Неофиты 90-х и их дети
Екатерина Бурмистрова
Как мы знаем, в 90-е годы к вере в Бога пришло огромное количество людей. И, скорее всего, большинство из них не росло в семьях церковных родителей, хотя у кого-то были бабушки, которые иногда водили их в церковь и делали куличи на Пасху. Кто-то из этих людей был крещен, и какие-то детали православной традиции были им знакомы, но вряд ли целиком все, что стало возможным именно в 90-е годы.
У нас есть дом около Оптиной пустыни, и мы тоже в свое время прошли через довольно яркий, прекрасный, но и жесткий неофитский период. Я побывала в ситуации воцерковления с маленькими детьми, и в течение 20 с лишним лет наблюдаю семьи, где родители обрели веру во взрослом возрасте и в состоянии неофитства воспитывали детей.
Этот процесс вызывает много рефлексии и, мне кажется, недостаточно описан. Мы имеем дело с новым религиозным и социокультурным феноменом, когда растет второе поколение воцерковленных, и эти молодые родители торят новую тропу, они не знают, как растить детей в вере, потому что сами в этом не выросли, их «сундук с наследством» пуст или почти пуст.
Когда вера – личный выбор. Выбор родителей
Мы, конечно, наблюдали, как выращивают будущих архимандритов и игумений, как их мучают вычитыванием правила или постами не по разуму, и что из этого получается. Таких историй немало, но мне кажется, что срок об этом рассказывать еще не пришел. Сейчас хотелось бы поговорить о тех, кто вырос в семьях, где ярое неофитство рано или поздно смягчили – четырехчасовыми всенощными детей не мучали, строго без молока в первую неделю Великого поста не постили.
Для нынешних воцерковленных родителей вера – это их личный выбор, обретенный совсем не просто; это их личное открытие, личная находка, очень дорогая, как правило. За большинством историй обретения веры у людей моего поколения и чуть старше стоит какой-то сложный опыт, трагедия, поиск, ощущение какого-то серьезного недостатка в жизни. Люди не понимают, как жить без Бога, без веры, и без пути к Богу жизнь не клеится. Они нашли все это в православии, пройдя через духовный поиск, который был более или менее трагический, более или менее острый, но он был. В результате этого поиска был обретен выбор.
Обретя Встречу, люди приложили массу сил, чтобы освоиться в церковной традиции, разобраться, понять, что к чему: что говорится в молитвах, как читать каноны, что такое круг праздников, что означают разные облачения священника. Я думаю, что почти все проделали ту или иную работу в поиске, обретении, освоении и врастании в традицию в меру своего образования, пытливости, загрузки.
У ребенка нет ни выбора, ни поиска
Есть, конечно, люди, которые ни в чем особо не разбирались, просто пришли в храм. Я имею в виду тех, кто в церкви бывает более-менее регулярно и в церковную традицию вошел сильно. И вот у них родились дети и, конечно же, их тоже берут с собой в храм. В нынешнем поколении воцерковленных родителей очень мало людей, думающих, что ребенка можно оставить дома. «Мы это так долго искали, мы это нашли, и мы это даем ребенку». Ребенок растет, у него этого поиска веры нет.
Родители не понимают, как это быть ребенком и стоять на службе, так долго ждать причастия. Они не понимают, что такое облизывать подсвечник и знать, какой он наощупь. Они пришли из другой страны, из другого возраста воцерковления.
Большое влияние на меня оказала много лет назад услышанная история взрослой уже барышни, которая росла ребенком в воцерковленной семье: как ей в 8-9 лет было тяжело стоять в храме на долгих службах, как ей разрешали присесть на солею и какое это было немыслимое облегчение. Она очень подробно рассказывала именно о физических ощущениях. На меня это произвело огромное впечатление, я после этого абсолютно поменяла подход к воцерковлению своих детей.
Но многие родители таких историй не слышат, зато читают многочисленные статьи, как надо воспитывать детей в вере. Детские молитвословы продаются во всевозможных вариантах, воскресные школы идут сейчас на полных парах, напоминая обычное по своей методике преподавание. Если ребенок находится в церкви регулярно, привычно, то есть фактически каждое воскресенье, то два-три, а то и четыре часа он проводит сначала на Литургии, а потом в воскресной школе. Сначала ему даже в голову не приходит, что он может туда не пойти, и каждое воскресенье он рядом с родителями в храме.
Фото: VK / Симбирская митрополия
Литургия все-таки ориентирована на взрослых, не на детей. И очень много зависит от того, насколько родители загружены, замотаны, насколько у них есть силы дать ребенку какую-то радость, связанную с воскресным днем. Но лет до 8-10, до 11 ребенок ходит и даже почти не возражает. А потом начинается известный всем период, когда ребенок ходить в церковь уже не хочет. Но еще ходит, если есть какая-то прекрасная воскресная школа, друзья, тусовка, что-то кроме Литургии.
А к 14-15-16 годам, в среднем, если ребенок не приобрел какой-то собственный опыт или какое-то внутрицерковное сообщество, не нашел собственного входа в Церковь, наступает период, когда он ходить отказывается. Его можно еще какое-то время принуждать, но обычно годам к 18, а на самом деле раньше, родители перестают таскать в церковь упирающихся, огромных уже детей.
