есть сороковая симфония, пока пиратским методом не выкачал сам фильм. И понял, что это другая музыка, просто она очень похожа. Именно оттуда у меня пошла любовь к классической музыке, потому что она сразу начала у меня ассоциироваться не с тусклыми залами и гражданками в бусах, а с любовными историями, с перипетиями, с риском, с путешествиями. То есть я в ней находил больше, нежели можно было получить при обычном академическом воспитании. Я сразу насыщал образами.
Летчиком! Или клоуном…
Поначалу Ваня хотел стать летчиком. Потом клоуном. И лишь к восьмому классу он окончательно сформировал свое отношение к миру. Сеять доброе, разумное, вечное.
В то время по телевизору шел фильм «Обыкновенное чудо». И я свою идею сформулировал после монолога волшебника. «Солдаты кидаются, попирают ногами смерть ради любви к Родине. Мудрецы кидаются в пропасть ради любви к истине. Что сделал ты из-за любви к женщине?». И после этого я понял, что я хочу быть волшебником. Но я был реалист и понимал, что как таковое, в том виде, как это показывают в кино — это не может быть. И выбрал профильную профессию, которая ближе всего. Мне показалось, что режиссура ближе всего.
Иван поступил во ВГИК. ВГИКовские старожилы до сих пор вспоминают шоу, которое устроил абитуриент Охлобыстин. Один из членов приемной комиссии заявил ему: «Удиви меня». Ну, Ваня и послал его куда подальше, сказав при этом, что во ВГИК он пришел не затем, чтобы удивлять, а чтобы впоследствии покорить мир. Приемная комиссия опешила, а через минуту хохотала.
— Я был прагматичный отрок уже тогда. Я позволял дикости, ну, не дикости, а какие-то шалости, что делало меня в глазах организационного коллектива не то что бы социопатом, но не самым социостабильным элементом. Меня мало в какие общественные организации привлекали, не тянули на всякие заседания — я был сам по себе. При этом учился я хорошо. Во ВГИКе я посещал большинство занятий, да что «большинство», практически все, сдавал все вовремя, проявляя дополнительный энтузиазм, лета для меня не существовало. Я до сих пор странно отношусь к словосочетанию «свободное время». Свободное от чего?
Армии Ивану не удалось избежать. Свой долг перед родиной он отдавал на северном Кавказе, в ракетных войсках. Кстати, этот опыт ему в дальнейшем пригодился в работе над ролью в кинофильме «Нога». Ну, а о том, как служил солдат Охлобыстин, красноречивее всего говорит один факт. На гауптвахте он провел, в общей сложности, три месяца. После армии Иван восстановился во ВГИКе и снова погрузился в студенческую жизнь.
— Я не пил лет до 25-ти. То есть, как студент, я, естественно на какие-то праздники надирался, потом меня тошнило, потом я целый день мучился и мне это казалось очень непрактичным. Ерунда какая-то. Это все можно было…. гораздо веселее по Крымскому мосту взойти, или залезть куда-нибудь и поехать в какое-то путешествие. Мы зарабатывали деньги уж во ВГИКе и придумывали, куда ездить. В Крым ездили, на Алтай, лазали по горам, либо хулиганили…. Ну, как хулиганили? Взбирались на какие-то высотки. Паркур, в общем, начался с нас, по большому счету. Потому что по крышам лазили мы.
Актерские и режиссерские амбиции Охлобыстина проявились уже во ВГИКе. За главную роль в фильме «Нога» он был удостоен премий на кинофестивалях «Молодость — 91» и «Кинотавр — 92». Свой первый полнометражный фильм «Арбитр», уже в качестве режиссера, Иван Охлобыстин снял, участь во ВГИКе. Картина получила приз за лучшую режиссуру на «Кинотавре» в категории «Фильмы для избранных».
— Мне фильм не понравился. Ну, не то, чтобы фильм, мне работа не понравилась. Это очень утомительно. Во мне нет административного ресурса, чтобы двигать полками. Вот родными людьми — да. А там, видимо, я не нахожу мотивации. Видимо, я не могу до конца увлечь. Видимо, я устаю раньше времени. Ну, другая ситуация. Я монтировал фильм с милой женщиной в монтажной, смотрю в зеркало, а у меня один глаз прямо смотрит, а другой налево. И я понял, что не буду я режиссером, а если и буду, то только по той теме, по которой не жалко будет и инсульт зарабатывать. Иначе все это не имеет смысла. Если чему-то не отдаешься в полной мере, это и не получается. И стал писать.
