Митрополит Месогийский и Лавреотикийский Николай родился в 1954 г. Окончил физический факультет Университета имени Аристотеля в Салониках. Затем изучал астрофизику в Гарвардском университете и инженерную механику в Технологическом институте в Массачусетсе. Богословское образование получил на богословских факультетах колледжа Честного креста в Бостоне и Салоникского университета. Работал научным сотрудником в крупных клиниках Массачусетса; в течение двух лет служил советником в Национальном управлении по воздухоплаванию и исследованию космического пространства. Преподавал в Греческом колледже Бостона, на медицинском факультете Критского университета. Стремление к более глубокому познанию истины привело его на Афон, где он провел два с половиной года, принял монашеский постриг. Затем на протяжении 15 лет служил в Афинах на подворье святогорского монастыря Симонопетра. В апреле 2004 г. был избран митрополитом Месогейским и Лавреотикийским. В 2005 г. назначен местоблюстителем митрополии Аттики. В декабре 1993 г. основал первый в Греции Центр биоэтики и с тех пор руководит им. Член Национального совета исследований и технологии, член Международной организации трансплантологии и председатель Комитета по биоэтике Священного синода Элладской Православной Церкви. Автор научных и богословских книг, многие из которых переведены на иностранные языки.
– Нужно ли исповедоваться перед Святым Причастием?
– Отвечу так. Нужно понимать, что человек свободен в праве выбора, и потому мы добровольно выбираем то, что хорошо. Нам дается возможность исповедать свои грехи. И вот я пошел и исповедовался.
Вопрос в другом: как освободить свою душу до такой степени, чтобы она смогла, насколько это возможно, принять в себя Святыню. Вы спросите меня: «А если человеку не нужно исповедаться? Если у него нет в этом необходимости?»
– Нет, такого бы я не спросила, но мне интересно Ваше мнение о духовнике – священнике, у которого исповедуешься. Как здесь не ошибиться? Именно этот вопрос волнует многих молодых людей.
– Видите ли, и мне нужен духовник. И я нуждаюсь в человеке, который способствует укреплению моей веры, освещает мой путь и расширяет горизонт, который мне как родной отец.
– В этом отношении современные люди очень недоверчивы. Первое, что им приходит в голову, – «Могу ли я доверять этому человеку?» И: «Как он отнесется ко мне?» Понимаете, очень нелегко раскрыть перед кем-то свою душу. К тому же люди боятся, что священник может рассказать кому-то о том, в чем они ему исповедовались.
– Конечно, это очень трудно – раскрыть перед кем-то душу. И если ты боишься – не исповедуйся. Лично я никогда бы не пошел на исповедь в подобном состоянии, с такими сомнениями. Я же говорю: духовник должен быть как отец. Чтобы он вдохновлял тебя, чтобы ты чувствовал доверие к нему и смог целиком раскрыться при совершении таинства исповеди. Ведь твоя исповедь нужна не священнику и даже не Богу (Он и так знает все наши грехи) – она нужна одному тебе. Ты сам нуждаешься в том, чтобы раскрыть свою душу.
Исповедь – это не игра в воспоминания. Вот я вспомнил одно, другое, третье – а пятое и забыл, простите меня! Исповедь – это откровение сердца. Вот если понимать это таинство как некую юридическую процедуру, то все проходит так: Бог сидит с записной книжкой, где записаны все твои сорок пять грехов, а если ты вдруг забываешь один из них, то всё, Он тебе его не прощает. А те грехи, которые ты Ему назвал, Он стирает. Нет, так не бывает. Ведь исповедь – это таинство!
И совсем другое дело, когда я прихожу в храм и говорю: «Господи, я чувствую, что что-то мешает мне чувствовать связь с Тобой; что я далеко от Тебя; я сомневаюсь в Тебе (мы уже говорили об этом ранее), потому что я эгоистичен и полон страстей. Я хочу освободиться от этого и открыть Тебе свое сердце». И вот я нахожу такого священника – который, перед тем как дать мне маленькую ложечку Святого Причастия, даст мне маленькую ложечку прощения.
