31 марта 1945 года в Равенсбрюке была сожжена «соузница № 19263», Елизавета Скобцова, святая Мария Парижская. Русская дворянка, она училась на Бестужевских курсах, участвовала в собраниях на башне у Вячеслава Иванова, дружила с Александром Блоком, писала стихи и вышивала гладью. Довольно скоро на смену этой благополучной жизни пришел опыт страданий: горечь революционной лихорадки в России, мучений русских беженцев и ужаса нацистского режима во Франции, она похоронила троих детей и окончила свои дни в концлагере. При этом, «подобно древнему многострадальному Иову», она «не поддалась соблазну «приписать безумие Богу», но, по слову митрополита Антония Сурожского, «прожила в разрывающих душу и плоть противоречиях сострадания и ответственного несения своего христианского имени: любовью Любви ради, в умирании ради Жизни, в отдаче своей жизни ради правды Царствия Божия… ее духовное значение будет для нас все возрастать по мере того, как и мы начнем понимать последний смысл Любви воплощенной и распятой».
«Пусть отдам мою душу я каждому»
Елена Делоне: После разгрома Белого движения семья перебралась по настоянию супруга Д.Е. Скобцова во Францию, где мать Мария бралась за любую работу (по объявлению в русской газете «Последние новости» – «чищу, мою, дезинфицирую стены, тюфяки, полы, вывожу тараканов»). Здесь она пережила самую страшную в жизни потерю – смерть всех своих детей. Первой тяжело заболела менингитом младшая дочь Настенька. Елизавета Юрьевна два месяца не отходила от ее постели. 7 марта 1926 года девочка умерла. С разрывающимся сердцем мать приняла испытание как посещение Господне.
Мать Мария: Это называется «посетил Господь». Чем? Горем? Больше чем горем, вдруг открыл истинную сущность вещей…
Елизавета Скобцова с детьми. Настя — слева
Елена Делоне: Вскоре молодая женщина сблизилась с РСХД. Она участвует в собраниях молодежи, где ярко рассказывает о недавно пережитых в России грандиозных событиях, и благодаря своему юмору и дару общения, быстро находит всеобщее признание. В 1926 году она посещает богословские курсы на Сергиевском подворье в Париже, где знакомится с выдающимися учеными и богословами – Н.А. Бердяевым, Г.П. Федотовым, К.В. Мочульским, И.И. Бунаковым-Фондаминским. Отец Сергий Булгаков становится ее духовным отцом. В 1930 году Елизавета Скобцова уже разъездной секретарь РСХД.
Т.П. Милютина: «В сентябре 1930 года я попала на Общий съезд РСХД, который проходил недалеко от Парижа, в местечке Монфор. Мне было 19 лет… Я видела мать Марию впервые и была совершенно поражена и пленена. Внешне она была, наверное, даже не привлекательная: очень беспорядочная, совершенно не обращающая внимание на свою одежду, очень близорукая. Но эти близорукие глаза так умно поблескивали за стеклами очков, румяное лицо улыбалось, а речи были до того напористы, такая убежденность была в её высказываниях, так страстно она была одержима какой-нибудь идеей или планом, что невозможно было не верить в её правоту, в абсолютную необходимость того, что сейчас так горело, так жгло её душу. Я никогда не слышала, чтобы она о чем-нибудь говорила равнодушно».
Елена Делоне: После ее выступлений, люди спешат поговорить с ней наедине. Во время поездок по Франции она видит русских, страдающих хроническими заболеваниями, спившихся, сбившихся с пути. Она посещает дома умалишенных и находит там тех, кто, не зная французского языка, не может объясниться с врачами. Все отчетливее она понимает, что ее призвание не в чтении блестящих докладов, а в том, чтобы выслушать, утешить, оказать конкретную помощь.
Мать Мария:
Пусть отдам мою душу я каждому,
Тот, кто голоден, пусть будет сыт,
Наг – одет, и напьется пусть жаждущий,
Пусть услышит неслышащий весть!
