Лекция протоиерея Алексия Уминского в молодежном клубе «Донской», существующем при Донском монастыре, Московском финансово-юридическом университете (МФЮА) и клубе «Живой уголок», посвящена проблемам современной семьи.
Меня пригласили рассказать о том, что такое семья в христианском, церковном понимании. Действительно, есть о чем поговорить, потому что само понятие семьи разрушается, девальвируется, очень многие вещи, которые называют семьей, носят подменный характер.
Сущность семьи
В чем сущность семьи? Когда мы открываем Священное писание, первая страница Библии рассказывает о том, как Господь творил мир. И эти творческие акты заканчиваются такими словами: «И увидел Бог, что это хорошо». Так происходит творение растений, рыб и птиц, небесных светил.
На шестой день Господь творит человека. Акт творения человека отличается способом от того, как Господь творит иной мир живой и неживой природы. Сказано: Господь взял персть, то есть прах земной, и вдохнул в него дух Своей жизни. И стал человек живою душою. Господь вдыхает в новосозданного человека Самого себя.
Далее написано, что Бог сотворил человека по образу и подобию Своему. Мужчину и женщину. Но об акте творения женщины говорится чуть позже и тоже особенным образом. Человек, который несет в себе все дальнейшее человечество, каждого из нас в своих недрах, несет в себе также образ и подобие Божие.
Протоиерей Алексий Уминский. Фото Анны Гальпериной
Вот что такое образ и подобие? Это надо осознать. Мы смотрим на икону и говорим: это образ Божий. И человека мы называем — образ Божий. Образ — это отображение. Это то, как Бог себя запечатлел, отобразил в ином существе.
Причем о Боге мы столько лет, сколько существует человечество, почти ничего не знаем. Часто святые отцы пытаются говорить о Боге в отрицательных категориях. Такое богословие называется апофатическим, то есть отрицательным.
Мы можем больше сказать о том, чем Бог не является, нежели о том, чем Бог является, поскольку Он невидим, непостижим, никаким образом непредставим. Бог абсолютен, и что бы мы ни сказали о нем положительного, это всегда будет нашим небольшим опытом и всегда будет недостаточно, чтобы что-то сказать о Боге.
Вот скажешь, что Бог – это свет. И ошибешься. Потому что мы знаем свет материальный, как свет софитов на нашей встрече. Священное Писание говорит, что Бог есть Свет. Но каков этот Свет, выразить до конца человеческими словами невозможно.
Бог – это жизнь. Но мы знаем жизнь только в категориях ее ограниченности, ограниченности той же самой смертью. А в Боге нет смерти. Поэтому, когда мы говорим, что Бог — есть жизнь, то ограничиваем Бога своим маленьким жизненным опытом. Даже если это опыт духовный, даже если это опыт верующего человека. И поэтому о Боге мы почти ничего не знаем.
И, тем ни менее, знаем о Нем нечто очень важное. Именно потому, что Он себя в каждом из нас отобразил. Все, что является сущностным, настоящим и истинным, это Его. Потому что Он сущий: « Я есть Тот, кто Есть». Поэтому все, что есть в этом мире по отношению к Сущему, к «существительному», будет всегда «прилагательным».
Он сущий, и это сущее в нас – свобода, любовь, жизнь, творчество, мыслительный процесс, чувственный процесс (а Бог — это чувственное «существо», у Него есть чувства) – это слабое, совсем неверное, но отображение нашего знания о Нем. Все эти вещи в нас самих раскрываются совсем по-другому, по-настоящему глубоко, и через них мы можем познать Бога. Ведь если мы — Его отображение, это нам дается.
Поэтому божественные качества, которые в Боге абсолютны – вечны в каждом человеке, но они даны нам как потенция, возможность развития. Например, слово «талант», которое мы так часто употребляем, тоже таит в себе намек на развитие: «не закапывать свой талант в землю».
А вот слово «подобие» — это образ поведения, образ подражательный. Человек может стать похожим на Бога. Поэтому людей, которые стали похожи на Бога, у нас в Церкви принято называть преподобными, то есть очень похожим на Бога.
Это некое задание, которое дается человеку — чтобы он сумел самого себя и отображение в себе истинного, неведомого, непостижимого Бога таким образом раскрыть и очистить, чтобы это сделало его самого очень похожим на Бога. Что, собственно говоря, и было дано Адаму в раю как предназначение человека.