В 1992 году актер, режиссер и сценарист Иван Охлобыстин окончил ВГИК. Богемная жизнь закрутила его. С друзьями в те годы он отрывался, что называется, по полной программе. Успевая при этом участвовать и в ярких кинопроектах. Кардинальные перемены в жизни Ивана Охлобыстина начались, на мой взгляд, после встречи с Оксаной. Оксана Арбузова в прошлом — актриса. Известность пришла к ней после главной роли в фильме «Авария — дочь мента».
Оксана
Оксана и Иван познакомились на съемочной площадке кинофильма «Арбитр». Режиссером которого был Иван Охлобыстин. И никакого впечатления друг на друга они не произвели. Более того, их пути не пересекались и во ВГИКе, где они оба учились. Судьбоносная встреча произошла несколько лет спустя, в одном из московских ресторанов. Оксана сидела в окружении друзей, как вдруг к ней подошел Иван.
Она была какой-то персонаж, выдернутый из «Угрюм-реки». На ней ещё было что-то длинное, вязанное. Она весела, скуласта, остроглаза, и такой у нее задор. В том фильме танцует барышня-наследница. А, это в «Тени исчезают в полдень». Наследница приваловских миллионов.
— Я подошел и сказал: «Мадемуазель, а не предпринять ли нам с вами романтическую поездку по ночной Москве?».
Она выпила водку и сказала: «Почему бы и нет?».
Оксана Охлобыстина: Я понимаю, можно подумать, что я пошла за каким-то известным человеком, но я просто влюбилась в тот момент. А ещё просто потому, что мы в течение всего вечера очень долго разговаривали, говорили-говорили (потом уже), и вот — ты понимаешь в этот момент, что это твой человек.
Иван Охлобыстин: Во-первых, мне уже было 28 лет. Если анализировать с точки зрения биологии, психологии и таких природных данностей, то я уже физиологически и психологически сложился к семье. К возможности появления семьи. Потом, сыграл роль факт её личного обаяния.
Оксана Охлобыстина: Когда он пришел ко мне свататься, он же опоздал часов на 7-8. Мы накрыли стол, а он снимал в этот день клип. Чего-то у них там не шло, и он не мог уйти, а мы сидели ждали-ждали. Мобильных телефонов тогда не было, почему-то он не смог позвонить. Моя мама в принципе терпеливая женщина и закипать первым делом начала, конечно, я. Папа у меня довольно пессимистичный человек и он сразу махнул рукой, но не стал ничего говорить. А когда открылась дверь, я был готова его убить. Но была такая картина: он стоял на коленях, а в зубах у него были такие цветочки, которые были сорваны с ближайшей бензоколонки. Так он просил прощения. А когда он вошел в квартиру, то сказал: «Валентина Степановна, я хочу, чтобы вы знали про меня все». Он снял с себя свитер и мама увидела его зататуированный торс. Ну, не торс, а руки.
— И мама как?
— Она была в шоке. Но она видела…. Моя мама, она же моя мама, в первую очередь. Она видит, что со мной произошло и, наверное, почувствовала. Ну, не наверное, а точно. Она понимала, что все бесполезно. Я пойду за ним на край света.
Через несколько месяцев после знакомства, в октябре 95-го, они поженились. А тем временем, Иван много работал в кино. К 2001-му году он имел уже 17 наград за лучшую режиссуру, 9 за лучшую актерскую работу, 21 за лучший сценарий. Самый большой резонанс в те годы вызвала его картина «Даун Хаус». Охлобыстин не только написал необычный сценарий, но и снялся в одной из главных ролей. Ну, а вскоре после выхода охлобыстинской картины «Даун Хаус» произошло событие, повергшее многих людей в шок.
Иван Охлобыстин был рукоположен в священники Ташкентской епархии Русской Православной Церкви (в закадровом тексте фильма — ошибка — прим. ред.). Популярный актер, сценарист, создатель скандальных фильмов, и вдруг — Церковь. Многие тогда посчитали это чудачеством, погоней за модой. На самом же деле, путь Охлобыстина в религию был логичен для него. В девятом классе он покрестился.