Елена Делоне: В этом она видит свое служение и желает посвятить себя Богу через монашество. Ее желание наталкивается на многочисленные препятствия. Но митрополит Евлогий (Георгиевский), духовный глава православных русских приходов в Западной Европе, почувствовав ее огненное желание, находит каноническое разрешение. Номоканон, признавая и применяя 22-ю и 17-ю новеллы императора Юстиниана, допускает развод, если один из супругов жаждет вступить в монашескую жизнь. Д.Е. Скобцов не возражает. Чин пострига состоялся 16 марта 1932 году на Сергиевском подворье в Париже. «Нарекаю тебя в честь Марии Египетской: как та ушла в пустыню к диким зверям, так и тебя посылаю я в мир к людям, часто злым и грубым, в пустыню человеческих сердец», – напутствовал монахиню митрополит Евлогий.
Мать Мария: Все больше убеждаюсь в том, что мне дано жить не во дворце Хозяина, а где-то подальше, на хуторах … Когда я постриглась, я думала, конечно, о своей «духовной жизни», но вот с тех пор, как я стала монахиней, я поняла: «Бог сделал меня орудием, чтобы с моей помощью расцветали другие души»… На Страшном Суде меня не спросят, успешно ли я занималась аскетическими упражнениями и сколько я положила земных и поясных поклонов, а спросят: накормила ли я голодного, одела ли голого, посетила ли больного и заключенного в тюрьме. И только это и спросят. О каждом нищем, голодном, заключенном Спаситель говорит «Я»: «Я алкал и жаждал, Я был болен и в темнице». Подумайте только: между каждым несчастным и Собой Он ставит знак равенства. Я всегда это знала, но вот теперь это как-то меня пронзило. Это страшно.
Мать Мария, М.Куртэн и мать Евдокия Мещерякова, 1936 год
Елена Делоне: Летом после пострига мать Мария посещает православные женские монастыри в независимой в то время Прибалтике. Они представляются ей теплым и уютным убежищем, «защищенным высокими стенами, куда не проникают грязь и скорбь мира». Сама она мечтала о монашестве творческом, живущем не в пустыне или за высокими монастырскими стенами, а в миру.
Мать Мария: Пустите за ваши стены беспризорных воришек, разбейте ваш прекрасный уставной уклад вихрями внешней жизни, унизьтесь, опустошитесь, умалитесь, – и как бы вы не умалялись, как бы ни опустошались, – разве это может сравниться с умалением, с самоуничижением Христа. Примите обет нестяжания во всей его опустошающей суровости, сожгите всякий уют, даже монастырский, сожгите ваше сердце так, чтобы оно отказалось от уюта, и тогда скажите: «Готово мое сердце, готово.
«О имени Твоем я все могу»
Елена Делоне: Начало 1930-х годов ознаменовалось во Франции суровым экономическим кризисом. Безработица среди русских эмигрантов приняла размеры настоящего бедствия. Мать Мария решает открыть дом, где будет принят всякий нуждающийся.
К.В. Мочульский: «Денег никаких нет, риск огромный, но она не боится. – «Вы думаете, что я бесстрашная? Нет, я просто знаю, что это нужно и что это будет… С трезвой точки зрения это – безумие, но я знаю, что будет и церковь, и столовая, и большое общежитие, и зал для лекций, и журнал. Со стороны я могу показаться авантюристкой. Пусть! Я не рассуждаю, а повинуюсь».
Елена Делоне: Денег на это начинание у нее не было, но беспредельная вера в помощь Божию окрыляла ее. Благодаря поддержке друзей, она сняла большой полуразрушенный дом на улице Лурмель в Пятнадцатом округе Парижа. На Лурмель нашли приют две-три монахини, повар, мастер на все руки, несколько семей, не имеющие средств к существованию, и здесь же – душевнобольные, которых когда-то выручила мать Мария из психиатрических лечебниц, безработные, бездомные, молодые женщины легкого поведения, наркоманы (их мать Мария пыталась вернуть к нормальной жизни).
Мать Мария:
О Господи, я не отдам врагу
Не только человека, даже камня.
О Имени Твоем я все могу.
О Имени Твоем и смерть легка мне.