Бог ограничивает Себя, когда дает человеку свободу, в седьмой день, день своего покоя – дает ему быть главным творцом на земле. Он дает Адаму задание: взращивать рай, нарекать имена животным, плодиться и размножаться,
Он дает ему первую заповедь — не вкушать от древа познания добра и зла. Через эту заповедь Он тоже подвигает человека к познанию добра. Не зла, а только добра, ведь познание добра открыто человеку вне древа: Бог — добро. Узнавая Бога, общаясь с Богом, человек познает добро. Поэтому даже эта тайна — познания добра – для человека раскрывается.
Нехорошо человеку быть одному
Что же происходит дальше? Мы видим, что Бог смотрит на Адама и говорит: «Нехорошо человеку быть одному». Вот, все было хорошо: творение мира было прекрасным. И растения, и дерева, сеющие семя по роду своему. И птицы, наполняющие небеса, и рыбы, наполняющие воды, и светила — вселенную. Все было хорошо.
И вдруг — раз тебе! — «нехорошо быть человеку одному». Почему? Потому, что это одиночество не дает развиться потенциалу образа Божьего в нем.
Когда мы рассуждаем о тайне Пресвятой Троицы (а что о ней рассуждать, она как была тайной, так ей и останется), мы не можем постичь, что такое Пресвятая Троица. Представить себе это никаким образом нельзя. Конечно, какие-то образы, аналогии дают нам святые отцы.
Бог есть Любовь — а это сказано самим Христом в Его беседе с учениками и первосвященнической молитве, которая описана в 17 главе Евангелия от Иоанна. Сын говорит Отцу: «Все Мое — Твое, и любовью, которой Ты возлюбил Меня, Я возлюбил их. Да будут совершенны во имя Твое. Я открыл Имя Твое на земле». Ведь имя Божие — тайна. Имя Бога открывается нам через личность Иисуса Христа. Бога не видел никто и никогда, Он явил себя через Сына.
Григорий Богослов рассуждает так (я достаточно буду цитировать): если Бог есть Любовь (а мы веруем во единого Бога), если Бог есть единица, то эта любовь неминуемо будет направлена на самого себя. И тогда мы сможем сказать только одно: что Бог есть не любовь, а эгоизм. Потому что любовь, направленная на самого себя, никому не достается. И только когда Бог – Троица, мы можем понять, что Бог есть Любовь.
Три Лица единого Божества соединены Любовью. Рублевская Троица символическим образом это показывает: любовь, единение лиц открывается перед нами. Григорий Богослов говорит: «Вот это есть Любовь, которой становится Отец по отношению к Сыну».
Отец по отношению к Сыну — это Любовь. Сын по отношению к Отцу — это Любовь. Духа же Сятого, исходящего от Отца, называют Утешитель. Это его ипостасное качество: утешать, нести Любовь.
Каждое лицо Пресвятой Троицы ипостасно говорит о Любви. Ипостась Отца, ипостась Сына, ипостась Утешителя-Духа – каждая говорит именно о Любви. Это является единством Любви и передается как образ Святой Троицы человеку.
«Нехорошо быть человеку одному», – говорит Господь. «Создадим ему помощника». И вот что происходит. Бог наводит на Адама глубокий сон и берет одно из ребер.
Мне понравилось, как об этом говорит митрополит Антоний Сурожский: Слово «ребро» по-французски означает также «сторона, часть, берег». Человек разворачивается двумя частями, человек становится открытым, развернутым, разверзнутым. Он себя открывает, как Любовь себя открывает, через рану. У человека образуется другая часть.
Адам, видя эту другую, но свою часть, сказал: «Кость от кости моей, плоть от плоти». Потом это в своей песне замечательно переиначил Окуджава: «Поверьте, эта дама из моего ребра, и без меня она уже не может». Это было первое признание в любви, которое звучит со страниц Библии: «Ты и я — мы одно», «да будет двое плоть едина».
Едины, но при этом разные. Адам без своей второй части неполон. И Ева без него неполна. Каждый из них без другого — недостаточен теперь, не человек до конца. Один без другого — что-то недостающее. Одного без другого до конца быть не может. И соединение их вместе делает двух опять единым существом, единым организмом.
