Крушение самолета, летевшего из Дубая, как и другое несчастье, произошедшее несколько лет назад, катастрофический пожар в «Хромой Лошади», пришлось на время Великого поста. Есть ли тут связь? Нет, хотя у некоторых людей и может возникнуть соблазн ее усмотреть.
Сергей Худиев
В новостях речь часто идет о смерти – причем, чтобы попасть в новости, смерть должна чем-то выделяться. Не смерть одного человека от болезни, и не смерть нескольких в автокатастрофе – а одновременная смерть нескольких десятков при крушении самолета.
Тогда сигнал становится достаточно громким, чтобы попасть в СМИ — и достигнуть нас.
Самое раннее дошедшее до нас литературное произведение – это «Песнь о Гильгамеше», и самый ранний сюжет в мировой литературе – это человек, сознающий свою смертность перед лицом смерти своего ближнего.
Близкий друг Гильгамеша, Энкиду, умирает, и над остывающим телом товарища Гильгамеш остро осознает, что ему тоже предстоит умереть.
Далее Гильгамеш отправляется на (безуспешные) поиски бессмертия, но вот этот шок – люди умирают, и я тоже умру – это то, что, рано или поздно переживаем все мы.
Особенно, когда речь идет о смерти внезапной и катастрофической. И одна из реакций на этот шок – это стремление обвинить пострадавших если не в нравственных грехах, то, по крайне мере, в нарушении техники безопасности. Почему?
Мне хочется уверить себя, что со мной этого не случится. Это случается с людьми неблагоразумными или неосторожными.
Я вот человек благоразумный – я не хожу в кабаки, где нарушаются правила пожарной безопасности, не имею знакомств (и, соответственно, конфликтов) в криминальной среде, не курю и не пью и вообще избегаю всего того, что приводит других людей к несчастью.
Эта реакция может легко приобретать и суеверный характер – несчастные погибли потому, что чем-то раздражили сверхъестественные силы, которых я благоразумно не буду раздражать, и тогда со мой уж беды не случится.
Такие суеверия легко проникают в религиозную – и околорелигиозную среду. Хочется ухватиться за версию, что люди погибли, потому что делали что-то не то в пост. Посещали увеселительные заведения или совершали развлекательные поездки, когда надо было от этого воздерживаться. А как я буду тщательно избегать подобного – со мной будет все в порядке.
Это по-человечески понятно – но совершенно неосновательно. Бывали случаи, когда благочестивейшие христиане погибали при крушении в паломнической поездке. Многие благочестивые люди умерли от рака, стали жертвами катастроф или нападений злодеев. Благочестие – и соблюдение постов в частности – не дает гарантии против несчастных случаев. Оно вообще не для этого.
Пост – не способ отвертеться от каких-то несчастий, которые на вас свалятся, если вы не станете его соблюдать.
Это способ почтить Бога и духовно возрасти. Если бы постом мы покупали себе безопасность – он не имел бы никакого духовного смысла.
Пост, молитва, милостыня, усердие в добрых делах и участие в богослужениях – не способ добиться себе льготных условий в этом мире. Благочестие обращено, прежде всего, к вечности.
Еще блаженный Августин говорил, что христиане отличаются от язычников тем, что язычники ищут в своей религиозной практике временных благ, а христиане – вечных. Мы все знаем, что мы умрем, многие из нас – внезапно, не дожив до старости. Мы можем (и должны) поступать благоразумно, избегать опасности и вести здоровый образ жизни. Это повысит нашу вероятность умереть позже. Но мы в любом случае умрем.
Благочестивая жизнь во Христе не помогает убежать от смерти; но она делает смерть вратами в жизнь вечную и блаженную. Эти люди погибли не потому, что они не постились, а просто потому, что все мы, люди – смертны.
Поэтому самое важное – не когда придет смерть, а какими она нас застанет. Святой апостол Павел говорит:
«Ибо знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный. От того мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище» (2Кор.5:1,2).
Для верующего человека смерть – это переход к иной, и «несравненно лучшей», как говорит апостол, жизни. Именно в этом утешении мы должны утверждаться сами – и в нем должны утверждать ближних.