– Владыка, Вы считаете вот так, а в храмах продаются книжки, где подробно говорится о том, как нужно исповедоваться…
– Смотря с какой стороны взглянуть на эти «справочники». Они могут запутать, а могут и помочь. Если книга помогает тебе узнать себя получше – не чтобы ты потом на исповеди перечислял грехи, описанные там, а чтобы ты лучше осознал и понял свои собственные грехи, – то такую книгу об исповеди прочитать полезно. Но если рассматривать ее как сборник каких-то «рецептов» для исповеди, то это не полезно совсем. Даже у профессиональных кулинаров нет книжных рецептов. В телевизионных передачах на эту тему повар не ищет рецепты в книге, а добавляет по вкусу то, что считает нужным, на глаз – и масло, и приправы… А непрофессионал в этом случае как раз возьмет справочник с рецептами.
И подобные книги об исповеди предлагают нам лишь рецепты, не больше. И этого недостаточно. Может быть, в начале пути это и хорошо. Но лучше, если ты скажешь: «Я очень хочу открыть свое сердце и избавиться от грехов». То есть лучше, когда ты относишься к своему греху как к гнойнику, на который надо надавить, чтобы гной вытек.
– А что Вы обычно ожидаете от исповеди? Чтобы Вам было дано прощение, чтобы Вы получили силу никогда больше не повторять этот грех или чтобы духовник дал Вам несколько мудрых советов?
– Ничего из перечисленного. Каждое из трех желаний – это отдельная цель. А я ничего не хочу. Я хочу принести покаяние Богу, чтобы Он даровал мне благодать Своего прощения.
Вы спросите: «А разве нельзя исповедовать свои грехи Богу лично, во время молитвы?» Это очень хорошо и благодатно. Разве не именно так мы поступаем, когда просим прощения друг у друга? Но одно дело – вымыть руки водой, а другое – водой с мылом. Если, к примеру, мне на руку попадет немного земли, я ополосну руку водой, и она снова будет чистой. Если растительное масло – уже понадобится мыло. Если я испачкаю руку чернилами, то должно пройти какое-то время, чтобы от них не осталось и следа. А если я сделаю себе татуировку, то для ее устранения мне понадобится уже пластическая операция.
Есть маленькие грехи, с которыми человек расстается легко – или благодаря времени, или благодаря молитве. Но я скажу честно: лично мне хочется доверить лечение своей тяжелой болезни опытному хирургу.
Когда кто-то приходит ко мне на исповедь, я думаю: «Боже, для чего Ты привел ко мне этого человека? Не для того, чтобы я сказал себе, услышав о его грехах: «Вот, это грешник, а я – хороший». Ты привел его ко мне для того, чтобы я вместе с ним познал Божественную Тайну». Понимаете, в нашей душе могут быть такие страсти, которые необходимо оперировать с помощью хирургического скальпеля. И очень хорошо, если духовник мягко, используя легкий наркоз, поспособствует Божественному вмешательству. Это большое дело – и для него, и для вас.
– Мы живем в такое время, когда человек находится в постоянном поиске. Кругом множество религиозных объединений, в том числе, и с восточной тематикой. Скажите, что может заставить человека выбрать именно православие?
– Не знаю, потому что я родился православным и стараюсь беречь и любить то, что у меня есть. Но, конечно, у меня есть опыт общения с представителями других культур и вероисповеданий, которые впоследствии приняли православие, и с людьми, ранее не верующими, но также обратившимися и принявшими православную веру.
– Лично я воспринимаю выбор православия как следование некоему «завету отцов» – мы рождаемся православными и ими остаемся…
– А я воспринимаю это как поиск. Завет отцов, знаете ли, может в какой-то момент не «сработать», и в таком случае мы начинаем жить неправильно. У многих в личной карте написано: «Вероисповедание – православный христианин». А живем мы при этом среди неверующих людей, у которых связь с Богом отсутствует. Наше время – удивительное. Мы называем его страшным временем, ибо то, что происходит сейчас, в век технического прогресса, – это самоуничтожение, отпадение человека от Бога из-за собственной дерзости.
