События, перевернувшие историю России в 1917 году, и последовавшая гражданская война непосредственно коснулись Елизаветы Юрьевны Кузьминой-Караваевой – будущей матери Марии. Эти «окаянные дни» стали во многом поворотными в ее дальнейшей судьбе, которая через три года вынесла ее за пределы России в исход, где началась ее вторая жизнь.
***
В середине августа 1917 г. Кузьмина-Караваева выехала в Петроград, а оттуда – в Москву, где в этот период состоялись чрезвычайно важные для России события. Под председательством А.Ф. Керенского 12–14 августа 1917 г. проходило Государственное совещание, организованное Временным правительством. В его работе, кстати, принимал участие и бывший муж Елизаветы Юрьевны Д.В. Кузьмин-Караваев, как делегат от Минского губернского исполкома.
В хроникальной повести «Равнина русская» мать Мария говорила, что на этом совещании было «каждой твари по паре». Большевики там говорили о революции, а правые – о родине (о старой России, поскольку новую они не приняли). У революционеров родина и революция сочетались в нечто, за что надо бороться, что требует жертв: «С первого же дня стало ясно, что единого языка у русских людей нет.
Государственное совещание разделилось резко на две части: правая часть настаивала на крупных мерах в отношении всех, не желающих выполнять требования, которые предъявляются необходимостью вести войну, а левая утверждала, что о старой дисциплине сейчас говорить не приходится, что везде и повсюду должно сказаться влияние новой жизни, созданной революцией.
Первым мерещилась за спиной социалистов ухмылявшаяся физиономия Ленина, и поэтому они им не верили; социалисты же в свою очередь прозревали за спиной своих противников белого генерала, которому будет поручено «прекратить все это безобразие», — и они в свою очередь не верили им».
Важнейшее событие в жизни России произошло 15 августа 1917 г. – открылся Первый Всероссийский Поместный Собор Русской Православной Церкви под председательством московского митрополита Тихона (Белавина). Только сейчас, по прошествии почти 100 лет, мы можем утвердительно сказать, что этот Собор в реально катастрофической ситуации, выбрав (по велению Духа Святого) жеребьевкой патриарха Тихона, спас Церковь и веру от полного её разрушения богоборческим режимом.
Газета «Безбожник»
Святой патриарх-мученик жертвенно сохранил нам многострадальное православие от разъедания и искалечивания, уготованного обновленцами, «живой церкви» во главе с А.И. Введенским и с его единомышленниками Луначарским и Ярославским. Из самых абсурдных ораторских зрелищ тех лет были диспуты Луначарского – Введенского: «Бог ли Христос?», «Христианство и коммунизм!».
В работе Собора принимали участие не только духовенство, но и миряне.
Князь Е.Н. Трубецкой был избран на Соборе в Высший церковный совет от мирян вместе с профессорами С.Н. Булгаковым, А.В. Карташевым, И.М. Громогласовым, П.Д. Лапиным и С.М. Раевским. Главные дебаты развернулись с 11 по 28 октября. На Соборе вопрос стоял не просто о церковном вожде, духовном пастыре, а о роли и выживании самой Церкви в условиях создания нового, послереволюционного государства.
Одну из наиболее острых дискуссий Собора вызвал вопрос о влиянии Церкви на грядущие выборы в Учредительное собрание — насколько точно церковная власть может высказывать свои предпочтения на этих выборах? Одна крайняя позиция заключалась в том, что Церковь должна прямо назвать своих кандидатов, а другая крайняя позиция утверждала, что Церковь вообще не должна реагировать на эти выборы.
Трубецкой предложил «средний царский путь»: «Обратиться с воззванием к народу, не опираясь ни на какую политическую партию, и определенно сказать, что следует избирать людей, преданных Церкви и Родине». Именно его предложение было принято Собором. Во время обсуждения князь заметил, что новому Патриарху не придется довольствоваться властью, а на его долю выпадет самое тяжелое время в истории России, и что не земное торжество Церкви, а только торжество и слава на небесах могут ожидать его. Как мы теперь уже знаем, эти слова были пророческими.