Любовь, семья, Церковь
Именно это соединение и являет нам первую семью, а также являет нам первую Церковь. Потому что человечество создается в лице первой семьи как первоЦерковь. Сейчас все время говорят: «Семья — малая Церковь».
Прежде всего Церковь создается как семья, а уже потом семья как Церковь. Об этом сегодня многие и многие забыли. Церковь – это прежде всего семья. В первородном смысле этого слова — когда люди соединяются. Потому что друг без друга они неполноценны.
Таким образом, через Адама и Еву, все человечество, несмотря на грехопадение, перспективно развивается: все люди разные, и один в другом нуждается. У всех людей разные способности: есть богатые, есть бедные. Есть умные, есть дураки. Есть здоровые, есть больные. Есть способные, есть — нет. И только вместе эти разные люди могут быть единым человечеством, которое есть Церковь как семья. Адам без Евы не человек.
И мы друг без друга — не человечество. И Церковь, по сути своей, это осуществление этой человеческой семьи в двух прекрасных людях, которых мы называем Адам и Ева. И Церковь существует именно ради того, чтобы всех разных людей соединить в единое человечество.
Как это можно сделать? Только Любовью. По слову Алексея Степановича Хомякова, замечательного русского богослова, славянофила, «Церковь — это организм любви».
Сегодня мы живем в довольно сложной обстановке. У многих людей, читающих слова «Бог есть Любовь», сердце трепещет. Но если сегодня сказать «Церковь есть Любовь» — как это будет воспринято? А ведь это тождественные вещи! Церковь замыслена как Любовь. И прежде всего как семья, которая соединена только любовью, только самоотдачей, только глубочайшим проникновением. И семья может существовать только так.
Фото: Batilda, photosight.ru
Сущность брака не исчерпывается продолжением рода
О семье очень много говорится. О том, что православные семьи должны быть многодетными. Но сущность брака не исчерпывается продолжением рода. Тогда чем же тогда христианский брак отличается от брака языческих племен, которые населяют, например, Танзанию, или от понимания брака в исламе, в иудаизме?
Сущность брака в человеческом обществе, христианского брака в том числе, за много столетий, к сожалению, утратила свое онтологическое значение и перешла прежде всего в социально-бытовую категорию. Брак в первую очередь стал инструментом жизневоспроизводства, а не организмом любви. И утратил свою мистическую, онтологическую, богоподражательную сущность.
Поэтому когда с миром стали твориться всевозможные катаклизмы — экономические, социальные — все! брака не существует. Потому что он был привязан к этим вполне земным категориям: продолжение рода, социум, культура, экономика и так далее. А двадцатый век – это век мировых катастроф, революций, сексуальных в том числе.
И вдруг от брака ничего не остается, и люди думают: а зачем нужен этот брак, который включает в себя эти вещи, но лишен глубокого мистического смысла? И люди этого мистического чувства ищут: спрашивают, если мы любим друг друга, зачем нам штамп в паспорте, зачем нам социальные вещи, которые брак не держат?
Все-таки интуитивно человек в браке ищет настоящего, глубокого: то, что соединяет людей, чтобы они, один раз встретившись на земле, никогда уже не разлучались. Ведь любовь сильнее смерти.
«Сильна, как смерть, любовь», — говорит нам Священное Писание Ветхого Завета. А Новый Завет утверждает, что любовь сильнее смерти. Христос воскрес, «смертию смерть поправ».
Зацепиться за ценности
Что такое брак сегодня? Кто эти люди, которые встречают и начинают любить друг друга? И каким образом сделать так, чтобы эта любовь, как свойство брака, божественное свойство человека и Церкви — не потерялась?
Как не просто сохранить, а приумножить это свойство?
Самая сложная задача современной Церкви, как и вообще во все времена – явить этому миру, что Церковь есть Любовь. И исповедовать это.
Сегодня это особенно актуально, потому что Церковь начинает затрагивать те самые явления, которые в свое время стали разрушительны для любви.
Как только Церковь, будучи организмом любви, начинает цепляться руками и ногами не за Христа, а пытается утвердить себя в рамках сцепки с государственной властью, — тогда, едва власть начинают трясти, начинают трясти и Церковь. Как только власть начинают критиковать, так Церковь подвергается нападкам.
И тогда, то, что произошло с социальным браком, происходит и с социальным институтом — Церковью. И Церковь в глазах людей выглядит прежде всего как социальный институт.
Без сомнения, надо кормить голодных, одевать бездомных, посещать больницы, заниматься катехизацией… Но все-таки сущность Церкви не в этом.
И мы все время говорим о том, что Евангелие – это не этический трактат, что самое главное – это не то, как Христос учит правильно поступать, что Священное Писание христианства – это не философия, не этическое учение. Что в христианстве (сошлюсь на того же Хомякова) самая главное наше сокровище, наша ценность – это Сам Господь Иисус Христос. И больше ничего.
И вот когда в Церкви для всех – это правило, все знают, что в Церкви для нас главное Господь Иисус Христос и наши личные с Ним взаимоотношения, тогда всё потихонечку становится на места. Тогда Церковь становится семьёй.
Когда один без другого не может, когда один в другом нуждается, когда один другого ищет, когда один другого спасает. Когда всё стоит на таких отношениях. И тогда всё встаёт на свои места. Если Царство Небесное взыскуется таким образом, то всё остальное прилагается – и социальное, и другое.
Семья, скреплённая огородом
То же самое происходит и в семье. Если семья не испытывает потребности во Христе, если семья не испытывает потребности в постоянном источнике любви, её трудно сохранить.
Человеческая любовь – как вода. Она – хорошая вещь, необходимая для жизни. Но ведь Христос претворяет её в вино на браке в Кане Галилейской. Христос дает иную сущность этому простому и естественному. Он наполняет брак совсем иным содержанием. Вино – это совершенно удивительным образом преображенное вещество.
Виноградные ягоды — поспевшие, собранные, пережатые, забродившие и преображённые в вино, которое совсем иного качества, чем вода. Но это вино имеет ещё и способность по действию Духа Святого становиться истинной Кровью Христовой, которая делает нас совершенно другим человечеством.
Так вот любовь, которая даётся каждому из нас, как потенция, как свойство, как Божественная сила, — может оскудевать. Любой огонь, если в него не подкладывать дрова, обязательно затухнет когда-нибудь. Любая любовь, над которой не трудятся, будет тухнуть, превращаться в иную категорию. И тогда брак будет держаться какими-то другими вещами.
Любовь будет продолжать себя в детях, потому что там она остаётся. Тогда брак будет скрепляться либо детьми, либо общей площадью, либо огородом и дачей, куда надо ездить, либо какими-то постоянно делаемыми ремонтами и покупками в магазинах мебели. Потому что ведь что-то должно быть общее. Или он будет распадаться, распадаться, распадаться: супругов ничто не будет держать.
Все человечество – потенциальная Церковь. И когда мы говорим о вечной жизни, про спасение, о пришествии Христа в мир во Второе Его пришествие, когда читаем молитву «Отче наш» каждый день, мы говорим о человечестве именно как о Церкви. Потому, что в Царствии Небесном осуществившееся человечество – это Церковь Божия и Его семья.
«Я назову их, — говорит Бог в Ветхом Завете, — сынами и дочерями». И мы уже сейчас постоянно называем Бога своим Отцом. Потому, что Иисус Христос поставил нас вместе с Собой на одну ступенечку по отношению к Богу. Он называет Бога Отцом и нас научил так Ему молиться, называть Его своим Отцом.
Церковь мыслится как семья, мы — только как дети, а не как рабы, не как наёмники. И поэтому если каждый из нас не научится любить, через семью и через Церковь, не будет ни семьи, ни Церкви.
Вопросы
Вопрос: Любви надо просить у Бога?
— Мы всегда просим у Бога любви. Прежде всего. Самый главный дар, который мы просим у Бога — дар любви.
Обычно что человек просит у Бога? То, что мы желаем друг другу на 8-е Марта и на Новый год: успехов в труде, счастья в личной жизни и крепкого здоровья. Вот эти три вещи исчерпывают все наши прошения к Богу.
Но суть в том, что мы прежде всего просим у Бога любви. Молитва Ефрема Сирина, по-моему, открывает полностью всё, что человек может попросить у Бога настоящего. А молитва «Отче наш» только об этом и говорит. Если мы внимательно каждое слово этой молитвы прочувствуем, то увидим, что каждое слово в неё вопиет к любви.
