Вот, говорят: ах, юность, ах, молодость – прекраснейшая пора! Время влюбляться, время безумствовать, время позволять себе всякие непозволительные зрелому человеку глупости… Время мечтать и спорить до хрипоты, восхищаться, увлекаться, чему-то себя посвящать, а что-то всей душой отвергать и клеймить; время «отрываться», «пробовать», время ошибаться, время – жить!
С какой ностальгией мы вспоминаем порой юношеские годы и свою молодость; «как молоды мы были»!.. Мы, прожившие уже по полжизни (причем кто-то уже давно, сам еще того не подозревая), склонны вспоминать свою юность и молодость как время легкое, как время беззаботное, в отличие от последовавших лет, когда уже пришлось заткнуть свой юношеский максимализм куда подальше и начать думать и действовать «по-взрослому»… Прагматично, осторожно, предусмотрительно, что зачастую означает: расчетливо, трусливо, своекорыстно, оправдываясь тем, что взрослый человек не имеет права на ошибку, в солидном возрасте легкомыслие (так принято называть искренность, открытость, принятие всерьез декларируемых обществом норм поведения) недопустимо, это в молодости – пожалуйста!
Какая чушь!..
То есть, чушь состоит не только в утверждении, что в зрелом возрасте человек освобождается от моральных норм, удобоисполнимых в юности, не только в том, что искренность и непосредственность – этакие забавные специфически-возрастные преходящие черты, наподобие «агукания» младенца, а потому дико смотрятся у человека слишком среднего возраста. Чушью (причем чушью опасной) является в первую очередь мысль, что в молодости можно безоглядно чудить, на то, мол, она и молодость, ибо всё в этом возрасте (за исключением, разве что, совсем уж крайних злоупотреблений) – «как с гуся вода» (а потому пусть молодые «оттягиваются по полной». Когда еще повитают в облаках, когда погуляют, когда еще набьют себе шишек, когда еще вкус жизни прочувствуют?).
Юность, молодость – это время оглушительных трагедий и бесшумных катастроф.
Ну, с оглушительными трагедиями – это понятно: юношеский максимализм, чувствительность, мечты, амбиции, а потом «фэйсом об тэйбл» и… А что за «бесшумные катастрофы» еще? Катастрофы бывают, конечно, да, но, почему же бесшумные? Несчастья, происходящие с молодыми людьми, особенно потрясают: вся жизнь впереди, а тут вдруг: раз! – и всё, что можно было бы назвать жизнью, навсегда остается в прошлом, а впереди одно существование, а то и существования никакого – какая уж тут «бесшумность»? – Стон, вопль и рыдание…
Конечно, катастрофы, в корне меняющие планы на будущее, а то и вовсе отменяющие какие-либо планы, в юном возрасте случаются и ужасают любого, кто об этом узнаёт.
Как не содрогнуться, когда узнаешь, например, что у кого-то сын разбился на мотоцикле и теперь он всю оставшуюся, условно говоря, «жизнь» проведет в так называемом «вегетативном состоянии», или, в просторечии, «овощем»?
А у кого-то дочь: едва только школу окончила, веселая, жизнерадостная, очаровательная девчонка попала в аварию и после травмы позвоночника выжила, но… навсегда осталась парализована. Такие происшествия – катастрофы не только для непосредственно пострадавших, но и для всех, кто их любит, особенно для их родителей. «Бесшумные»?!..
Нет, разумеется, эти катастрофы «оглушительно трагичны» в силу того, что произошли с теми, кому жить бы и радоваться. Речь о другом.
Поясню на реальном примере. Только сначала определимся с понятиями: называя что-либо трагедией, мы подразумеваем нечто ужасающее, потрясающее, независимо от того, поправимо ли оно, или нет. То есть трагедией может быть и что-то преодолимое и поправимое, то, что поддается восстановлению, пусть даже травма и оставляет шрам на всю жизнь. Трагедия всегда осознается и переживается, как минимум, тем, с кем она происходит.
А вот что такое катастрофа? Тут все не так просто.