Напротив, то, о чем мы говорим сейчас, – совсем другое. Выбор православной веры – это результат стремлений, духовных исканий и исследований.
– Но как же не отрицать Бога, когда вокруг происходит столько войн, когда умирают тысячи детей? Хочется сказать: «Бог, Кто же Ты, если позволяешь всему этому происходить?» Например, в Ираке…
– Это Тот Бог, который распялся за весь мир. Бог Отец позволил произойти распятию Своего Сына. Это то же самое. Может ли быть что-то хуже? Война в Ираке – ничто по сравнению с распятием Богочеловека. И мы веруем вот в Такого Бога. Я верю в Бога распятого, но воскресшего. И это совсем не мало. И не только я так верую, но и Вы, и весь народ. Вот результат наших поисков.
– А как Вы объясняете то, что в наше время люди сталкиваются с таким количеством разных идеологий, религий и верований?
– Непростые отношения между религиями были всегда. Всегда было много верований, идеологий. У каждой религии – своя история, свое происхождение. Но мне кажется, моя главная задача на сегодня – это свидетельствовать о том, что есть именно у нас. Ведь многие из тех, кому мы проповедуем евангельские истины, впоследствии будут жить по этим истинам гораздо лучше нас. Когда ко мне приходит инославный христианин, или иноверец, или атеист, и делится со мной своими проблемами, я должен очень смиренно его выслушать. И все мы должны уважать прошлое таких людей – даже если человек был атеистом. Потому что именно прошлое подтолкнуло его придти к нам. И мы должны исповедовать перед этим человеком нашу драгоценную веру. А что уж дальше произойдет, зависит от Бога.
– Часто кажется, что Церковь очень принципиально и категорично отстаивает свои позиции…
– Например?
— Например, резко отрицает все то, что, по ее мнению, не является христианским и православным.
– Не вполне понимаю Ваш вопрос, но давайте попробую привести простой пример. Если бы я родился на Востоке, Вы бы сейчас должны были сидеть передо мной в парандже. А если бы на Западе…
– … то Вы бы были кардиналом и служили в соборе святого Петра в Риме.
– Следовательно, человек не виноват в том, в каких условиях он вырос. Если бы мы жили на Востоке, Вы должны были бы носить паранджу. А я бы был, как Вы сказали, западным кардиналом (в лучшем случае), или восточным муллой.
– Следовательно?..
— Следовательно, я имею в виду, что наши исторические рамки…
– … Как же можно утверждать, что человек спасется только через Крещение, если одна родилась в парандже, а другой стал кардиналом?
– Вы уверены, что Вы спасетесь, а остальные – нет?
– Нет, Вы скажите мне об этом!
— Я ответил вопросом на Ваш вопрос. Бог знает, что делает. Но мы обладаем бесценным сокровищем православной веры…
– Извините, что перебиваю, но ведь так можно подумать, что нет разницы, в какого бога верить. Если ты хороший человек – ты спасешься…
– Я не говорил этого. Вообще не говорил. Не переиначивайте мои слова. Я сказал: «Разве Вы считаете, что спасемся только мы двое? Или мы – впятером, вдесятером…?»
– Спасутся только православные…
— Что будет потом, я не знаю. Но знаю, что Православная Церковь и ее Предание, конкретное событие (а именно – Воскресение Христово), необъятное благословение всех наших святых, богословие (которого мы, к сожалению, не знаем) – всё это преображает нас. Бог сходит к нам, и это переворачивает любую логику. Я и до этого говорил Вам: все эти «ретроградные» вещи на самом деле – наша удивительная возможность сбросить с себя всю ветхую одежду, которая, подобно оковам, тянет нас вниз, к земле, и переодеться в праздничный наряд Воскресения. Сделав это, я уже смогу не поделиться своим опытом и с другими.
Поэтому сейчас я скажу Вам о том, что имеет прямую связь с Воскресением и называется двумя прекрасными словами – свет невечерний. «Приидите, приимите свет от света невечернего!» То есть – нет вечера, нет заката, а все наполнено ярким светом. И ты также наполняешься этим светом.