Елена Делоне: Вместе с матерью Марией, разделяя все тяготы повседневных забот, трудятся члены ее семейства: мама – Софья Борисовна, сын Юрий и дочь Гаяна. Они помогают ей и в столовой, и в церкви, устроенной в старом гараже во дворе дома и украшенной иконами сестры Иоанны Рейтлингер и вышивками матери Марии, которая прекрасно владела искусством древнего лицевого шитья. По воспоминаниям Софьи Борисовны, «мать Мария вышила «Тайную Вечерю» над Царскими вратами, хоругви … все ризы в Лурмельской церкви были работы Матери Марии».
«Тайная Вечеря», вышивка м.Марии
Т.И. Манухина: «День торжества совпал с годовщиной пострига матери Марии. Я это знала и поехала днем её поздравить. Стучусь в ворота. Открывает её мать, ласковая старушка. – «Дома, дома мать Мария, в кухне обед стряпает»… Верно, мать Мария на кухне, у плиты: юбка подогнута, рукава засучены, апостольник, в руке ножик… Радостная, веселая. Я привезла ей белой сирени. Она в ликовании! Именно цветов-то и не хватало для торжественной трапезы. Ведут меня в церковь. Мать Мария показывает сшитую ею фелонь. Край искусно вышит простой веревочкой и красным шелком. «Это чтобы фасон держала, – поясняет старушка, – а вот епитрахиль работы матери Марии» (сплошь вышита гладью). – «Это она вышивала, еще когда в поездах от Монпарнас в командировку ездила». Я смотрю на мать Марию, и так мне ясно, что она действительно «The right man at the right place»: подлинная, Богом предуготовленная основательница монастыря. В ней есть все, что для этого надо: необычайная работоспособность, физическая выносливость (несмотря на слабое здоровье), многообразие способностей, религиозная талантливость и душевное богатство: ум, сердечность, незлобие, большая и стремительная воля, склонность к жертвенности и дар личного обаяния. На восхищение всем она с равным усердием возится с топкой, стряпает, стирает, моет окна, таскает мешки с Halles, читает доклады, молится, пишет статьи и руководит религиозным просвещением своих «трудниц»… Митрополит (Евлогий) сказал мне как-то: «Мать Мария – мое большое утешение». Я со стороны на неё гляжу и тоже утешаюсь. Хоть она-то! Хоть её-то Бог избрал из всей нашей женской эмигрантской рати!»
Елена Делоне: Богослужения на Лурмель совершали последовательно сменявшие друг друга отцы Евфимий (Вендт), Лев Жилле, Киприан (Керн), Димитрий Клепинин. Мать Мария в службах участвовала нерегулярно – безмерное количество неотложных дел отвлекало ее. Она сама закупала продукты, отправляясь на рассвете пешком с большим мешком на спине и неизменной тележкой через весь Париж на центральный рынок («Чрево Парижа»). Продавцы, знавшие «странную» монахиню, отдавали ей по низким ценам, а зачастую и бесплатно, остатки нераспроданных и скоропортящихся продуктов.
К.В. Мочульский: «Мать все умеет делать: столярничать, плотничать, малярничать, шить, вышивать, вязать, рисовать, писать иконы, мыть полы, стучать на машинке, стряпать обед, набивать тюфяки, доить коров, полоть огород. Она любит физический труд и презирает белоручек. Еще одна черта: она не признает законов природы, не понимает, что такое холод, по суткам может не есть, не спать, отрицает болезнь и усталость, любит опасность, не знает страха и ненавидит всяческий комфорт – материальный и духовный».
Средь нищих и бродяг
Елена Делоне: Случалось, она всю ночь проводила у центрального рынка, переходя из одного кафе в другое, где, облокотившись о стойку, дремали бродяги. Она быстро распознавала русских, беседовала с ними, приглашала их «на Лурмель».
Мать Мария:
Братья, братья, разбойники, пьяницы,
Что же будет с надеждою вашею?
Что же с вашими душами станется
Пред священной Господнею чашею?
Как придем мы к Нему не умытые?
Как приступим с душой вороватою?
С гнойной язвой и раной открытою,
Все блудницы, разбойники, мытари,
За последней и вечной расплатою.