— Я читал тогда Альберта Швейцера о том, что физика в пике своем приходит к математике, математика — к философии, а философия — к религии. А религия была представлена на метро «Сокол», в одной из редких открытых в те времена церквей — храме Всех Святых. Я зашел туда, выяснил, сколько стоит крещение — оно стоило то ли 14, то ли 9 рублей, не помню…. А может быть вру, может быть, меньше. Я уже не помню. Но помню, что я пошел к живущему рядом папе, который был убежденный коммунист. Не психованный, но убежденный в том, что коммунизм — это правильно, но что-то там перемудрили в экономической…. Не все экономика. Не учли человеческий фактор.
Я прихожу, и говорю: «Папа, мне нужна вот такая-то сумма, я хочу креститься». Он идеологию всегда приветствовал, и вынул мне эти деньги. В следующую субботу я пошел и покрестился. А потом долгое время, до знакомства с Оксаной, я церкви бывал очень эпизодически, хотя чувствовал пиетет.
Как люди приходят к Богу?
Оксана Охлобыстина: Трудно сказать. У меня, на самом деле, перед тем, как я встретила своего мужа, был такой моральный надлом. Я об этом не хочу рассказывать, но было настолько плохо, и казалось, что всё уже. Не хотелось нигде сниматься… но я уже и не снималась пару лет, допустим, ничего не хотелось делать. Я уже, в принципе, и без него была на грани того, чтобы уходить. Я уже и актрисой не хотела быть, я просто уже не знала, чего я хотела на тот момент, меня ничего не устраивало. Был какой-то духовный внутренний кризис, душевный, моральный. Я думаю, что душа уже металась, искала оплота какого-то, а не было ничего.
Мне очень хотелось с ней сохранить…. Вот ее как-то забетонировать. И нужна была некая среда, которая сделает это, которой это было подвластно, которая имеет большой клинический опыт. Это была Церковь.
И мы, буквально, погуляли несколько недель, пошли в храм (но не к моему духовнику) сами, первый раз в жизни я причастилась, исповедалась, он тоже причастился, исповедался, потом покрестился наш друг, а потом мы поженились и я забеременела…. А я тяжело Анфису вынашивала…. Ну, не тяжело, но там была угроза выкидыша. И в этот момент я решила, что нужно вообще бежать в храм и прятаться там. Я встретилась с духовником, и мои желания, мои надежды оправдались.
Лет пять Иван и Оксана погружались в новый для себя мир. За это время у них родилось трое детей. Охлобыстин продолжал успешно работать в кино, а в один из дней друзья попросили его отвезти митрополита среднеазиатского Владимира в Софрино. По дороге лопнуло колесо. Запасного не оказалось. Иван позвонил в соответствующую службу, и попутчики стали ждать помощи. Митрополит достал шахматы и предложил Ивану сыграть с ним. За этим занятием они и разговорились.
По расставании он говорит: «У тебя хорошая история. Тебе нужно стать священником». Я говорю: «Вы знаете, у меня такое реноме и я так много усилий приложил, чтобы оно такое было, что вряд ли какой-то архиерей меня решиться рукоположить». Он говорит: «Я легко это сделаю — это будет только польза для Церкви. Находка. Если ты приедешь ко мне послезавтра пить чай в Ташкент».
Мы съездили с ним в Софрино, он отдал деньги, мы пообедали там в столовой, вернулись домой, я приезжаю к Оксанке и говорю: «Оксана, судя по всему, я… Я отвез архиерея, он сказал мне становиться попом, мы уезжаем в Среднюю Азию. Судя по хитрым глазам архиерея, мы остаемся там навсегда, хотя он обещал, что за два месяца сделает из меня, что надо, и вернет сюда, в представительство Церкви, которое представляет интересы среднеазиатской епархии. Но вот, сомневаюсь я. Скорее всего, это все закончится, как в «Белом солнце пустыни». Будет три прихожанки и ослик».
Она подумала и первая реплика у нее была: «Так, наш большой чемодан у Маринки». То есть у нее не было выборной части. У нее сработало. Она женщина, созданная для апокалипсических каких-то действий. Для катастроф, для мегаспасений, для суперподвигов. Она — богиня.
Так, в 2001 году Иван Охлобыстин стал отцом Иоанном, а Оксана Арбузова — матушкой Ксенией. Отца Иоанна начали обучать нюансам служебного поведения, а потом ставить и на исповеди.
К тебе бабулечка приходит, и начинает рассказывать про зеленых человечков, которые к ней на 10-й этаж, а ты знаешь, что у нее сын пропивает пенсию, и что она живет на хлебушке и здесь в столовой подпитывается. И ты по другому ее воспринимаешь. Она твой родственник и тебе нужно как-то снять с нее груз. Или приходит просто человек, начинает тебе что-то рассказывать. Если он не увидит искренней заинтересованности — это чувствуется не глазами, не ушами, а сердцем — ты просто формальность. Поэтому, волей-неволей, ты вынужден сопереживать. После трех-четырех настоящих исповедей ты уже не живой, в тебе нет энергии. Ты отдан весь в истории этих людей.