Во-первых, катастрофа – это не любое бедственное происшествие, а крах. Не обязательно всей жизни. Может быть, лишь какой-то ее сферы, направления, «сегмента», как нынче говорят.
Катастрофа не обязательно должна полностью сокрушить свою жертву, размазать и лишить будущего. Нет, зависит от ее масштабности, да и от того, с кем она происходит, порой много зависит, станет ли он после пережитого ущербным или наоборот, «то, что его не убило, сделает его сильнее»?
Но все равно существенный признак катастрофы заключается в том, что происходит крах, уничтожение, безвозвратная потеря чего-то или кого-то. Пусть даже остается неповрежденным еще многое другое, остаются шансы построить нечто новое уже на другом основании, но вот этого… то есть уже не «этого», а «того» – того, что зарождалось, ткалось, вырисовывалось, выстраивалось, формировалось и обещало стать чем-то прекрасным – всего того, что могло стать, уже никогда не будет.
Иногда эта потеря осознается, и это – трагедия (громкая или приглушенная – зависит уже от тех, кто ее осознают и переживают), трагичная катастрофа. Но бывает, что потеря не слишком, а то и вовсе не осознается. Вот это – тот самый случай «бесшумной катастрофы», последствия которой, если вовремя не будут осознаны и преодолены, непременно обернутся трагедией, хорошо, если не катастрофичной.
Так вот, реальный пример.
Жила-была в индустриальном гиганте Челябинске девушка. Умница, красавица, студентка музучилища по специальности хорового дирижирования, яркий талант, вокальный диапазон в три октавы – казалось бы, перспективы бесконечные и одна другой краше.
И вот, после третьего курса ей предлагают поступать в Московскую консерваторию на вокал (берут без экзаменов). Она отказывается и продолжает учебу по специальности.
В чем катастрофа? – спросите вы. – С ней же ничего страшного не произошло: цела и невредима, вся жизнь впереди, не за горами «красный диплом» (впрочем, из-за одной лишней «четверки» она его так и не получила), в чем катастрофа-то?
А в том, что, отказавшись от поступления в престижный музыкальный вуз, она, как показали дальнейшие события, отвергла возможность состояться в музыкальной сфере, хоть и не по той специальности, по которой обучалась ранее. То, что существовало в виде возможности, неслышно рассыпалось в прах, когда она приняла решение отказаться. Ее музыкальная карьера потерпела крах именно тогда, потому что второго такого шанса у нее уже больше никогда не было.
Кто знает, какие искушения ее ждали на том пути, но, скорее всего, тех трагических событий, которые произошли с ней в дальнейшем, ей удалось бы избежать. Уехала бы она тогда в Москву и никогда не встретилась бы с человеком, сыгравшим в ее судьбе роковую роль. Сознавала ли она тогда, что произошла катастрофа всей ее жизни? Чувствовала ли? Нет. Великое видится на расстоянии? Роковое тоже.
Впрочем, это был не последний шанс и далеко не последняя катастрофа. По окончании училища, после провала в Ектеринбургскую консерваторию, куда девушка поехала поступать по той же дирижерской специальности, она становится церковной певчей и всерьез начинает готовиться к поступлению на регентские курсы при МДС. Скорее всего, что она поехала бы и, несомненно, поступила… бы. Но… успела познакомиться с одним человеком, который, будучи намного ее старше (на 16 лет), сумел вскружить ей на свой счет голову, а от поступления на регентские курсы отговорил. Впрочем, не его шарм сыграл решающую роль в том, что она отказалась от поступления, а затем переступила определенную черту в отношениях, но слова приятеля этого уже немолодого и стабильно спивавшегося мужчины: «Он же без тебя пропадет!»
И в дальнейшем, когда ей с ним пришлось не слишком-то весело шагать по просторам и петь хором на различных приходах, перебираясь из одной епархии в другую, она свою жизнь как катастрофу старалась не воспринимать, при всей ее очевидности, ощутимости и «небесшумности». Даже когда он допился-таки до летального исхода от алкогольного отравления и она осталась с одной четырехлетней дочуркой на руках, а с другой под сердцем. Впрочем, это был не конец, и не самое страшное в ее жизни (главная катастрофа была впереди), но здесь «не формат», что называется, об этом рассказывать.