Елена Делоне: Отец Лев Жилле, часто сопровождавший ее, вспоминал о даре матери Марии выслушать каждого, о ее безмерном сострадании к падшим душам, уважении к самым униженным и обездоленным. Она чувствовала, что именно к ним призвал ее Господь, сказав: «Иди, живи средь нищих и бродяг».
Митрополит Антоний Сурожский: «Она сумела, следуя по стопам своего Господа и Учителя, любить «напрасно», «безрезультатно»: любить людей пропащих, безнадежных, тех, «из кого все равно ничего не выйдет», кого «и могила не исправит» – потому только, что они ей были «свои», русские, обездоленные, погибающие; а позже, во время войны, просто потому, что они были люди, в смертной опасности, в страхе, в гонении, голодные, осиротелые – свои по крови не потому, что они принадлежали той или другой национальности, а потому, что для них Свою Кровь излил Христос, потому что ею овладела до конца Божественная Его Любовь».
Столовая на Лурмель, в торце сидят С.Б. Пиленко и Мать Мария
Елена Делоне: Среди всех своих забот мать Мария находит время писать статьи на волнующие ее темы, сочинять стихи. Религиозно-философская академия, основанная Н.А.Бердяевым, собирается в столовой дома на Лурмель, и мать Мария выступает с докладами, принимает горячее участие в дискуссиях.
К.В. Мочульский: «Идем в Русский дом – большая зала с портретами царской семьи. Доклады – мой, матери Марии, Ильина. О смысле жизни, о религиозной природе человека. Аудитория слушает с напряженным вниманием. Простые русские лица, строгие и печальные. После доклада матери Марии раздался чей-то женский голос: «Спасибо Вам, мать Мария; мы знаем, что Вы нас любите, и мы Вас любим»…
Мать Мария: У меня отношение ко всем им такое: спеленать и убаюкать – материнское. То, что я даю им так ничтожно. Поговорила, уехала и забыла. Но я поняла, почему не получается полных результатов. Каждый из них требует всей вашей жизни, ни больше- ни меньше. Отдать всю свою жизнь какому-нибудь пьянице или калеке, как это трудно! А вот я знаю, что это значит: в какую-то минуту воспылать любовью и внутренне как-то всю себя бросить под ноги другому человеку и этой минуты достаточно. И тут же немедленно получится, что вы свою жизнь не потеряли, а получили вдвойне.
Елена Делоне: Однако не все складывалось гладко в отношениях насельников дома на Лурмель. В самом начале вместе с матерью Марией трудилась мать Евдокия (Мещерякова), которая тянулась к монашеской жизни. Через шесть лет совместных подвигов в доме на Лурмель она покинула мать Марию и организовала более традиционную общину, постепенно разросшуюся в Покровский монастырь в Бургундии, в местечке Бюсси-ан-От. Архимандрит Киприан (Керн) тоже так и не сумел понять служения матери Марии, и был переведен на другой приход.
Митрополит Антоний Сурожский: «Она была среди нас вызовом, камнем преткновения: для одних незыблемым основание, для других – Судом Божиим. Она восприняла и в жизни показала «безумие Креста», безумие Божественной Любви – воплощенности до конца, приобщенности чужому и вместе до умирания возлюбленному миру, Крестной самозабвенной жертвенной Любви Всесвятой Троицы. Многие из нас, которые после многих лет начали прозревать, соблазнялись её отказом от всякой условности, от всего, что «кажется», а не «есть», брошенным ею вызовом всему, что не есть сущность жизни…
Она пошла путем подлинного юродства во Христе: прожила судя по человеческому разуму, безумно. Но разве не все Евангелие «безумие» в глазах мудрых, опытных по-земному людей? Разве вообще любить, то есть совершенно о себе забыть ради Бога и ради ближнего – не сплошное безумие? И разве не так – именно так – нас любит Бог: «до смерти, смерти крестной?»
«Над могилою надпись: Гаяна»
Елена Делоне: В августе 1936 года мать Марию посетило новое горе: она узнала о внезапной смерти старшей дочери Гаяны, которая за год до этого вернулась в Советский Союз после настоятельных уговоров Андре Жида и Алексея Толстого. Гаяна скончалась в Москве и была похоронена на Преображенском кладбище в Москве.