И зачем тебе это надо?
Это высоко. Это тот же самый драйв, та же самая авантюра, тот же самый полет. Это то, что очень совпадает с тем, что говорил герой Янковского в фильме «Обыкновенное чудо». Это как поцеловать принцессу.
У него есть одна, на мой взгляд, главная черта. Он обладает самым главным, чем должен обладать священник. Он любит. Умеет любить. Это очень важно.
Я умею объяснять какие-то сложные вещи простыми словами. И в этой среде я пытался это объяснить. Вот, предположим, все декларируют, но мало кто понимает что такое «Возлюби ближнего своего, как себя самого». Но нельзя так возлюбить. Есть две формы любви. Страстная — она понятная и к ней все прилагается, естественно. Не просто страстная. И родственная. А родственная — это когда «убийца, насильник, но племяш же». К людям начинаешь относиться как к родственникам.
Церковь предлагает нам некий вариант, некую схему того, как добиться такой возможности, каким образом так себя отстроить, чтобы воспринимать людей такими, какие они есть на самом деле, а не такими, как ты нарисовал себе при первой встрече. Образу следуешь его, а если человек выбивается из него, то тебя это раздражает, это тебе не нравится. Принимать людей очень сложно, мы гаденькие, мы сопливенькие, мы жадненькие, мы хитренькие, мы умненькие. И плюсы и минусы в нас есть. А когда мы принимаем человека, как он есть — человек чувствует это. И он уже к тебе начинает по-другому относиться и он невольно становится твоим другом, а далее — твоим родственником. Вот мы начинаем в семью входить. Когда говорят «церковная семья» — это для большинства — абстракция. А на самом деле — это существующий феномен.
Месяцев семь отец Иоанн прожил в Ташкенте. В конце 2001-го вернулся в Москву и в последующие годы, вплоть до 2005-го, он служил в московских храмах. И все же настал момент, когда он был вынужден вернуться в профессию. Большую семью — а у Ивана в то время уже было шестеро детей, надо было кормить. Он же, будучи заштатным батюшкой, сделать это был не в состоянии. А в каких условиях жили Охлобыстины? Восьмером на 48 метрах. Какое-то время Иван подрабатывал написанием сценариев, а затем стал сниматься в кино. Разрешение на свою первую актерскую работу Иван получил после первого письменного обращения в патриархию. Сознавая, что совмещать священнослужение и актерскую деятельность невозможно, отец Иоанн в 2009 году обратился к патриарху Кириллу с просьбой об отстранении его от церковной деятельности.
План такой. Он простенький. Опять же, нужно начинать с самого простого, с кирпичиков. Кирпичики сейчас уехали, а потом они приедут. Дети. Надо дать хорошее образование. А для того, чтобы быть священником…. Священник не может быть просто священником. Приходской священник — это требоисполнитель. Это не холодный человек, который исполняет какие-то…. Таких нет. Либо есть, но это плохо. Священник должен быть духовником. Это высшая форма священства, когда тебе доверяются, когда тебе могут в три часа позвонить, сказать: «Батюшка, мне плохо, поговорите со мной. Или не могли бы вы приехать, или можно я к вам приеду?». И ты должен всегда быть открыт, ты принадлежишь только пастве.
А я не могу быть духовником и принадлежать только пастве. У меня шестеро детей. Я должен дать им образование, оплачивать педагогов и репетиторов. Все это звучит подленько, но это так. Возить их туда-сюда, не дать им почувствовать никаких дополнительных комплексов, а если они появятся, в силу возраста, быть буфером. Я должен выполнить свой родительский долг. И когда я его выполню — тогда я уже буду писать челобитную и что готов.
Если выбирать актерство и служение Богу….
Служение Богу надо, конечно, выбирать.
Оксане Охлобыстиной: Ты мечтаешь, чтобы он оставил эту профессию и вернулся в храм?
Да.
Старшие дети Ивана Охлобыстина ходят в православную школу. Помимо Закона Божьего, они изучают и общеобразовательные предметы, дополнительно занимаясь музыкой и иностранными языками. Нельзя сказать, что мама с папой держат их в ежовых рукавицах, но в семье Охлобыстиных есть запреты.
