Митрополит Новосибирский и Бердский Тихон уверен: поиски врагов в Церкви, деление христиан на группы и партии происходит оттого, что люди не ищут в жизни главного, единого на потребу. Об этом главном, его поисках и о том, как рассказывать о нем людям — в интервью с владыкой Тихоном.
20 лет в Новосибирске
Когда я приехал в Новосибирск, в 1990 году, в епархии было два храма — кафедральный собор в центре города и сельский храм в пригороде. На три миллиона человек было четыре священника, с ними боролись атеисты на госбюджете. В советские времена в Новосибирской области было 200 тысяч идеологических работников.
Советская власть старалась держать народ в невежестве, невозможно было изучать богословие, выпускать церковную литературу. Не было и воскресных школ. Люди просто не знали ничего о Боге, боялись крестить детей, венчаться, потому что об этом сразу сообщали по месту работы.
Мой предшественник, владыка Гедеон, 18 лет был на одном месте, что в те времена было большой редкостью. Тогда на одном месте было сложно задержаться где-то, мотали архиереев по всему Советскому Союзу, как только светские власти чувствовали, что человек обжился, завел знакомства, начал какую-то работу, его сразу переводили. Епископы, которые служили на Новосибирской кафедре в 60-е годы, оставались здесь полгода, год, от силы — два. Среди моих предшественников были люди выдающиеся. Митрополит Нестор (Анисимов), архиепископ Павел (Голышев), митрополит Никифор (Асташевский), митрополит Варфоломей (Городцов). В тех условиях они делали главное — сохраняли веру.
В советские годы вся церковная жизнь епархии фактически проходила в одном Вознесенском кафедральном соборе. Маленькое деревянное здание вмещало все — и школу регентов, и школу для священнослужителей, и монашескую общину. Вот из этого зародыша духовная жизнь и начала восстанавливаться.
Сейчас в нашей митрополии 164 прихода. А до революции на этой территории было около 300 приходов. Новосибирская епархия — молодая, она была образована в 1924 году, часть приходов тогда взяли от Томской, от Омской, часть — из Барнаульской епархии. Новосибирск вырос во время войны за счет военных заводов, сюда привозили в эвакуацию предприятия и людей. С течением времени город разросся, а в области население уменьшилось.
В Новосибирской епархии сейчас — около 60 приходов, но не все они имеют храмы, люди молятся во временных помещениях, молитвенных домах. Церковная жизнь — не только в храмах. Ежегодно из Новосибирска отправляется поезд «За духовное возрождение России». В 20 вагонах едут около 200 человек — священнослужители, врачи, соцработники, артисты. В составе поезда — вагон-храм и 9 вагонов медицинского центра «Здоровье», есть диагностическое оборудование. «Поезд здоровье» принадлежит железной дороге, целый год вместе с нашим вагоном-храмом он курсирует по многим епархиям на Алтай и в Кузбасс, и в Омск. Многим людям оказывает помощь. Участие врачей-специалистов в проекте очень ценно, ведь в глуши нет хороших больниц.
Каждая поездка является еще и миссионерской: в этом году 2 тысячи человек крещено, в основном, младенцы. В нашей митрополии сейчас высокая рождаемость. Священники оказывают местным жителям не только духовную помощь, на дальних станциях живут люди бедные, им нужна и одежда, и обувь, книги и лекарства, да и просто очки, наконец. Все это собирают по храмам, а в поездке — раздают. Акция «За духовное возрождение России» очень масштабная, ее готовят несколько организаций, среди них — Администрация нашей области, Западно-Сибирская железная дороги и Новосибирская митрополия. Туда, где нет железной дороги, ежегодно по Оби ходит корабль-церковь. По трассам курсируют два автопоезда, один из них — по колониям, работает с осужденными.
В приходе Всех Святых, в земле Российской просиявших, в Академгородке готовят сестер милосердия при гимназии Преподобного Сергия Радонежского, там организованы курсы. Эта инициатива распространилась по школам. Старшеклассники с удовольствием на этих курсах учатся, до 200 человек каждый год, многие потом идут в медицину.
— Красноярский владыка рассказывал, что у них бездомные не замерзают. А у вас?
— В этом году не было ни одного случая. В Новосибирске работают пункты обогрева, есть епархиальный комплексный центр на 200 человек. Принимаем бездомных, меняем одежду, проводим санобработку. Договорились с больницей, туда их берут на обследование. Пока бездомные в стационаре, наши соцработники восстанавливают им документы, пенсии, пристраивают их в государственные заведения, в которые их без документов не брали, и бездомные становятся полноправными гражданами.
