«Кто был студентом — тот видел юность, кто был солдатом — тот видел жизнь», гласила армейская поговорка времен моей юности. Мне, согласно этой поговорке, повезло дважды: я видел и то, и другое. Теперь, похоже, мою радость разделят многие нынешние студенты.
Андрей Десницкий. Фото Анны Гальпериной
Министерство обороны готовится принимать в казармы студентов — детали еще не ясны, но предполагается, что служить они будут три раза по три месяца. Нам сообщают, что такой была инициатива некоторых ректоров, и что самими студентами новость принята едва ли не с восторгом. В это верится слабо: даже для ректора такой поворот событий означает необходимость сокращения учебного времени и, следовательно, перестройки всего учебного процесса: сейчас летние каникулы меньше трех месяцев, да и ребятам надо ведь дать и какое-то время на отдых. Ну, а чтобы сами студенты мечтали потоптать плац кирзовыми сапогами (или теперь уже берцами), в это уж совсем не верится.
Тогда, наверное, они очень нужны в армии? А зачем и почему именно сейчас?
Прежде, чем попытаться ответить на этот вопрос, расскажу о собственном опыте. Я служил после второго курса полноценных два года, с весны 1987 по весну 1989 года. Тогда студентов призывали поголовно: была демографическая яма, мы ведь дети тех, кто родился во время Второй мировой, а вот численность вооруженных сил никак не снижалась, особенно с учетом Афганистана. Так уж мне повезло, что отменили призыв студентов ровно через две недели после моего дембеля, в июне 1989 года.
Студенты служили на общих основаниях, хотя старались направить их в «технологические» войска: в результате меня полгода учили на оператора ракетной установки, в учебке у нас много было студентов… а отправили на оставшиеся полтора года в полк засечки и разведки ядерных взрывов. Так сказать, учили запускать, а отправили ловить. В этом полку я числился на разных должностях, последняя из них — телеграфист, именно она и прописана у меня в военном билете. Если завтра война, если завтра в поход, по идее меня должны посадить за телеграфный аппарат, хотя учитывая всю предысторию, не удивлюсь и любому иному назначению.
Моя история вовсе не была исключением — в полку почти никто не проходил обучения именно на своей технике не только из числа солдат и сержантов (среди которых опять-таки было полно студентов), но даже и офицеров. Я не очень понимаю, зачем в случае полноценной ядерной войны было засекать ядерные взрывы и кто бы потом эти наши данные получил, но нет никаких сомнений, что мы бы их просто не засекли, даже не развернули бы толком наши станции. Мы просто не умели пользоваться этой аппаратурой, а вся боевая деятельность сводилась к самообеспечению (плац подметать и картошку чистить) и вечной показухе.
Но как же так, ведь существовали все эти учебки и училища, кто-то изучал именно эту технику — а потом получал назначения в ракетные и танковые части? Да, именно так.
Всё дело в системе службы по призыву, которая отражает, по сути, реалии столетней давности. Тогда было как: у 90% солдат одна и та же военная специальность, стрелок-пехотинец, и чтобы выставить в случае большой войны многомиллионную армию, нужно пропустить через срочную службу как можно больше парней. Потом, когда труба призовет, они, уже обученные мотать портянки, стрелять из винтовки и ходить в штыковую, моментально займут свое место в строю. А командовать ими будут подпоручики-лейтенанты, такой же массовой штамповки, такие же взаимозаменяемые, тем более, что гибнут они на фронте, как правило, в первые две недели. Вот для этого и нужны военные кафедры: готовить многие тысячи лейтенантов запаса.
Но последней войной такого типа была Вторая мировая, да и то лишь отчасти. В 1941 году выяснилось: недостаточно иметь много танков, самолетов и винтовок и много людей в форме, нужно еще, чтобы каждый был на своем месте, чтобы было налажено взаимодействие, чтобы информация поставлялась командованию вовремя, решения принимались своевременно и тут же доводились до каждого конкретного бойца, умеющего водить именно этот танк и стрелять из именно этого орудия. Тогда всему учились непосредственно в ходе боев, путем естественного отбора.
Но система призыва и подготовки офицеров запаса (да отчасти и кадровых офицеров) с тех пор не сильно изменилась, хотя техника всё усложнялась, а военные специальности всё больше диверсифицировались. В результате в середине восьмидесятых это выглядело так: вот есть в войсках столько-то вакансий, есть столько-то офицеров, сержантов и солдат. Надо заполнить все клеточки штатного расписания, а уж кто там куда попадет, кто какую технику изучал — не важно, за это не спросят так строго, как за некомплект в штате.
Рядовой Андрей Десницкий
Апофеозом идиотизма была тогда подготовка офицеров запаса на военной кафедре МГУ (да-да, тогда служба в армии не отменяла необходимость получать это образование, а равно и наоборот, кафедра не избавляла от армии). Нас, филологов, учили на командиров взводов на БМП — сегодняшний аналог тех самых пехотных подпоручиков, самую массовую, самую выбиваемую категорию. В группе больше половины ребят уже пришли из армии, отслужили кто два года на танке, кто даже три — на подводной лодке.