Елизавета Скобцова (слева), Гаяна (справа)
Мать Мария:
Не слепи меня, Боже, светом
Не терзай меня, Боже, страданьем.
Прикоснулась я этим летом
К тайникам Твоего мирозданья
Средь зелёных дождливых мест
Вдруг с небес уронил Ты крест!
Принимаю с Твоею же силой,
И кричу через силу: Осанна!
Есть бескрестная в мире могила
Над могилою надпись: Гаяна.
Под землей моя милая дочь
Над землей осиянная ночь.
Тяжелы твои светлые длани,
Твою правду с трудом принимаю,
Крылья дай отошедшей Гаяне,
Чтоб лететь ей к небесному раю.
Мне же дай мое сердце смирять,
Чтоб Тебя и весь мир Твой принять.
«Я не боюсь страданий и люблю смерть»
Вторая мировая война в Европе разразилась в 1939 году, после поражения 1940 года наступила немецкая оккупация. К.В.Мочульский вспоминал о спокойствии матери Марии в этих обстоятельствах.
Мать Мария:
– Я не боюсь страданий и люблю смерть.К.В. Мочульский:
– А как будет после смерти?Мать Мария:
– Не знаю… просторно. И там мы узнаем маленькую тайну, что ад уже был… Если немцы возьмут Париж, я останусь со своими старухами. Куда мне их девать? … а потом буду пробираться на восток, пешком, с эшелонами. Уверяю вас, что мне будет лестно погибнуть в России, чем умереть с голоду в Париже… При первой возможности поеду в Россию, куда-нибудь на Волгу или в Сибирь. В Москве мне нужно пробыть только один день, пойти на кладбище на могилу Гаяны. А потом где-нибудь в Сибири буду странствовать, миссионерствовать среди простых русских людей.
Елена Делоне: С началом оккупации в Париже наступил крайний дефицит продуктов. Мать Марию он не застал врасплох. Она не только обеспечила запасы питания, но и установила контакт с мэрией Пятнадцатого округа, которая взяла под свое покровительство дом на Лурмель и выдавала матери Марии продуктовые карточки и продукты.
«Нет ни эллина, ни иудея, есть человек»
Вскоре начались гонения на евреев. Мать Мария ни секунды не сомневается в том, как надо действовать. Она делится с Мочульским:
Мать Мария: Нет еврейского вопроса, есть христианский вопрос. Неужели вам непонятно, что борьба идет против христианства?… Теперь наступило время исповедничества.
Во дворе на ул.Лурмель: мать Мария, К. Мочульский, С.Б. Пиленко, отец Дмитрий Клепинин, Г. Федотов
Елена Делоне: Дом на Лурмель быстро становится известен как убежище. Там скрывают тех, кому угрожает опасность, для них получают поддельные документы, их переводят в «свободную зону». Мать Мария тесно связана с Сопротивлением. Друзья организованного ею «Православного дела» составляют список заключенных русских и евреев и организуют пересылку писем и посылок. Отец Дмитрий выдает свидетельства о крещении тем, кто просит. Тем временем, ужасы немецкой оккупации продолжаются: в ночь с 4 на 5 июля 1942 года арестованы 13000 евреев и доставлены на зимний велодром, в двух шагах от Лурмель. Мать Мария проникает туда и проводит три дня, утешая подругу-еврейку и помогая добровольцам Красного Креста оказывать помощь больным. В этих невероятных условиях она бесстрашно спасает троих детей, пряча их в ящике для мусора.
Н.А.Бердяев: «…Бесстрашие, которое было её характерной чертой, особенно ярко проявилось в последние годы её жизни. Во время оккупации мать Мария была активной участницей Сопротивления. Она много помогала гонимым евреям. От общения с ней в этот период у меня осталось впечатление, что она стремилась к жертве и страданию. Она хотела умереть за русский народ».