В данном случае речь о том, насколько роковыми могут быть ошибки юности и молодости и как они могут быть незаметны и неощутимы в период совершения; как много таких ошибок, вследствие которых бесшумно обрушивается один мост в жизнь, другой, третий… их бывает очень много на самом деле, этих мостов. Господь милостив: один из них обрушился? – Он нас подводит аккуратно к другому, предоставляя нам возможность по нему пройти, чтобы закрепиться на том берегу. И этот нам тоже не подошел, мы его отвергли, он тоже рухнул, а мы и не заметили?.. – Господь нас – к следующему. Допустим, что мы на этот раз пройдем по нему, но… то, что могло состояться, уже никогда не состоится, этого нет и не будет. Катастрофа произошла бесшумно и незаметно, навсегда изменила жизнь, относительно того, как все могло состояться, отнесись мы к этому шансу иначе.
«Навсегда» – это, конечно, необязательно катастрофа всей жизни. Тут уж зависит от того, в чем сделан выбор и как он был впоследствии осмыслен. «Навсегда» относится к конкретной перспективе развития событий. Как правило, остается еще много других возможностей. Вопрос только в том, сумеет ли человек их разглядеть, не произойдет ли, как в вышеописанном случае, из-за упущенного шанса какая-нибудь роковая встреча, без которой просто невозможна была бы дальнейшая цепь событий, приведшая к страшной развязке?
Анализируя свою жизнь, человек вспоминает множество эпизодов, когда он или совершал непоправимую, как потом выяснялось, глупость, или, по-глупому же, упускал свой шанс, и упускал безвозвратно. А шанс этот был такой с виду мелочью! Всего-то надо было парню не зевать, а пригласить одноклассницу на танец, в другой раз всего-то признаться ей, что цветы, которые она обнаружила – от него (а она знала, но специально спросила «в свободный эфир», кто бы это мог быть). Такие вот «мелочи»: смешные, детский сад… А ведь вся жизнь могла пойти по-другому.
Сколько случаев, когда влюбленная пара рвет «по живому», в кровь свои отношения, идя на поводу у оскорбленного самолюбия, острой обиды, а потом всю жизнь вспоминают друг друга, понимая, что тогда надо было просто поговорить…
Или наоборот, сколько искалеченных жизней лишь потому, что одна из половин (как правило, девушка) вовремя не поняла, что первая полученная ею пощечина, первое оскорбление грязным словом – не случайный срыв (но ведь потом он снова хороший!), что унижение ревностью, принуждение оправдываться и доказывать безосновательность подозрений – не безумие любящей истерзанной души (ревнует, значит, любит; он потом убедится в необоснованности подозрений и перестанет) – бежать надо от такого человека, пока не поздно!..
Катастрофа происходит, как правило, когда именно в первый раз оскорбленная сторона не разворачивается и не уходит. Не тогда, когда ей наносят оскорбление, а когда она подавляет в себе ответное желание бороться за свое достоинство. Что-то она тогда в себе такое очень ценное переламывает и перемалывает… а дальше – проще. Со всеми, кто в будущем ей встретится, теперь это будет проще. И шансы, что она сможет переосмыслить свое состояние, восстановиться как личность – невелики. Не потому, что Бог покинет и не предоставит новых возможностей, нет. А потому, что самое ужасное в этой надломленности – утрата желания достойной жизни; утрата представления о своем достоинстве как такового.
Юность, молодость… Они не замечают «бесшумные катастрофы» ни до того, как они происходят, ни даже непосредственно после. А предвидящую, наблюдающую, предостерегающую и пытающуюся их оградить зрелость не очень-то слушают. На то и юность, да и молодость, чтобы не слушать, на то и зрелость, чтобы оказаться отвергнутой, как бы в наказание за такое же пренебрежение к чужому опыту в пору своего «нежного возраста».
Читайте также: