…Они, несколько немощных женщин, шли пешком по бездорожью, по весенней распутице. Сухарики с собой в холщовых мешочках, водицы немного – Божией милостью доберемся. Старушки в рваных ботиночках шли в областной центр. К Архиерею. Просить в свою деревню священника. Уж и домик для батюшки готов, и поможем ему, ведь всё село ждет, когда же в храме, над восстановлением которого трудились все от мала до велика, зазвучит молитва!
Многие из нас, читая книги, брошюры, статьи о вновь воссозданных приходах, проливали слезы умиления над такими описаниями. Восхищались подвигом, восхищались стойкостью и любовью этих людей к Богу. И откладывалось где-то в сердце: вот как должно быть. И никак иначе.
Поэтому, услышав, что какой-то батюшка попросился на другой приход, нет-нет да и допускали мысль: что ж этому батюшке не сидится там, куда его Сам Господь направил? Что ж служить-то шел? Или, узнав о малочисленности прихода в какой-нибудь Лесной Кукуевке, открывали ноутбук и начинали строчить в блоге, что-де есть до сих пор пастыри, что не могут привлечь прихожан, ленивы-де и неумелы…
Все нам мнится, что открытый приход «в периферии» – это славное традициями крепкое село, бабушки-подвижницы, продающие свои немудрящие колечки-сережки, чтоб купить кирпичи для стройки, это несгибаемый староста — бывший военный (лучше десантник), который за храм – горой, это много-много сельчан, ловящих каждое слово батюшки, и все это – на фоне соснового бора с голосистыми птичками, чистой реки и вообще «природы».
Но – Дух дышит где хочет. И иной раз удивляешься, как так оно вышло, что именно тот или иной храм вообще был открыт.
Есть прекрасный рассказ Н. Сухининой «Кукушкино болото». О том, как решили сельчане: что это мы, рыжие, что ли? У всех — церковь, а у нас – нет? И выпросили себе священника. Вот только в церковь-то ходить никто не собирался. «Чтили праздники» по домам с бутылкой водки на столе. Батюшка честно оставался, одинокий и впроголодь, на месте своего служения и умер от тяжелой болезни, никто и помощи не оказал.
История, к сожалению, вовсе не уникальная. Решают создать приход: готово, подписали. Ну какой Владыка откажет сельской «делегации», которая уверяет, что, конечно, есть и жилье для батюшки, и церковь строить всем миром будем, а уж как молиться хотим… И приезжает батюшка на место служения.
Въезжает с семьей, с детьми – куда? В приходской дом, который с революции не ремонтировался, без полов и с прогнившей крышей. Или в съемную квартиру, за которую он, батюшка, должен платить немалые деньги и хозяин которой, оказывается, через полгода возвращается из мест отсидки. Вода к дому оказывается не проведена, канализация – забита, плита – в нерабочем состоянии (если вообще все вышеперечисленное наличествует). А будущие прихожане внимательно смотрят: не скажет ли батюшка чего, не окажется ли чрезмерно привередливым?
Картинка с натуры одного такого приезда. Батюшку приводят «на постой» к старушке: «Вот у нее будете жить, она вас и покормит». Бабушка-хозяйка, в принципе в церковь не собирающаяся ходить, приносит с грядки помидорку, всю в земле, кладет на облупленную тарелку, вытерев предварительно полой вряд ли когда-либо стиранного халата. Ждет, когда батюшка смиренно доест помидорку, кивает и уходит. Когда ночь подходит к концу, бабуся заходит в комнату и изрекает: «Да нет, не пущу я вас к себе жить…»
Дальше – больше. Сельчане узнают от батюшки, что церковная жизнь – это не панихида раз в месяц. «А мы не знали!» — тянется по рядам. Ощущение, что и не было последних 20 лет … Оказывается, христианин ходит в храм минимум раз в неделю! Служится Литургия, а перед причастием соблюдается пост! Когда же выясняется, что, оказывается, ходить по бабкам «нельзя», — собрание покидает большая часть присутствующих.
Еще часть отсеется, когда выяснится, что на исповеди надо называть свои грехи, а не соседские. Вскоре батюшка узнает, что сказать человеку, что он может быть грешен, — это страшное оскорбление, за которое он будет подвергнут в селе как минимум всеобщему бойкоту. Неважно, что человек заявил себя христианином: вот не грешен он!