Мы стараемся, чтобы те из них, кто может работать, работали. Трудятся они дворниками. Утром автобус их развозит, вечером забирает. Они зарабатывают деньги, правда, небольшие. Часть оставляют себе, часть идет на питание. Многие организации нам помогают — продуктами, одеждой, обувью, постельным бельем. Государство бесплатно предоставило помещения, а еще у нас на зиму есть палатки, живут те бездомные, которые не прошли медосмотр. Они же свободные люди, мы не можем насильно им помогать, только кормим. Правда, чтобы было больше места, там стоят только койки, и этой зимой бездомные пока получали «завтрак в постель».
Церковь и дефекты воспитания
Работаем мы в особых условиях. Демократия — это свобода не только для Церкви. Мы видим и пропаганду потребительского образа жизни. Человек стал объектом коммерции, а бизнес имеет к людям свой интерес, нам ведь не только хлеб и молоко предлагают купить.
Я всегда удивляюсь, когда у нас говорят о дефектах воспитания, адресуют эти претензии Церкви, которая ни средств массовой информации не имеет, ни финансовых возможностей для борьбы с пороком. Официальные организации почему-то всегда молчат в таких случаях. Если молодежь умирает от наркотиков, полиция за помощью обращается к Церкви. А Министерство культуры, Министерство образования и Минздрав — ни при чем.
Сейчас любят говорить о духовности и нравственности. Я спрашиваю у чиновников — где у нас в регионе можно купить книгу по духовно-нравственному воспитанию? Только в храмах. В Новосибирске на центральной улице вообще нет ни одного книжного магазина! Представьте, 1 сентября. Первый урок, в школах, задает тон на весь год. В этом году тема была — «Сколько дней до Олимпиады в Сочи». А ведь можно было провести урок Российской истории! Когда спрашивают с Церкви, это, по меньшей мере, смешно. Да, мы стараемся делать что-то, но таких возможностей, как у государства, у Церкви нет. Если мы с государством будем действовать врозь, то духовных инвалидов будет больше, чем нормальных людей.
Светское и советское
— А «Основы православной культуры» в школах Новосибирска и области?
— Да, конечно, но проблемы тут есть. Позиция местного министерства образования нам непонятна, кажется, что оно ведет какую-то двойную игру. Они говорят: «Предмет „Основы православной культуры“ выбрали 20% учащихся». Мы интересуемся: «В каких школах? Кто ведет?» Для нас это важно. Не отвечают! И на родительские собрания не зовут нас. А ведь согласно письму министерства образования мы должны присутствовать на родительских собраниях при выборе модуля: «Условия свободного выбора модуля — присутствие священников на родительских собраниях».
Если родители спросят, что из себя представляет модуль «Основы православной культуры», должен быть священнослужитель, чтобы всё им объяснить. Но в школах даже не пытаются узнать о предмете, заочно отвергают: «У нас светская школа, и у нас будет „Светская этика“». Я сам видел протоколы родительских собраний: «Наш район выбрал „Светскую этику“. Наша школа выбрала „Светскую этику“». То есть, никакого свободного, сознательного выбора модуля родителями (законными представителями) и школьниками — нет.
Мы поставили эти вопросы в городе перед управлением образования и мэрией. Из 200 школ нас, в 2012 году, пригласили на родительские собрания только в 46. А когда начинали вводить этот курс, не приглашали вообще! Ввели «Светскую этику», почти в 100% школ. А когда мы начали участвовать в процессе выбора, ОПК выбрали 20% школ.
— Почему?
— Идеологические работники советских времен, никуда не делись, и в системе образования они есть. У них была установка, что религия — идеологический враг, она и осталась. Слово «светская» они понимают как «советская». Слышать не хотят о духовной культуре. Даже в элитных школах в кабинетах директоров до сих пор висит портрет Ленина. Новосибирск — это «красный пояс», у нас и на последних выборах в городе Новосибирске победили коммунисты.
Дела церковные
— Сейчас духовная литература доступна, но уровень людей, которые называют себя православными, все так же далек от идеала, в церковной среде встречаются какие-то совершенно дремучие предрассудки.
— Естественно, перегибы бывают. Люди, которые ходили в храм в советские времена, были воспитаны своими бабушками, и были более церковными людьми. Когда массово открылись храмы, потребовалось много священников, а времени на их подготовку не было. Брали тех, кто был, они проходили краткие курсы, и их рукополагали. Как на войне — сразу в бой. Разве можно за полгода подготовить батюшку? Да и жизненный опыт должен быть, и пастырский, и возраст. Пришел большой процент малоподготовленных людей, которые совершают требы, но как духовные руководители не имеют опыта.