Оксана Охлобыстина: Без меня нельзя включать телевизор. Что можно включать без меня? Есть телевизор, а есть DVD, допустим. Есть у них определенные диски. Они должны мне позвонить и спросить, можно ли мне в этот момент посмотреть диск. Значит, они включают только диски, которые только я разрешаю, либо те, что разрешает папа.
Дочь Анфиса: Он нам включает телек, а мы должны закрывать глаза, если целуются, и закрывать уши, если матерятся.
И вы все соблюдаете?
Ну, я не знаю, как некоторые, но не все. Потому что я просто к этому уже спокойно отношусь, потому что я вошла в ту группу людей, где очень много матершины и так далее. Я просто к этому привыкла, но я за ними не повторяю.
Оксана Охлобыстина: У нас в семье что запрещено? Штаны они, пожалуйста, могут надевать вне храма, а в храм, куда-то там в школу — нельзя. Знаете такие есть штаны, которые ниже…. Отец Иоанн называет эти штаны «23 февраля». Потому что когда нагибаешься — можно туда цветы воткнуть — попу видно. Вот эти штаны категорически запрещены в нашей семье.
Евдокия: Нам курить нельзя, пить, краситься тоже. Ну, чуть-чуть если только. Ругаться тоже нельзя. А так…. Что-то у нас семья такая… У нас здесь все как-то не по-священнически живут. Нормально, свободно.
Ты уже определилась чем ты хочешь заниматься?
Анфиса: Я хочу актрисой быть.
Как родители реагируют на этот твой выбор? Ты обсуждала с ними?
Анфиса: Маме не нравится, а папа как-то так, посередине. То ругается, то говорит, что может быть.
Варвара: Вообще-то я хочу стать доктором.
Да ты что? Откуда такое желание вдруг?
Варвара: Не знаю. Мне кажется, что это очень интересно.
А доктором каким? Хирургом…
Варвара: Хирургом.
Евдокия: Я очень хочу стать шеф-поваром.
Тебе нравится готовить?
Евдокия: Да.
Вот это да! А дома ты иногда экспериментиурешь?
Евдокия: Да, я всегда экспериментирую, каждый вечер готовлю ужин на всех.
Дружное застолье стало, с некоторых пор, доброй традицией у Охлобыстиных. Благодаря существующей социальной программе для многодетных семей, они, наконец, переехали в большой дом. У главы семьи есть собственный кабинет, где он с наслаждением творит. А на экранах страны один за другим появляются фильмы с его участием.
В 2010 году патриарх Кирилл отстранил Ивана Охлобыстина от священнослужения, запретив ношение священнических одежд и иерейского креста. При этом патриарх отметил, что если священник Иоанн Охлобыстин сделает окончательный и однозначный выбор в пользу пасторского служения, то его временное запрещение в служении может быть снято.
Оксана Охлобыстина: Неисповедимы пути Господни. Однажды, я была в храме и что-то мне было плохо внутренне. Я встретила одну девочку — она такая лучезарная, она очень верующая, она такая вся светящаяся. И она подошла ко мне и сказала: «Матушка, вот что ты переживаешь? У отца Иоанна свой путь. И как бы там чего ни было, Господь уведет к себе». Вот что бы не случилось — он все равно идет к Богу. И эта фраза меня успокоила. Я думаю, что это относится не только к отцу Иоанну, я думаю, что это относится и ко всем нам, живущим на этой земле.
Как тебе показалось, к Богу приходят люди от несчастья?
Оксана Охлобыстина: К сожалению, да. Я думаю, что лучше, если бы приходили по удовольствию. Мне кажется логичным, когда что-то хорошее случается, если верующий про себя говорит «Спасибо, Господи». Даже если ты сделал это сам и знал, что будет такой результат. Потому что все равно мы стоим перед лицом бесконечности.
Единственное, чего нет на этом свете — это чуда. Потому что на этом свете есть все. И поэтому кто-то несет ответственность и за наше счастье. А за наши несчастья ответственны только мы сами. Бесконечность подразумевает всевозможность, всевозможность подразумевает только положительный знак, только позитив. Добро победит зло.
- Иван Охлобыстин. Начистоту
- Оксана Охлобыстина: Ребро Ивана
- Иван Охлобыстин: «Я сказал сыну: «Слушай, парень, я тебе все дал – жизнь и ствол. Крутись дальше сам!»
Фото Юлии Маковейчук, а также из журнала «7 дней»