А второе – это обновление жизни.
Вот чем богата Церковь. И наша трагедия в том, что мы не живем всем тем, чем Церковь обладает. Ведь немощный человек удивительным образом может почерпнуть уникальную пользу из этой благословенной купальни.
– Знаете, на нашу передачу во время эфира очень часто звонят молодые люди. И один из них спросил меня: «Если Бог все равно будет судить каждого по его делам, для чего тогда нужны все эти православные миссии и тому подобные вещи?»
– На этот вопрос ответите Вы – ведь это Вы сказали, что всех нас будут судить по делам нашим. Вот и отвечайте. А я имел в виду вот что. Я не знаю, как будет спасен каждый конкретный человек. Это – Тайна, и она в руках Божиих. Но совершенно точно, что спасемся не только мы – те, которым еще при жизни Бог даровал такое благо, как православная вера. У Бога есть средства и для спасения других людей. И что это за средства, я не знаю. И что в итоге будет с каждым отдельным человеком, я тоже не знаю.
Что же касается прозелитизма и миссионерства, то это абсолютно разные вещи. Прозелитизм – это стремление обратить другого человека в свою веру, привести его в свою общину, заставить принять свои убеждения. А миссия – это мое свидетельство о своей вере. И если другой человек захочет принять в себя то, что освещает всю мою жизнь, – он примет это. Это совсем другое. И прозелитизм, который провоцирует религиозную нетерпимость, фанатизм, страсти (этакий криптоэгоизм), – это плохо…
– … и не сочетается с Православием.
– Конечно, не сочетается. И в то же самое время, насколько хорошо миссионерство! У меня есть то, что питает меня, делает меня богаче. И вот я прихожу к вам, вижу, что вы голодны, больны, бледны… И говорю: «Хотите? Возьмите! Я поделюсь с вами едой, которая в моей тарелке. Потому что не хочу видеть, как вы голодаете и болеете». Как это хорошо!
– Мы часто слышим, что Церковь очень обеспокоена количеством часов, отведенным в школах для предмета «Основы православия» (это всего один урок в неделю). А также как преподается в наших школах история (кстати, мне тоже не все нравится в новом учебника истории). Но Церковь также выступает и против того, как преподается вероучение в школе.
– Да. Когда я учился в старших классах, этот предмет тоже не очень вдохновлял меня. А ведь многие люди, которые преподавали нам вероучение, были настоящими богословами – хорошими, достойными людьми. Но, понимаете, здесь возникает небольшая проблема. Когда разговор о свободной вере сводится к одному уроку, это вызывает определенные затруднения. Вы говорили о том, что священники часто дают советы. Вот представьте себе духовника, который просто дает советы. Мы задаем ему вопросы, а он подробно и хорошо на них отвечает. А теперь представьте себе священника, которому мы раскрываем свою боль, и он плачет вместе с нами, переживая за нас. А может быть и так, что мы исповедуемся, а наши грехи оправдываются. Или что мы делимся проблемой – а человек молчит.
В общем, это разные вещи – давать советы и разделять с ближним его боль. А с другой стороны, в детском возрасте нужно такое воспитание – по определенной системе. Но нужно совмещать передачу знаний с передачей опыта.
– И чего же не хватает на таких уроках?
– Опыта, опыта…
– Значит, семья должна заполнить этот пробел.
– Может быть, и семья. И еще – средства массовой информации, и само общество. Каждый делает то, что может. Я стараюсь делать то, что могу. И Вы могли позвать меня сюда, на Вашу передачу, а могли и не позвать. Вы ведь не обязаны.
– Мы часто слышим от официальных представителей Церкви о дехристианизации греческого народа. Вы верите этому? Неужели мы, на фоне других европейских стран, теряем свою веру?
– Не уверен. Но свою христианскую идентичность мы каким-то образом теряем, потому что она сейчас неясна. Наше общество в целом все больше отдаляется от Бога, скажем так. То есть сейчас человек надеется больше на собственные достижения, чем на Божию помощь. Сегодня мы в нее не верим.