Казалось бы, если армии нужны офицеры запаса — чего проще? Надо было дать необходимые дополнительные занятия в последние месяц или два самым способным и ответственным дембелям в родных частях и на кораблях, где все уже знакомо, и отправить на дембель младшими лейтенантами. Опять же, прекрасный стимул для ребят: пришел в армию рядовым и за два года стал офицером! Но нет, так было не положено. Их собрали на военную кафедру и стали учить еще одной военной специальности, не имеющей отношения к их армейскому опыту.
Так это было в восьмидесятые, когда, как принято говорить теперь, армия была сильна, и Горбачев еще ничего не развалил (только начал). Конечно, с тех пор многое изменилось: например, теперь солдаты чистят не картошку, а только свое оружие, — но во всей этой затее я вижу ровно ту же «призывную» идею: заполнить клеточки штатного расписания.
А вот представим себе, как это будет. Служить по три месяца… только привыкнешь, освоишься с распорядком, познакомишься с сослуживцами и техникой — пожалуйте обратно, в аудиторию лекции слушать (очевидно, в это время кто-то пойдет в казарму прямо из аудитории, лекций тех не дослушав). А через годик, наспех сдав сессию — обратно на то же место… Или не на то же? Или на какое получится, пусть даже в той самой части? Командованию тоже ведь надо заменять кем-то этих выбывших студентов-солдат. Это в пехоте образца столетней давности всё было просто: один убыл, другой прибыл, подобрал винтовку товарища — а теперь у каждого свое место, своя специальность, свои навыки, и боеспособность подразделения зависит, прежде всего, от слаженности и профессионализма бойцов.
Сразу поневоле вспоминается такое явление Советской армии, как «партизаны». Так полуофициально называли офицеров запаса, призванных на сборы — как раз на эти самые два-три месяца. Для кадровых военных они были головной болью, ну представьте себе: идет по плацу вразвалочку пузатый мужик в полевой форме не по размеру с лейтенантскими погонами и с какой-нибудь авоськой в руке — он вчера был гражданским и через пару месяцев будет снова, а пока от семьи и работы отдыхает за ту же зарплату, и в гробу он видал и строевую выправку, и всю военную премудрость. Но логика призывной армии требовала, чтобы он являлся на сборы, дорастал к сорока годам до капитана запаса и в случае большой войны вел бы на штурм вражеских окопов целую роту.
Партизан уже, кажется, нет, но тут, полагаю, будет нечто похожее: заполнение пустых клеточек случайными людьми. Армии лишняя головная боль в виде летучих бойцов, университетам ломка всего учебного плана, да и студентам тоже никакого удовольствия. На данный момент всё это очень похоже на утопию, даже в деталях. Обещают, например, что студентам в казармах предоставят особые условия: душ и даже кофеварки. А как всё это обеспечить в обычных частях? А что, если кофейку захочет выпить и простой призывник без студенческого билета — не нальют? Или студентов будут поголовно направлять в какие-то особо комфортные лагеря, которые еще предстоит оборудовать? Но тогда это просто летние сборы, как после военной кафедры, только для чего-то умноженные на три.
Разумеется, во всей этой затее есть здравое зерно. Если будущий инженер собирается посвятить себя конструированию и эксплуатации боевой техники, нет ничего полезнее, чем увидеть изнутри жизнь тех, кто будет этой техникой пользоваться (кстати, хорошо бы призвать на некоторое время в армию и наших модельеров военной формы). Тогда это, по сути, форма стажировки, полевой практики. Но это касается очень небольшого числа студентов, и эта задача решается совсем не в рамках призывной системы. Более того, она имеет решение как раз в условиях профессиональной армии, которая сама считает свои деньги и сама вкладывается в подготовку будущих специалистов. Можно полагать, что эта армия не отправит их плац мести и не посадит на незнакомую технику — слишком дорого.
Так если это лишняя головная боль для всех, зачем тогда это нужно? Рискну сделать одно предположение. В призывной армии всегда открыто декларировались не только военные цели: она нужна, чтобы «из пацанов сделать мужиков» и «научить их Родину любить». Вот это ровно то, чего не хватает нынешним хипстерам-студиозусам, и можно не сомневаться, что строевая подготовка вместе с бегом в противогазах и политинформацией произведет на них глубокое впечатление. Правда, не уверен, что именно такое, как задумывалось.
Впрочем, тут заговорили еще об одной форме воинской службы для студентов: «научные роты» (по аналогии со спортивными, где, по сути, ребята занимаются профессиональным спортом, числясь при этом солдатами). Даже интересно посмотреть, как это будет… Может, и самому пойти в такую, сверхсрочником? Я вообще-то рядовой запаса, но учитывая научную степень, возраст и выслугу лет, дадут, наверное, сержантские лычки, а то и старшинские. Буду тогда студентам портянки выдавать и попутно учить древнегреческому.
Читайте также:
Елена Зелинская: Коррупция — это обмороженные ноги солдат
Прощай, Алтай – встречай, Орел!