— Отец Игорь, в своем тексте вы называете себя «революционером первого призыва». Можете вспомнить, что именно в Церкви раньше вызывало у вас желание бороться, и когда, в связи с чем это желание прошло? Может, стала очевидной безуспешность любых попыток изменить ситуацию, и вы просто смирились с существующим положением вещей?
— Чтобы было понятнее, я начну с самого начала.
Когда я только воцерковлялся, все, с чем встречался в Церкви — начиная от епископа и заканчивая церковной собакой — вызывало у меня священный трепет. Епископ — это был «земной ангел», со всеми характерными ангельскими свойствами и качествами. Священники — мудрецы «с Востока», которые для отвода глаз притворяются простаками, так сказать, смиряются. Церковный сторож – практикующий исихаст, молчальник, а его собака — безмолвная свидетельница молитвенных бдений, а, судя по благоговейной морде, может, даже и участница. Все происходящее виделось мне сквозь очки патериков и житий святых.
Когда сам стал священником, угол зрения изменился на 180 градусов. Сторож – алкаш, его собака — похотливое животное. Епископ — сребролюбец и лицемер, священники — гордецы и зажравшиеся церковные барыги.
Может, я несколько утрирую, но цель моя — показать излюбленную тактику бесов, которая называется «раскачка маятника». Сначала все раскрашивается ими в розовый цвет, чтобы затем показать все в черном.
Но, увы, когда после периода очарования мы начинаем разочаровываться, забываем, что иллюзией и ложью было не только первое, но и второе. Вторая, «черная» картинка, не менее обманчива, чем первая, «розовая». Бесовская ложь — и там, и там. Правда где-то между ними, и это «между» может быть даже ближе к первому, чем ко второму. Потому что, по крайней мере, к идеалу есть хотя бы стремление, и с пороком ведётся хоть какая-то борьба.
Сначала я ходил с фонариком и тыкал пальцем, вытягивая на свет Божий тот или иной кусок грязи. А потом понял, что на самом деле просто собираю все это у себя в душе. И там, внутри, у меня уже накопилась целая коллекция, а вокруг лучше так и не становится.
Тогда я спросил у Отцов, и они научили меня другому. Из своих книг они увещевали покрывать немощи брата, если хочешь, чтобы Бог покрыл твои. Учили не обличать, а молиться; брать на себя то, что другой не может или не хочет; нести и говорить Богу: «Прими от меня это за него, а его прости, не ведает бо, что творит». Это совершенно другая тактика, неведомая современным авторам «исповедей», но она — единственно правильная.
Из «Исповеди бывшего революционера»:
Я гневно говорил, гордо обличал, высмеивал, нередко цинично и язвительно, явные грехи иерархов. Но что я приобрел? Что дало это моей душе? Дешевый авторитет популярного революционера? Мученика за веру?! …Но за веру ли?
Отвечая на вторую часть вашего вопроса, скажу, что нет, я не смирился, просто изменил тактику борьбы. Стал делать так, как учат Отцы Церкви, а не моя гордыня.
— Сейчас царит такое настроение, что любая попытка что-либо сказать в ответ на «исповеди бывших» однозначно воспринимается как стремление «тех, кто в системе» защитить «честь мундира». Что побудило вас написать свою «исповедь революционера»?
— «Честь мундира» — это не про мой случай. Мои «революционные» выступления относятся к тому периоду, когда я был зависим от «системы» полностью. Кстати, об этом я и писал в своей публикации «Может, хватить молчать».
Свое отношение к своей же критике я изменил уж точно не по причине зависимости от «системы». Как раз в этом плане у меня все наоборот. Я профессор, заведующий кафедрой, у меня есть ученые степень и звание, преподаю в вузе, где свой домовой храм и он напрямую связан, а значит и зависим от моей кафедры. Таким образом, у меня есть определенный статус, который как раз позволяет говорить.
Логика нынешних моих убеждений исходит из четкого, приобретенного жизненным и духовным опытом знания: чтобы в мире было меньше тьмы и больше света, сам стань светом. Если хочешь, чтобы в жизни стало больше добра, сам постарайся ему соответствовать.
