– Вы много лет проработали в Институте атомной энергии имени Игоря Васильевича Курчатова, или, как его еще называют, Курчатовском институте. В литературе того времени очень интересно описывается атмосфера таких научно-исследовательских институтов: достаточно свободная, творческая, остроумная и серьезная одновременно. Чем вы занимались, и что вам запомнилось в общении с коллегами, в самой обстановке?
Протоиерей Александр Ильяшенко
– Я программист. Причем программисты бывают разные – сейчас, наверное, всё очень сильно изменилось в этой сфере. Тогда мы программировали решения задач для расчета неких конкретных объектов – в частности, элементов ядерных реакторов. Целиком ядерным реактором занимались другие специалисты, а наша задача была с максимальной точностью рассчитать ту или иную составляющую.
Люди, конечно, работали напряженно, творчески, но в то же время и шутили, и обсуждали самые разные проблемы, и умели друг друга порадовать.
Я сидел в комнате с научным сотрудником – умницей, человеком очень образованным, с широким кругозором. Он родился на Украине, еще до войны, и родители почему-то дали ему имя Гарри – Гарри Федорович Лиман. Он не просто много знал, в нем была педагогическая жилка: когда у него спрашивали совета, он очень обстоятельно и доходчиво объяснял.
И вот его сослуживцы, которые написали некую работу, в разделе «Благодарность» сделали такую приписку: «Особо авторы благодарны Гарри Ф. Лиману за ценные советы». Обстановка была такая, что можно было с удовольствием делать свое дело.
Когда началась перестройка, и мы смогли сравнить то, что у нас сделано, с американскими разработками, оказалось, что там, где наши возможности были одинаковыми, созданные нами программы раза в четыре быстрее американских. Наше ядерное топливо оказалось в несколько раз дешевле американского – просто за счет каких-то идей. Там, за океаном, не нужно было экономить на том, чего у нас в избытке не было. Но те великие люди, которые у нас руководили процессом, принимали более точные решения и более бережно, при той же эффективности, относились к ресурсам.
Вообще надо сказать, что Игорь Васильевич Курчатов сумел сформировать коллектив – он умел отбирать специалистов, он очень многих сотрудников знал, особенно поначалу, пока их число не стало очень большим.
– Вы были с ним лично знакомы?
– К сожалению, нет. Я пришел в институт, когда он уже умер, но те, кто его знал, слава Богу, были живы, да и сейчас еще живы те, кто знал Игоря Васильевича лично.
– А были какие-то байки, легенды, передававшиеся из поколения в поколение?
– Есть некоторые эпизоды, которые мне пересказывали и которые врезались в память. К примеру, был такой знаменитый, очень талантливый академик Аркадий Бенедиктович Мигдал. Во времена Курчатова он работал в институте и только начинал еще свою научную деятельность. Будучи человеком разносторонним и увлеченным, он ездил зимой в Среднюю Азию ловить ядовитых змей. При этом никакого отпуска он не оформлял, уезжал просто так – обстановка была достаточно вольная, и он, пользуясь этим, просто пропадал с работы на несколько дней или недель. А Игорь Васильевич жил на территории института, и у него было обыкновение в начале рабочего дня выходить к проходной, здороваться со всеми, встречать.
И вот в толпе бледных зимних москвичей появляется вдруг ярко загорелый молодой человек. Останавливает его: «Кто? Откуда???» «Да вот, я ездил щитомордников ловить», – честно отвечает тот. Курчатов пришел в ярость, вызвал его начальника с требованием уволить за прогулы. Но тот убедил Игоря Васильевича, что юноша очень талантливый и увольнять его никак нельзя. Игорь Васильевич сменил гнев на милость, но с тех пор, встречаясь с «запомнившимся» сотрудником, звал его «черномордником».
Этот дух жизнерадостного, внимательного к людям характера Курчатова очень долгое время сохранялся в институте.
