Знакомые маленькие улицы, расходящиеся ручейками по раскинувшемуся в ущелье городку. Мы неспешно идем с майором сирийской армии и вспоминаем, как два года назад спринтерскими рывками метались между простреливаемыми насквозь домами. Кто палит и откуда — понять было решительно невозможно.
По арабским телеканалам говорили, что город вот-вот будет отбит у исламистов. Но под очередной саманной стеной, служившей хрупким укрытием, было ясно, что новости далеки от реальности. Как и спасительный выезд из города, до которого надо преодолеть всего пару кварталов. По ним с противным свистом носилась смерть, рикошетя между домами, в кирпичной грязи бинтовали тяжело раненых, из-за угла «поливали» Калашами не глядя. А потом вдруг побежали…
Армия и местное христианское ополчение не выдержали напора появившихся из-за ливанского хребта многотысячного отряда боевиков. Правительственные силы пытались взять город в лоб, но раз за разом их выбивали из Маалюли. К вечеру нам удалось выбраться вместе с хаотичным потоком беженцев. Они рассказывали страшное — как в дома христиан врывались террористы, расстреливали, резали, забивали дубьем… Тогда еще не было «Исламского государства» (террористическая организация, запрещенная в России организация), и «цивилизованный мир» тогда еще не разделял оппозицию на «умеренную» и террористическую. Поэтому и трагедия этого маленького городка, в котором до сих пор говорят на арамейском языке — на нем проповедовал Христос, — прошла незамеченной для Запада.
Мы стоим у разбитого в пыль отеля «Сафир», на господствующей высоте, с которой два года назад этот город нещадно поливали из всех стволов исламисты. Отсюда каждая улица — как на ладони. Только здесь понимаешь, насколько тщетны были попытки армии — по войскам били прямой наводкой, как в тире. Большая скульптура Девы Марии печально взирает на разоренный город под ее ногами. Разбитые хижины, взорванные кресты храмов, редкие прохожие…
Отсюда орды боевиков спускались в город по узкому скальному ущелью, некогда туристическому маршруту. Здесь до сих пор через каждые 20 метров к стене прикручены мусорные корзины — в Сирии умеют беречь свои святыни. По поверьям, именно тут закончила свой путь Святая Фекла, ученица апостола Павла. После изгнания правителем Антиохии она шла пешком к Калямуну, неся христианское учение и исцеляя хворых. В какой-то момент силы покинули её, а ближайшая деревня была за высокой горой. Святая Фекла упала на колени и взмолилась Господу. Гора перед ней раскололась, образовав узкий проход. Сегодня он выводит прям к Монастырю Святой Феклы, одному из самых почитаемых мест паломничества христиан Ближнего Востока.
В первые месяцы оккупации в монастыре оставались монахини и настоятельница, им не запрещали служения, и западные СМИ даже умилились несколько раз веротерпимости «Фронта Ан-Нусра». Когда надобность в пиаре отпала, монахинь взяли в плен. После 100 дней заточения их обменяли на жен боевиков. При содействии ливанских спецслужб, запад безучастно молчал. Но монастырь к тому моменту был разграблен. Он закрыт до сих пор, лишь пожилой сторож, говорящий на древнем языке, который никто не понимает, живет неотлучно при храме. Сторож, бренча связкой ключей отпирает для нас ворота. Он прекрасно, мгновенно понял, что мы из России. Согнувшись, пролезаем вслед за ним в пещеру. Сторож бормочет:
— Русси! Русси! — и показывает нам на икону.
В келье Святой Феклы, на стене, прямо у входа, там куда падает лучик света, висит Богоматерь Владимирская старинного русского письма. Келья выгорела вся — но иконы успели унести и спрятать. Боевики затаскивали в пещеру автомобильные покрышки, и черная резиновая сажа смешалась с нагаром от свечей, которые здесь жгли сотни лет. И везде, куда не положи глаз, натыкаешься на следы надругательств и осквернения. Некоторые святыни — старинные мозаики на камне — были уничтожены бесследно. Их сколачивали зубилами. Боевики не пропустили ни одного христианского символа, который попадался им на глаза, в этой ненависти к чужой вере было что-то инфернальное, бесовское, нездоровое. Прошло по святыням как лесной пожар, и исчезло бесследно. Мусор и обломки уже убраны, копоть отмыта. Иконы, пусть даже оскверненные, стоят на полах у выгоревших алтарей. Ждут, когда их отреставрируют и освятят. Мы уже уходили, когда в монастыре появились две девушки — пришли к Фекле. Одеты в джинсы и кофточки, без платков. О чем они могли просить праведницу? Можно лишь угадать с достаточной точностью — чтобы парень обратил внимание, здоровья близким и мира Маалюле.
Сейчас она пуста, вернулись процентов 10 жителей. Исламисты-«оппозиционеры» разграбили весь город, не пропустив ни один храм, ни одну жилую хибару. И люди не спешат возвращаться домой. Может быть, слабые духом не захотели жить возле своих поруганных святынь, которые они не смогли защитить или сохранить? А может быть, горожане не верят, что боевиков выбили навсегда? Но кто-то же верит, не все отчаялись, мы видели! В окошки-амбразуры, из которых палили снайперы уже вставили стекла, а кровь на подоконниках замыли. Привезли цемент, бетономешалки — заливают разбитое снарядами. В монастырь Феклы вернули колокол и вот-вот, в свой духовный дом приедут монахини-мученицы. Все вернется, испытание было страшное, но по силам.