Уверен: другого способа борьбы со злом, как только через революцию внутри себя — нет. А это значительно сложнее. Легче кричать и тыкать пальцем в пузо епископу.
Из «Исповеди бывшего революционера»:
Прежде всего за этим кроется желание самовозвеличивания за счет занижения других, и гордыня. Ведь как приятно по-смаковать, по-наслаждаться, по-нежить свой язык, ум и нервы в обсуждении недостатков других. Всегда, когда мы это делаем, то внутри, по умолчанию в душе стоит галочка «Я НЕ ТАКОЙ». Я — «хороший», знающий как надо, и как правильно. Но если ты такой умный, правильный, образованный, то почему у тебя на лице написано огромными буквами: «Я В АДУ».
— Каково ваше отношение к церковной иерархии сегодня?
— Не будем брать отдельных персон, чьи души увязли в роскоши, политике, власти и тому подобное. Их, на самом деле, единицы. Большая же часть епископата — это люди, которых нужно поддерживать молитвой.
К примеру, если у начальника цеха есть четкое представление, какие разряды у каждого токаря, кто на что способен и чего от кого ожидать и требовать, то в епархии всё не так. Большинство священников у нас — «набора девяностых», когда массово открывались храмы и, соответственно, стали массово рукополагать всех, кто попадался под руку в алтаре. А там в головах у каждого были свои тараканы.
Сан-то они получили, а тараканы никуда не делись. Один ревнует «не по разуму» — так, что все от него в селе шарахаются. Другой вообще на все махнул рукой; третий плачет, что жена беременная, а денег нет; четвертый умничает на грани ереси, и так далее.
Но и это ещё не всё. А документооборот? А мероприятия, а административная текучка? А все эти чиновники и спонсоры чего стоят… Каждого ублажи, потому что тот землю под храм выбил, тот детскому дому помогает, тот сирот опекает, тот старичкам-пенсионерам что-то выделил, тот батюшке бедному помог. Но помог бы, и слава Богу. Так нет же, ему надо внимание теперь уделять: «А, поговорить…»
Так что, как говорится, вы побудьте на его месте, а потом уже критикуйте.
— Много лет назад вы открыто говорили о существующих недостатках, но тогда со стороны духовенства подобные тексты не находили горячего отклика. Как вы думаете, с чем связано распространение этих настроений именно сейчас?
— Что-то очень плохое сейчас происходит с миром. Это касается не только Церкви, а вообще. Будто какой-то вирус стал поражать мозги людей. Все эти майданы, революции вперемешку с циничной деградацией самой системы человеческого общежития, её норм и правил…
Помните картину Ильи Репина «Манифестация 17 октября 1905 года»? Посмотрите на лица этих людей, написанных с натуры. Сколько восторга, воодушевления, эйфории. Не пройдет и двух десятков лет, как все они будут убиты тем чудовищем, которого сами же выпустили на свет. Но это будет потом, а сейчас они счастливы. Свобода, «откроем клапан, выпустим пар!»…
Тексты, которые я писал десять лет назад, и тогда находили поддержку и сочувствие, но сейчас совсем другое. Думаю, этим вирусом «майданных революций» заражены те из духовенства, кто утратил связь с Преданием Церкви, с ее духом, с ее внутренней жизнью. К сожалению, их немало.
Видите ли, истинная жизнь души — в тишине. «Ирини» — мир души — вот первое, что должен человек в себе устроить. Потому что только в мире мы можем получить доступ к Богу, тогда, как учат Отцы, с тобой примирится и Небо, и Земля.
Бога не услышишь, если не примирился с собой. Мир чистой совести, тишины, покоя, молитвы и рождающаяся из этого состояния тихая, мирная радость, легкое нежное касание Благодати… Далее — слезы умиления, прощения, сокрушения сердечного.
И наоборот. Буря негодования, осуждения, возмущения поднимает вверх пыль страстей, и Небо этой пылью заслоняется, и приходит в душу ад.
— Можете ли вы согласиться с распространенным мнением, что такие ресурсы и такие тексты, как «Исповеди бывших», действительно дадут людям возможность проговорить «болевые точки», прожить, проработать, как сейчас принято выражаться, негатив, и дальше действовать конструктивно?