Мы говорим «Отче». Ну кто может сказать своему отцу слово «отец» без любви? Тогда зачем так говорить? «Наш» — это значит наш, значим, мы и друг друга обязались уже любить. Два только слова – «Отче наш» — уже говорят о той заповеди Господней, которую Христос оставил как самую главную: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя».
Уже два первых слова из молитвы «Отче наш» обязывают нас любить и просить Бога о любви. Дальше я не буду объяснять, думаю, каждый задумается о тех словах, что значит «Да святится имя Твое», что значит «Да будет воля Твоя», что значит «И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим».
В каждом прошении – полнота любви. Потому, что без любви это неисполнимо и вообще неприложимо. Всё остальное – прилагательные. А вот это – существительное.
Вопрос: А всё-таки «Иже еси на Небесех» — тоже о любви?
— Тот, Который на Небе. Как небо – со всех сторон одинаково, так и Бог со всех сторон окружает и покрывает Собой, Своей отеческой любовью всё человечество. Людей в любом конце Земли, любой национальности, любой культуры, любого возраста.
Вопрос: А почему противопоставление «и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго»?
— Лукавый – это значит зло. Здесь нет противопоставления. Смысл «а также избавь нас…»
Вопрос: В семье муж выпивает, жена молится о том, чтобы он избавился от этой привычки, а он при этом никаких усилий не предпринимает. Я слышала мнение, что молиться в таком случае бесполезно, пока человек сам не решит измениться.
— Молитвы никогда не бесполезны. Это прежде всего надо понять. Но Бог спасает нас не без нас. И потому молясь Богу о спасении наших ближних, мы, тем самым, несём на себе крест любви. И Господь по этим молитвам каким-нибудь образом обязательно воздействует на человека.
Когда Бог награждает человека вот этим Своим образом, когда бесконечный, всесильный и всемогущий Господь даёт быть всемогущим, всесильным и свободным человеку, Он так или иначе обязан Своё всемогущество ограничивать, как бы это странно ни звучало.
Два свободных человека, два друга, предположим, встречаются вместе. Один говорит: «Хочу пивка выпить». А другой говорит: «А я бы хотел в кино сходить». И вот пока один ради другого не поступится своей свободой, никакой дружбы не будет.
Семья живёт таким же образом. Постоянными уступками, жертвованием своей свободой ради другого.
Если Господь даёт свободу человеку, Он, всемогущий и всесвободный, должен Свою свободу ограничить, чтобы мы были свободными, чтобы мы состоялись как люди, с полнотой свободы: идти к Богу, не идти к Богу, любить, не любить. Без свободы всё это не имеет никакого смысла. Если Божественная свобода не будет ограничена, то у нас никакой свободы не будет.
Я всё время не перестаю удивляться, когда читаю третью главу Книги Бытия о том, как совершается грехопадение. Как всё происходит на глазах Бога – всемогущего, всесильного, вселюбящего. И вот на Его глазах происходит то, что никак не соответствует Его воле, что является видимым предательством Его любви.
И только после того, как всё уже совершилось, Божественная Любовь начинает говорить очень тихим ласковым голосом: «Где ты, Адам?» Как будто Он не видит! Как будто Он не знает, где Адам, спрятавшийся в кустах! Адам отвечает: «Услышал тебя, Господи, испугался и спрятался, потому что я наг». «Кто тебе сказал, что ты наг? Уж не ел ли ты плода с того древа, с которого Я запретил тебе есть?»
Это же каждый из нас в детстве! К нам подходят родители, которые уже знают заранее, что мы натворили, и просто хотят, чтобы мы признались и сказали: «Папочка, прости, это я сделал!»
Вот как Господь поступает, как пытается вернуть Адама Себе — лаской, любовью. А Адам – отрицает: «Жена, которую Ты мне дал, дала мне плод…» Жена показывает на змея…
Понимаете, то же самое происходит. Мы молимся. Господь действует. И молитвы не бесполезны. Уставать в молитве нельзя. Бывают, конечно, такие моменты, о которых святитель Дмитрий Ростовский в одном из своих поучений говорил, что один плачет, а другой скачет.
Да, бывает, что человек, несмотря ни на что, на какие-то знаки и слёзы близких, их любовь — отрицает эту любовь, разрушает, отвергает её. И тогда другой человек вправе сказать: «В твоём зле я участвовать не буду. Ты достаточно разрушил вокруг себя самого дорогого, я тебе разрушить больше не дам и сделаю свой выбор». Но это только самый крайний случай. А так – надо идти до конца. В молитве, в надежде.