Елена Делоне: 8 февраля 1943 года Гестапо совершает налет на Лурмель и арестовывает сына матери Марии Юру Скобцова, активиста Сопротивления, отца Дмитрия Клепинина, который, по словам митрополита Евлогия, «обладал редким качеством от Господа – полным самоотречением и отсутствием житейского самолюбия». Матери Марии дали знать, что ее сын будет освобожден в том случае, если она сама явится в Гестапо. Когда она пришла туда, взяли и ее. По рассказам С.Б.Пиленко, гестаповец Гофман выкрикнул: «Вы дурно воспитали Вашу дочь, она только жидам помогает!» На что Софья Борисовна ответила: «Это неправда, моя дочь настоящая христианка, и для нее нет ни эллина, ни иудея, а есть человек, она всяким несчастным помогала. Если бы и Вам грозила беда, то и Вам помогла бы». Мать Мария улыбнулась и сказала: «Пожалуй, помогла бы».
Самое живое в мире – вечность
После длительных допросов вся группа была доставлена в форт Романвиль, затем в этапный лагерь Компьень, где мать Мария смогла последний раз увидеть сына. Сохранились воспоминания ее соузницы И.Н.Вебстер, невольной свидетельницы этой встречи.
И.Н. Вебстер: «Наутро, часов в пять, я вышла из своей конюшни и, проходя коридором, окна которого выходили на восток, вдруг застыла на месте в неописуемом восхищении от того, что увидела. Светало, с востока падал какой-то золотистый свет на окно, в раме которого стояла мать Мария. Вся в черном, монашеском, лицо ее светилось, и выражение на лице такое, какого не опишешь, не все люди даже раз в жизни преображаются так. Снаружи под окном, стоял юноша, тонкий, высокий, с золотыми волосами и прекрасным чистым прозрачным лицом. На фоне восходящего солнца и мать, и сын были окружены золотыми лучами… Они тихо говорили. Мир не существовал для них. Наконец она нагнулась, коснулась устами его бледного лба… Ни мать, ни сын не знали, что это их последняя встреча в этом мире. Долго она после стояла уже одна у окна и смотрела вдаль, слезы медленно текли по ее щекам. Незабываемая картина скорби и молчаливого страдания, и … надежды».
Иподиакон Юрий Скобцов
Елена Делоне: Из Компьеня мужчин отправили в Бухенвальд, а мать Марию – в женский лагерь Равенсбрюк. 8 февраля 1944 года, в концентрационном лагере Дора скончался отец Дмитрий Клепинин. Перед кончиной, лежа распластанным на полу и не в состоянии более двигаться, он попросил надсмотрщика поднять его руку и перекрестить его. Неизвестно, что стало с Юрой Скобцовым, заболевшим от истощения фурункулезом и погибшим, по всей вероятности, в газовой камере, а о последних днях матери Марии сохранились воспоминания нескольких соузниц.
Женевьев Де Голль: «На своем тюфяке она устраивала настоящие кружки, где рассказывала о русской революции, о своем политическом и социальном опыте и иногда, более глубоко – о своем религиозном опыте. Мать Мария читала отрывки из Евангелия и Посланий по «Настольной книге христианина», которая уцелела у одной из соузниц во время обыска. Она толковала прочитанное в нескольких словах. Подле нее мы молились и порой пели тихим голосом… Мать Мария часто посещала блок русских девушек «солдаток», которые принимали ее с любовью. Она с восхищением рассказывала нам об их мужестве. Быть может, в этих юных лицах она находила лицо своей дочери Гаяны, которая вышла замуж за советского студента и умерла в России.
По многочисленным свидетельствам наших соузниц, главным образом Жаклин Пери (которая дожила до дня прославления матери Марии в соборе Александра Невского в Париже), к началу 1945 года мать Мария достигла крайнего предела своих сил. В промежутках между перекличками она всегда лежала, больше не говоря – или почти не говоря, предаваясь бесконечному созерцанию… На её лицо было невозможно смотреть без волнения, – не из-за искаженных черт – к этому зрелищу мы привыкли, – но из-за напряженного выражения потаенного страдания. Она держала глаза закрытыми, и как- будто находилась в постоянном молитвенном состоянии. Это был, мне кажется, её Гефсиманский сад».