Родители должны понять — все, дальше мы уже не можем
У меня не так давно был день рождения, и мы увидели многих своих друзей и их детей, им примерно 20-25 лет. Они все выросли в верующих семьях. Не знаю, какая статистика у других, но у нас получилось так, что у горячо верующих родителей далеко не все дети остались в Церкви. Хотя это не показатель. Пока человек не создал свою семью, не родил детей, это не показатель. Это период, который православные авторы описывают как временное отхождение от Церкви.
У меня впечатление, что если у человека в жизни не случалось каких-то серьезных трагедий, испытаний, чудес и он живет в семье, которая стабильно, совсем не изуверски, ходит в храм, то он остается, не хочется употреблять слово «теплохладный», но очень нейтральным к вопросам веры.
Механизм тут такой: пока родители держат ту или иную сторону ответственности в семье, ребенок к этой стороне не подходит, не преступает. Вопросы веры, религии относятся к сфере, которая находится в руках родителей, как, например, оплаченные счета, наличие продуктов в холодильнике, одежда, которая появляется вовремя по сезону. Вера – это то, за что тоже отвечают мама и папа. Ребенок об этом не беспокоится. Это рассматривается как то, что есть всегда и чем занимаются родители.
Родители могут рассказать о церковных практиках, но у ребенка обычно нет вопросов: «Я все это знаю, я здесь провел много месяцев своего детства». Они знают как будто бы, на самом деле, они не знают, потому что нет именно этой личной Встречи. А это не в воле родителей, это в воле самого человека, чтобы он позвал, и в воле Создателя, чтобы Он откликнулся. Родителям же надо не покалечить, не пережать, не заставлять упирающихся детей, не делать это с постным лицом, чтобы воспоминание вызывало один ужас. Родителям надо понять, что есть момент, когда дальше мы уже ничего не можем, это только выбор самого взрослеющего человека.
Остается ждать Личной Встречи
Дело в том, что если сначала это вера общая для всей семьи, и ребенок принимает эту веру через семью – крестится как часть семьи, причащается как часть семьи, а потом должен произойти момент личного воцерковления. В католичестве есть обряд конфирмации, подтверждения исповедания веры. В православии этого нет. Ребенок крещен – и будто бы он уже в Церкви. А на самом деле нет, ему только предстоит сделать этот шаг.
Я не хочу того, что происходит в России в последние несколько лет, когда Церковь и государство конкретно сблизились. Храмы открыты, их не надо восстанавливать, не надо вкладываться, как вкладывались поколения нынешних родителей. Современная Церковь – это не та обделенная, обобранная Церковь, которой нужно помогать. Храмы давно отстроены, все более-менее позолочено.
Мы знаем из психологии подростков, что выбор многих процессов основан на протесте, на неповторении выбора родителей. К сожалению, то, что я наблюдаю, причем у умных, тонких людей, очень глубоко и негрубо воцерковлявших детей в детстве, например, через программу центра «Рождество» или какие-то мягкие программы воскресных школ, – это потеря детьми интереса к вере. Потому что это то, что было предложено родителями.
Возможно, что эта Встреча все равно произойдет, но позже. И все эти труды не зря, и в какой-то момент, когда человек станет уже взрослым, пойдет своими ногами, он, скорей всего, вернется в храм. Но интересно, что рядом с подростками, выросшими в Церкви, которые если пришли, то из вежливости, или встретив друзей, есть и их ровесники – с молитвословами, свечками, и видно, что они пришли сами. Их вера каким-то образом зажглась не через родителей.
Фото: Spbda.ru
Где-то бывают исключения, островки приходов, где обыкновенная церковная деятельность ведется с такой любовью и с такой харизмой, что подростки подключаются к этому процессу через общение с другими взрослыми, без родителей, самостоятельно ходят в церковь, своими ногами. Но у меня ощущение, что пока живы и здоровы родители, дети не испытывают серьезной потребности в вере. Это может произойти, когда случается либо что-то трагическое, либо очень серьезное в жизни человека или в жизни родителей.
И это большая проблема. Прямые убеждения тут не работают, вернее, работают только наоборот. Юный человек, пока он рос, видел много всего вокруг в церковных практиках: кричала мама, когда собирала детей в церковь, или какие-то неприятные случайности в приходской жизни. Может быть, он не имел еще собственного опыта веры и молитвы, зато он видел много всего человеческого.
Вопрос в личной Встрече с Богом – может быть, это звучит патетически, но это так, потому что это то, на чем пришли в Церковь мы все. Почувствовав однажды это живое и важное, человек уже не будет всерьез беспокоиться насчет всевозможной церковной мишуры, недоговоренностей, всего общечеловеческого. Потому что становится ясно, что это место, где возможна Встреча с Богом. Мне кажется, очень важно понять, как происходит этот личный выбор, это добровольное, уже взрослое вхождение в Церковь наших детей.
Подготовила Амелина Тамара