5 ноября 1917 года «под гул пушечной канонады» большевистских орудий, после двухсотлетнего «вдовства Церкви» в России вновь было восстановлено патриаршество, а председатель Собора митрополит Тихон (Белавин) был избран Патриархом Московским, и пережил самое страшное время в истории Церкви.
Собор 1917-1918 годов
Решение об избрании патриарха, которое принималось в условиях государственного переворота и гражданской войны, не было безупречным и с процедурной точки зрения.
В голосовании смогли принять участие меньшинство участников Собора, при этом предварительно не были определены права и обязанности будущего патриарха.
Елизавета Юрьевна внимательно следила за работой Собора, и позже написала мемуарную статью «О церковном Соборе 1917 года», в которой описывает парадоксальность создавшейся ситуации:
«Члены собора должны были зачастую, так сказать, переходить фронт, чтобы попасть на заседание, многие из них жили в так называемой «белой части» Москвы. На каждом углу их обыскивали, по улицам шла стрельба. Выходя, они не знали, вернутся ли домой, они не знали, будет ли сам собор разогнан, а все участники арестованы. <…> оно характеризуется одним событием, имевшим место в момент расстрела большевиками юнкеров.
Собор послал в Совет свою делегацию во главе с митрополитом Платоном, просить о прекращении казней. Сначала Совет не хотел слушать делегацию, пришедшую с иконами. Тогда мит. Платон сказал, что готов коленопреклоненно просить Совет выслушать его».
Рассказы участников Собора были самые разные, конечно, каждый воспринимал события по-своему: «То большевики не разрешали вынести из Успенского собора икону Владимирской Божией Матери», — которую ждали в храме Христа Спасителя перед окончательными выборами патриарха, то слова крестьянина-делегата: «Синод мы любить не можем, а патриарха можем». И то, что этот Собор стал поистине провидческим чудом, говорят слова матери Марии: «…несомненно, что опоздай собор на несколько месяцев – он вообще не состоялся бы, потому что большевики его бы сорвали».
Большевистская власть в 1917 г. официально провозгласила свободу вероисповеданий. На самом же деле эта свобода обратилась в систематическое и беспощадное гонение на православную веру и на служителей Православной Церкви, а также в сплошное уничтожение и расхищение церковного достояния. Вскоре духовенство стали истязать и избивать до смерти; алтари и предметы богослужения были подвергнуты осквернению.
Так, за период 1918 г. большевиками было убито четырнадцать высших представителей духовенства, и среди них: митрополит Киевский Владимир, архиепископ Пермский Андроник и бывший Тобольский Гермоген, затем епископы Макарий и Ефрем, викарий Новгородский Варсанофий и Вятские викарии Амвросий и Исидор. Гермоген Тобольский был зимой отправлен на окопные работы, а затем потоплен.
Обложка книги «Мать Мария (Скобцова). Святая наших дней»
Число замученных священников к 1918 г. не поддавалось уже учёту, их, вместе с семьями, надо было считать тысячами. Никто не мог предполагать, что этот страшный сон наяву продлится 75 лет и увенчается в 2000 году прославлением новомучеников и исповедников Российских XX века во главе с Царственными страстотерпцами!
Патриарх Тихон, вручив свою судьбу Богу, открыто и бесстрашно выступил против большевистской власти. Он издаёт послание к Советам Народных Комиссаров, в котором призывает прекратить грабежи и убийства, а также произносит в Казанском соборе в Москве яркую и горячую проповедь.
Каждое слово этих посланий грозило патриарху смертью, но он бесстрашно направил послание Ленину, и принял все меры по широкому его распространению.
Мы знаем продолжение этой трагедии длиною в семь лет… 25 марта 1925 г. в праздник Благовещения патриарх Тихон скончался, по официальной версии от сердечного приступа, на самом деле, видимо, от отравления. За несколько часов до смерти он произнёс: «Теперь я усну крепко и надолго. Ночь будет длинная, тёмная-тёмная».
Читайте на сайте «Христианский Книжный Клуб» другой отрывок из этой книги
- О французском Сопротивлении, 22 июня 1941 года в Париже и матери Марии (Скобцовой)
- Возвращение на родину: к 70-летию гибели матери Марии (Скобцовой)
- Мать Мария: Я не боюсь страданий