– Вероятно, Церковь этому не способствует.
– Более чем вероятно. Это – зона ответственности Церкви, я согласен.
– Не только Церкви, но и общества.
– Я отвечаю только за себя. И мне бы очень хотелось, чтобы Церковь могла здесь что-то сделать, но мы живем в очень трудное время. Сейчас все убеждены, что человек может все. А в физике появляется так называемая теория всего, согласно которой все мы – просто результат перераспределения частиц из ничего. Разве это возможно? Человек, по мнению сторонников этой теории, по сути дела – ничто. Перераспределение пустоты. То есть все мы по сути – ничто. Из этого ничего как-то появилось человеческое тело. И вот такие идеи, оформленные в очень умные, убедительные слова, являются на сегодняшний день величайшим достижением человечества. А Бога, Который есть Всё, у нас нет. В поисках теории всего мы не нашли Бога. Вот и попробуй сейчас убедить кого-то в чем-то. А что значит – «поспособствовать»
Когда человек страдает и при этом мучается какими-то вопросами, самый лучший ответ здесь – не аргументы, а слезы сочувствия, сдержанность в словах и человеческая поддержка. Если у тебя самого это есть, да еще и вера, то все получится. Это и есть «поспособствовать». Это и означает – подарить вдохновение, сделав слова живыми.
– Но слова должны подтверждаться делами.
– Я бы сказал – личным опытом. Но думаю, что даже если рядом нет таких людей, которые могли бы вдохновить нас на поиски Бога, существует масса других путей.
– И что это за пути?
– Наше смирение. Если я скажу: «Пусть Бог явится мне, чтобы я поверил в Него», – это будут слова эгоиста. Но если я скажу: «Господи, я не могу познать этот мир, не могу понять огромную Вселенную. Я просто стою здесь и со страхом Божиим смиренно жду. Я – не центр Вселенной. Я ничто», – то вот такое сознание широко откроет передо мной дверь и даст мне сил не упасть. Проблема нашего времени – не в особенностях вероучения и не в чем-то другом, а в отсутствии смирения. Православная вера обладает этим сокровищем – опытным смирением. Поэтому я рад, что я православный.
– Воскресение – это акт смирения?
– Воскресению предшествовал Крест – великое Унижение. Бог на Кресте…
— А в чем смысл евангельского отрывка о путешествии в Эммаус?
– Это потрясающее место в Евангелии. Ключевые слова здесь – «Не горело ли в нас сердце наше?» (Лк 24:32). Это тот огонь, который Христос Своими словами зажег в сердцах учеников, в то время как они шли по дороге в сомнениях и печали.
– И при этом даже не узнали Его.
– Непонимание, сомнения и печаль. Позднее он приходит к апостолам и другим ученикам, но они также вначале не узнают Его (Лк. 24:37), хотя Он и открывается им, даруя духовное зрение. Это еще одна великая милость Божья – духовное зрение. Так мы можем увидеть то, что на первый взгляд незаметно. Существует великая красота в Божией Тайне. И слово «тайна» мы употребляем не для того, чтобы затушевать необъяснимое в нашей вере, а чтобы показать: обычного человеческого ума недостаточно для приближения к Божественной Истине. И мы стремимся к этому и просим Бога о даровании нам духовного ума, духовного зрения, для того, чтобы наслаждаться тем, что превосходит наше понимание в реальности.
И даже научные открытия говорят нам об этой красоте. В мире гораздо больше того, что сокрыто от глаз человека, чем того, что открыто ему – это говорит наука последних лет. Примерно то же самое (только в еще большей степени) происходит и с Божественной реальностью. Не столько мы открываем Бога, сколько Он сам таинственно входит в наше сердце, скрываясь от наших глаз. И Воскресение – это доказательство того, что Христос – Бог. И это самая великая Истина, о которой мы, христиане, можем свидетельствовать перед кем-либо.
Перевод Елизаветы Терентьевой