Игорь Васильевич Курчатов
Вот еще такой характерный эпизод. Как-то мне потребовалось зайти в корпус, который занимала дирекция, и в дверях я случайно столкнулся с директором, Анатолием Петровичем Александровым – академиком, президентом Академии наук. Естественно, я отступаю на шаг назад и говорю: «Здравствуйте. Проходите, пожалуйста». А он стоит на месте: «Нет-нет, пожалуйста, вы проходите». Ну уж я не стал из себя разыгрывать Манилова, но мне это запомнилось на всю жизнь: как академик меня, мелкую сошку, пропускает в дверях. Это потрясающе: какая культура!..
Не знаю, насколько у меня получается это передать, но эти большие ученые – очень большие ученые – понимали, что творчество рождается из любви и свободы. Соловей не будет петь в клетке – и нас Господь так, как мне представляется, устроил. И эти большие ученые, руководители науки считали, что если при этом приходится идти на какие-то издержки – ну и ладно, Бог с ними, это окупается сторицей.
– Интересно, в какой момент, на ваш взгляд, началось наше отставание от американцев в области компьютерных технологий?
– Я думаю, что в кибернетике точкой отсчета была сталинская эпоха, когда эту науку объявили буржуазной лженаукой. И хотя вопреки идеологической установке кибернетикой всё-таки занимались, это не могло не вредить и не тормозить работу.
Когда я пришел в Курчатовский институт, мне с особой гордостью показывали корпус, в котором находилась знаменитая счетная машина БЭСМ-6, с использованием которой было разработано большинство технических достижений 70-80-х годов. Для нее выстроили в Москве специальное здание площадью 400 квадратных метров, при этом тактовая частота у нее была примерно в тысячу раз ниже, чем у среднего современного портативного компьютера. Сегодня в распоряжении любого компьютерного пользователя – мощность всего Советского Союза тех времен, а может, и больше.
Так вот, эта БЭСМ-6 в течение 10-15 лет была основным расчетным инструментом, но дальнейшие работы по развитию этого направления были заморожены. Вместо этой целиком отечественной разработки стали развивать направление «ЕС» – работу над так называемой единой системой, которая была подражанием американским аналогам.
На мой взгляд, это было грубейшей ошибкой: ведь через некоторое время на Западе появились персональные компьютеры, и ЕС оказались уже не нужными. А если бы мы продолжали развивать свое направление, то вскоре получили бы машины, превосходящие по мощности БЭСМ-6, и могли бы улучшать этот результат и дальше. Но история сослагательного наклонения не знает…
БЭСМ-6 (Большая электронно-счетная машина) – советская электронная вычислительная машина серии БЭСМ, первая советская суперЭВМ
– А что вы можете рассказать о вашем начальнике?
– Я работал в отделе, который возглавлял ученый с мировым именем, Ясен Владимирович Шевелев. Он был тихим, скромным человеком, никогда не повышал голоса. Его имя очень подходило ему, действительно, в нем было что-то очень ясное. Его в глаза и за глаза звали Ясик, правда, не все сотрудники. Я так его называть не дерзал. Но, при своей скромности, он был человеком мужественным, умеющим отстаивать свои принципы. И защищать своих сотрудников он тоже умел.
В советское время штрафовали за нарушение правил не только водителей, но и пешеходов. Как-то я начал переходить улицу на желтый свет и на разделительной полосе оказался уже на красный. Ко мне подошел милиционер и, несмотря на мои объяснения, меня оштрафовал, да еще в ответ на его вопрос я сдуру сказал, где работаю.
Через некоторое время я зачем-то зашел в кабинет Ясена Владимировича, его в кабинете не было, а мне на глаза попалась бумажка, адресованная начальнику отдела милиции такого содержания: «В ответ на Ваше предложение наказать сотрудника Ильяшенко А.С. сообщаю, что Ваш сотрудник уже наказал нашего сотрудника, который сожалеет о случившемся».
О чем сожалеет, о том, что нарушил правила, или о том, что его наказали, пусть начальник отдела милиции думает, что хочет. А мне Ясен Владимирович об этой переписке ничего не сказал.
Беседовала Анна Данилова