— Отвечу, исходя из опыта своей жизни. Два раза по причине болезни я был очень близок к смерти. Эта борьба между жизнью и смертью длилась и первый, и второй раз по полгода. И когда я балансировал на краю такой вот пропасти, на меня нападал то жуткий, животный страх смерти, то малодушие, то уныние.
Но было и другое. Оба раза мне было дано почувствовать, что такое настоящее смирение. Когда ты видишь себя абсолютно немощным, ни на что не способным, ничего не значащим, когда ты скован по рукам и ногам так, что не можешь сделать и пары шагов.
И когда ждёшь смерть с минуты на минуту, всё видится совсем иначе. Во-первых, уходит куда-то далеко-далеко всякая суета, всё то, что раньше казалось важным и значимым. На первое место выступает ценность жизни как таковой. Начинаешь ее ценить как путь и как Божий дар. И это потрясающее чувство!
В том состоянии я не то что не мог чем-то или кем-то возмущаться, но был готов стать пылью, землей под ногами у каждого. Всех хотелось любить, у всех просить прощения, смиряться перед всеми и перед каждым, независимо от того, кто перед тобой.
Если отнять болезнь, страх смерти, наступающее на горло уныние, то это чувство смирения – самое прекрасное состояние души. Самое легкое, самое нежное, мирное состояние сердца. И из всех моих переживаний, это единственное, что я хотел бы сохранить.
Но, увы, когда наступает исцеление, возвращается и гордыня. Однако это чувство смирения — то, чему всем нам нужно учиться. Это — настоящее, а всё то, что возмущает, что заставляет рычать, обличать, гневаться, — ложь и фальшь. Кто в этом живет, тот заблудился.
— Часто именно злоба исходит от текстов «бывших анонимных». Оправдывая её, читатели говорят, что человек, которому больно, не может излагать свои мысли по-другому. Что нужно слушать не КАК он говорит, а ЧТО именно…
— Нет, я думаю что нужно слушать всё же КАК человек говорит, а не ЧТО. Потому что тон выдает намерение. В тоне — смысл и цель речи.
Человек упал, и с одной стороны будет доноситься бесовский хохот, а с другой — плач ангела. И то, и другое — эмоция, вызванная объективным фактом падения. Так вот, когда человек говорит, пускай даже обличает, с сожалением, с сочувствием, с состраданием, с болью за падшего, с искренним желанием его восстания, это еще можно слушать. А когда это злоба, негодование, то и слушать такое — душевредно.
Помните, что ответил Спаситель на просьбу апостолов «свести огонь с неба»? «Не знаете, какого вы духа…» Так вот, нужно знать Дух Христа. А это Дух Отца, Который ждет блудного сына. Сейчас в Церкви как раз период чтения Постной Триоди, и самый любимый её образ — притча о блудном сыне.
Из «Исповеди бывшего революционера»:
Поверьте мне, священнику с двадцатитрехлетним стажем — такая «революционная позиция» — прямая дорога ад. Хочешь, чтобы в Церкви был перевес на стороне Добра, сам стань Светом и Добром. Не можешь? Ну, тогда хотя бы свой рот закрой, чтобы еще и из него вонь не исходила. Это будет для тебя более спасительно. Все, что поведали нам очередные разоблачения «анонимных» и других «исповедей», БЫЛО В ЦЕРКВИ ВСЕГДА. А было и похуже. Для этого нужно читать не «пасквили», а книги по истории Церкви.
Еще один важный, как мне кажется, момент, на который мало обращают внимание авторы всех этих «исповедей». Если резюмировать нравственное богословие Господа нашего Иисуса Христа, то оно сводится к двум базовым принципам. Первый — предостережение от осуждения, и второй — умение прощать. Ни о чем Господь так часто не говорил, как об этих двух вещах.
Мы исполнили заповедь вкушения Плоти и Крови Спасителя, мы послушались Его заповеди о Крещении, но никак не можем исполнить заповедь омыть ноги другим и быть для всех слугами и рабами, наименьшими из всех. Мы деремся вверх, пытаемся занять лучшие места, считаем себя вправе ковыряться у всех подряд в глазах, выискивая сучки.