Вопрос: Но разве не может Господь вмешаться и воздействовать на грешника?
— Через нас Он вмешивается. Мы можем дать Ему такую возможность. Хотя и Сам Бог ищет человека: через обстоятельства жизни, через страшные испытания, через какие-то вещи всё равно ведёт человека.
Вопрос: Но всё равно это должен быть поступок самого человека?
— Конечно! Человек должен хоть что-то попытаться. В Евангелии есть образ четверых людей, несущих расслабленного ко Христу. Так вот, расслабленный хотя бы мог сказать: «Отнесите меня ко Христу». Хотя бы так.
А у этих четверых были основания поступить, как поступали многие. В Капернауме Христос находился в доме хорошего человека, который открыл свои двери для всех незнакомых людей. Люди набились к нему в дом, как сельди в бочку, пройти невозможно, уже и вокруг дома стоят. И вот эти четверо хороших друзей, которые действительно хотят помочь расслабленному, несут его.
И вдруг – дальше идти некуда. Что мы обычно делаем в таком случае? Говорим: «Ты видел, мы сделали всё, что могли. Прости, ну, не получилось». Но они же не остановились. Они на крышу пролезли, разобрали её, и – спустили больного. Вот – любовь. Она идёт до конца.
Вопрос: Сколько Адам с Евой были в Раю? Есть версия, что три часа.
— Счастливые, как известно, часов не наблюдают.
Когда мы говорим о неком библейской времени, здесь всё должно быть очень условно. И описания событий – мифологические, то есть – очень образные.
В одном приходе меня попросили провести беседу. И там было два очень умных прихожанина. Один – биолог, другой – физик. Они мне стали говорить: «Батюшка, ну как же так! Мы же уже всё знаем, что 60 миллиардов лет существует наша Земля, и так далее. Но как же так получается, что динозавры, — они же были хищниками, значит, зло существовало ещё до грехопадения?» «А почему, — говорю, — до грехопадения?»
Проблема в том, что мы знаем Библию по иллюстрациям: вот Адам и Ева, а там – дерево со змеюкой какой-то. Потом они в кожаных одеждах, и Ангел с мечом их прогоняет. Как будто всё было так, как нарисовано на картинках.
Как было – мы не можем этого знать. Может быть, процесс самого грехопадения и разрушения, мировой катастрофы тоже происходил миллионы лет? Когда мы читаем в Библии нереальные сроки человеческой жизни – один прожил 900 лет, другой – столько-то, третий – столько-то – всё равно это не сопоставимо с нынешними понятиями. Мы не знаем, каким было библейское время.
Когда мы встречаем еврейское слово, которое обозначает «день», мы же не можем сказать, что это 24 часа, сутки. Даже по простой причине: Солнце и Луна не были созданы до 4 дня Творения. Чем тогда мерить «день»?
Грехопадение, как страшный ад, разрушило всю связь времён, разрушило отношения между человеком и природой. Мы не можем сопоставить, происходило это в миллиарды лет или не в миллиарды.
Библия говорит нам о сущности вещей, а не о каких-то параметрах. Мне вот совершенно всё равно, что было до того, в моей теперешней жизни это роли не играет: миллиарды лет, миллионы или всего 7 с половиной тысяч лет. С сегодняшним моим днём, с моим отношением к Богу, к людям это никак не связано. Пусть учёные этим занимаются, если им интересно. Мне – нет.
Вопрос: Очень сложно понять, что мир развивается по доброй воле, но с другой стороны, есть сценарий, известно, чем всё закончится…
— Никакого сценария нет. Как будет происходить «окончание времён» – никто не знает.
Мы – люди последнего времени (последнего по отношению к предыдущему), утратившие чувство семьи, чувство любви, чувство Церкви, ждём антихриста.
Когда христиане прежних веков молились на Литургии о том, чтобы Царствие Божие поскорее пришло, они ждали пришествия Христа. Да и сама молитва «Отче наш» говорит нам: «да приидет Царствие Твое»… Сегодня акцент сместился на антихриста. На тревогу, ужас и так далее. Спрятаться куда-нибудь в погребочек.
Если мы ждём Христа, тогда мы не боимся антихриста.
Читайте также:
Практические советы для готовящихся к браку