Иллюстрация. Проповедь перед исповедью. Священник фактически по одному из «поновлений» перечисляет, какие вообще бывают грехи. Одна из прихожанок внезапно вскрикивает и убегает. С ней пытаются поговорить, она твердит: «Да как он смел меня так оскорбить!» Последующие разговоры на приходе выявили, что большая часть прихожан считают себя «оскорбляемыми» батюшкой ввиду его предположения на общей проповеди, что кто-то мог согрешить осуждением, завистью, тщеславием…
Потом батюшку ждет шок, когда ушедшие и обиженные заявят ему, что на приходе остались, собственно, те самые колдуньи – «бабки», нагло врущие ему на исповеди.
И остается только поклониться в ноги тем немногочисленным, которые действительно остаются в храме, идут на каждую Литургию и поддерживают батюшку и его семью. Действительно служат Богу. По-настоящему – верны.
А бывают и случаи, где создаются приходы в надежде на то, что настоятелем поставят определенного священника. Я думаю, и так понятно, что ждет «чужого» батюшку на таком приходе. Церковная «десятка» разворачивается и уезжает к любимому «отченьке» на другой приход, а приехавший священник остается под дождем – реальный случай – с женой и детьми разгружать кирпичи для храма.
Но батюшки служат. И терпят. И надеются и верят. Идут с проповедью к людям – даже там, где общаться со священником тянутся только пьяные – потому что хочется поговорить. Молятся за всех – даже там, где люди, видя его, быстрее сворачивают за угол. В нашем районе пьяные папы однажды подучили детей бросать в священника грязью. А духовный отец рассказывал, как его и матушку гоняли камнями по поселку.
А священники все равно идут на Литургию. Потому что если они пойдут – вполне, по мирским меркам, оправданно – просить о переводе, а в этот уголок – опять же совершенно оправданно – командируют служить раз в месяц кого-то из городских батюшек… тогда – всё. Тогда некому будет остановить 13-летнюю Аньку, держащую в руках направление на аборт. Отвезти Анькину ровесницу в больницу, когда ее шею и голову изуродует разбитое пьяными родственниками стекло. Встать между молодой мамашей и «бабкой», доказывая, что младенцу нужны не бесовские заклинания, а хороший невролог. Люди подпишут квартиры очередной секте или побегут радостно встречать мошенника, где-то стащившего старую рясу и «гастролирующего» по селам, «освящая» огороды.
А пока… Вот стоит женщина, которая совсем недавно плакала на кухне, проливая слезы в предложенный матушкой чай, и говорила о приказе мужа избавиться от ребенка. А сегодня она пришла крестить малыша, и муж даже трезвый… А вот пришли, в траурных платках, две старушки. У одной из них от рака страшно умирал муж, кощунник и матерщинник.
Увидев пришедшего священника, он вдруг решил исповедоваться и причаститься. После этого он прожил еще несколько дней, но боли оставили его, и никто не слышал от него ни одного ругательного слова, и отошел он в мир иной спокойно, благословив родных. А вот через дверь храма заглядывает молодой школьный учитель. Еще недавно он приветствовал батюшку на улице пошлым «почем опиум» — но после пары бесед уже об опиуме что-то не вспоминает… Ради этого батюшка будет терпеть.
Поэтому не стоит обвинять незнакомых священников в неблагодарности, высоких запросах и неумении обращаться с паствой. Хотите «честности»? Поезжайте из своего мегаполиса, из уютной городской квартиры воскресным утром в область. А вот куда пойдет загородный автобус – туда и поезжайте. Вы найдете поселковый храм – в сарайчике, в вагончике, в списанном здании бывшей пожарной охраны. Зайдите, осмотритесь. Спросите батюшку, чем помочь. Или хотя бы просто помолитесь с ним за Литургией. Поверьте, это для батюшки – много. Раз уж не способно наше поколение терпеть лишения и ходить по бездорожью…
Лидия Зорина, Поволжье.
Читайте также:
«Чтоб уцелеть не поодиночке», или что такое приход?
Что такое православный приход?