В этом — корень наших зол, и в этом мотив всех этих обличений. Мы – гордецы.
— Какой, на ваш взгляд, эффект от разоблачительных текстов? Как они отражаются на верующих церковных людях и на тех, кто пока вне Церкви?
— Есть базовые законы духовной жизни, которые действуют независимо от того, знаем мы об их существовании или нет. Один из таких законов говорит о том, что зло злом не побеждается, а, наоборот, усиливается.
Дерево узнается по плодам — учит нас Спаситель. Каковы плоды «исповедей»? Первое — смущение среди верующих. Второе — сомнения (а далее выбирайте что хотите — в вере, в истинности духовного выбора, в Церкви, в ее иерархии и прочее). Третье — возбуждение протестных настроений среди духовенства. В любом случае, это никак не борьба за чистоту Церкви, но борьба против Церкви под видом «ревности по Богу».
— Всё больше говорят о том, что такое настроение мрачности и безысходности, как у «анонимных священников», среди современного духовенства доминирует. Что вы можете сказать: насколько действительно депрессия распространена?
— Возмущение «анонимных» и «неанонимных» священников — это их крик о собственной обезбоженности. О том, что внутри пусто, а хочется полноты. Они думают, что, изменив мир, люстрировав епископов, введя демократию в Церковь, они обретут Бога? Глупцы. Все будет так же, только хуже. Посмотрите на плоды любой революции и убедитесь. История нас и в самом деле учит тому, что она ничему нас не учит.
Жизнь — одна. Проживи ее не на майдане, а в алтаре, если ты священник. Кто тебе мешает жить, молиться, каяться, как учат Святые Отцы? Если кто и мешает, отойди от него молча, найди другое место и спасайся.
Только помни, что, может быть, и тот, кто тебе мешал, был в твоей жизни не просто так. «Спасающемуся все вспомоществует во благое», — учит Церковь. Нет такого места, из которого бы человек, ищущий спасение, не мог бы извлечь пользу. Может быть, в том и был для тебя смысл искушения, чтобы ты научился там, «где не так» и «не то», быть «тем» и «таким»? Может, ты просто слаб и не выдержал испытания? Может, не обличать нужно, а признать себя проигравшим в шашки диаволу, в то время как Бог тебя испытывал как Иова? Может, нужно на все происходящее просто посмотреть под другим углом зрения?
Из «Исповеди бывшего революционера»:
Я не выбирал своей биологической матери, так же я не выбирал и своей Матери Духовной. И какие бы они обе ни были, я навсегда буду, и останусь их сыном. Даже если бы моя родная мать оказалась и такой, и сякой, и проч., я бы никогда от нее не отрекся. Тем более не отрекусь от Матери — Церкви, в которой меня крестили. Какая бы она «плохая» ни казалась для нынешних зараженных вирусом «майданных революций» ревнителей «правды», Церковь, в которой я крещен, останется моей Матерью для меня навсегда. Все, что у меня есть хорошего, я обязан только ей. Она меня кормила молоком Святых Отцов, Она учила меня Евангелию, языку молитвы, богослужения и проч. Она меня носила, нянчила, жалела, разрешала от грехов, кормила Кровью и Телом Христа. Может быть, кому-то она и не нравится, но мне это безразлично, я до конца жизни буду жить в Ней, и с Ней. Потому что я — ее сын, а Она — моя Мать.
Старец Фадей Витовницкий говорил, что «мы — это наши мысли». Все в нашей голове. Так что и лечить нужно не Церковь, а свою бедную голову.
Поэтому скажу, что есть только один способ очищения Церкви от недостойных служителей и прочих недостатков. Это — уборка в своей собственной душе. Если бы каждый из этих «исповедников» потрудился осознать, что «ближайший под рукой» деградирующий элемент церковного организма — я сам, и начал бы очищение Церкви с самого себя, то ни на что другое у него времени уже бы не осталось. Поверьте, это я из своего опыта говорю.
А так, по умолчанию, у всех революционеров стоит в душе галочка: «Спасибо Тебе, Господи, что я не такой, как прочии человеци… Что я «хороший», «правильный», не то что они…» — и далее по тексту.
Беседовала Юлия Коминко