Елена Делоне: И вот наступает весна 1945 года. Последние месяцы перед освобождением были очень мучительны. Мать Мария просит одну из соузниц, Е.А. Новикову, запомнить и передать свое последнее послание митрополиту Евлогию и отцу Сергию Булгакову.
Мать Мария: Мое состояние сейчас – это то, что у меня полная покорность к страданию, и это то, что должно быть со мною, и что если я умру, в этом я вижу благословение свыше.
Елена Делоне: Она, столько раз утешавшая других, теперь умолкает. Трудно сказать что-то определенное о кончине матери Марии. Разделенная со своими товарищами по заключению, она была переведена в Югендлагерь и стала жертвой последнего отбора. 30 марта, в Великую Пятницу, мать Мария была отобрана комендантом Шварцгубером «налево», т.е. в группу смертников. По другим свидетельствам, она сама вступила в группу отобранных, и тем самым добровольно пошла на мученичество.
Мать Мария:
О смерть, нет, не тебя я полюбила.
Но самое живое в мире,
Вечность…
Елена Делоне: Несколько дней спустя, надзирательница-полька Кристина рассказала И.Н. Вебстер, что она видела имя матери Марии в списке, подлежащих к сожжению 31 марта 1945 (этот лист был найден после войны – порядковый номер 222 указывает на соузницу №19263, Елизавету Скобцову). Свой конец мать Мария предчувствовала уже в 1938 году.
Мать Мария:
От хвороста тянет дымок,
Огонь показался у ног
И громче напев погребальный.
И мгла не мертва, не пуста,
И в ней начертанье креста –
Конец мой, конец огнепальный!
Д.Е. Скобцов: «О состоянии духа Матери Марии все отзывы лагерных с нею сидельцев, буквально, восторженные. Она не только сама не падала духом, но и других поддерживала. Одна девушка, спасшаяся, по её уверению, от отчаяния и сохранившая свою жизнь только благодаря самой чуткой и неотступной моральной поддержке матери Марии, рассказывала, как мать Мария умела обратить самое страшное в обстановке лагеря в средство ободрения, в средство проповеди своей заветной думы и своей глубокой веры.
Высокие трубы крематория на виду у всех испускали клубы дыма от перегораемых в печи тел замученных в лагере товарок наблюдавших. Мать Мария говорила окружающим её: «Только здесь, над самой трубой, клубы дыма мрачны, а поднявшись ввысь, они превращаются в легкое облако, чтобы затем совсем развеяться в беспредельном пространстве. Так и души наши, оторвавшись от грешной земли, в легком неземном полете уходят в вечность для этой радостной жизни. Через смерть на земле человек рождается для вечной жизни».
При подготовке материала использованы книги: Мать Мария (Скобцова), 1891-1945. Материалы для канонизации Сост. Е.Д.Аржаковская-Клепинина и Т.Викторова (рукопись); Яновский В.С. Поля Елисейские. Санкт-Петербург: Пушкинский фонд, 1993; Милютина Т. Люди моей жизни, Тарту, 1997; Монахиня Марiя. Стихи. Берлин: Петрополис, 1937 (репринтное издание уникального экземпляра книги с иллюстрациями, сделанными рукой матери Марии); Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. Москва: Московский рабочий, 1994; Мать Мария (Елизавета Кузьмина-Караваева). Жатва Духа. Сост. А.Н. Шустов. СПб: Искусство, 2004; Мать Мария. Воспоминания, статьи, очерки. Т.1. Paris: YMCA-PRESS, 1992; Манухина Т. Из переписки Т.И.Манухиной с В.А.Буниной. Париж: Вестник РСХД. № 173, 1996; Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии, воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. Сост. Д.Е.Скобцов. Paris, 1947; Женевьев де Голль. Статья в журнале Voix et Visages № 102. Paris, 1966. А также фотографии из семейного архива Пиленок, из семейного архива Е.Д.Аржаковской-Клепининой, из книги Монахини Силуаны. Игуменья Евдокия. Жизнеописание монахини Евдокии, игуменьи Покровского монастыря в Бюсси-ан-От. Москва, 2011, сайта «Мать Мария«.
Текст: Александра Никифорова, Елена Делоне
Все фотографии предоставлены Еленой Делоне.