Не у каждого молодого священника был духовный руководитель, а пример тут необходим. Даже я застал еще старцев, прошедших через тюрьмы, лагеря ГУЛАГа, которые прошли подвиг мученичества, исповедничества. Сейчас очень не хватает таких духовных руководителей.
— Сбылись ли ожидания, которые были у Вас 20 лет назад?
— Делателей сейчас мало. Открывается новый храм, и народ туда идет во множестве, а ведь каждому нужно объяснить, для чего нужна Церковь. Для этого не хватает времени и возможностей. У священников большие семьи. Да и призвание есть не у каждого.
Священнику служение, пастырское дело надо любить, это же не просто профессия, этим надо жить. Служение не должно надоедать, должно только вдохновлять. Смотрите, Патриарх Алексий, Пимен, Патриарх Кирилл — все они подвижники, они всегда в пути. Служение для них — это жизнь. Когда у человека работа и жизнь — это одно и то же, тогда ему хорошо на свете. Это не всем понятно. А у нас не всегда хватает сил на работу с молодыми пастырями, а у них — на воспитание прихожан. Мне как-то один грек высказывал: «Приезжают ваши паломники, они себя ведут нехорошо, неблагоговейно». Я говорю: «Представьте, батюшка, мне на дальний приход 16 часов поездом ехать, не везде успеваю. А среди паломников много просто туристов».
Сейчас Патриарх Кирилл учредил новые епархии — это очень правильно. Теперь епископы близко к селам. Конечно, и с этими молодыми епископами тоже надо работать. Но Церковь — это школа.
— Какие проблемы возникают в работе со священниками и как Вы их решаете?
— Необходимо рассматривать конкретный случай. Иметь милость и снисхождение. Но бывает, что и строгость надо проявить. Но нужно, чтобы строгость не перешла в суровость, не оттолкнуть человека. А снисхождение чтобы не переросло во всепрощение. Для того и нужен пастырский опыт, чтобы понимать, кто перед тобой и какого духовного возраста этот человек. И тогда уже решать, как с ним правильно поступить. Может быть, не наказать его надо, а утешить. Ведь многие люди живут в скорбях и трудностях. Кому-то нужно материально помочь, кого-то — словом поддержать. Люди приходят с самыми тяжелыми проблемами, жизненно важными. Жениться или не жениться? Уходить с этой работы или нет?
— Вы считаете, что полномочны решать такие проблемы?
— Мы даем совет. Тот, кто пришел — верующий человек. Конечно, можно отмахнуться и сказать: «Идите, с опытным старцем поговорите». Мне кажется, что священник в таких случаях, в первую очередь, должен напомнить о вечности. О том, что по сравнению с вечностью, с Царствием Небесным жизнь скоротечна, а многие проблемы, которые кажутся нам очень важными, на самом деле преходящие. И наша задача — не столько пытаться решить проблемы мирской жизни, сколько молиться о их разрешении.
Отцы-молитвенники достигали величайшего состояния духа, могли даже вызвать дождь, как пророк Илия, или, наоборот, засуху установить. У них спрашивали: «Почему вы не управляете природой?». Они отвечали: «Господь лучше нас это делает». Если сам пастырь не является молитвенником, если он этого не понял, то, конечно, и его пастве будет плохо. Он не сможет сказать слово утешения. Мы приходим в храм, исповедуемся, и грех прощается, но навык греха остается, а искореняется он только подвигом.
Владыка приехал незамедлительно
— К Вам легко попасть на прием?
— Когда я только приехал в 90-е годы, приходило много мирян. Человек по 30 ждали приема. Тогда началось массовое открытие приходов и приезжали бабушки, чтобы узнать, как оформить приход. И я старался всех принимать. Заранее даже не записывались. Были очень трогательные, я бы сказал, братские отношения с прихожанами. Помню, бабушка одна пришла: «Картошка не нужна? Есть картошка? Не принести ли?». А еще раньше, когда машин почти ни у кого не было, и по епархии ездили только поездом, была традиция встречать и провожать архиерея на вокзале.
Сейчас, в основном, приходят священники. Но, конечно, заранее должны позвонить и записаться, чтобы я себе в календаре пометил, в какое время приму. Но священник из провинции может в любое время прийти, приму, может быть, ему придется подождать в приемной, но приму его обязательно.
— А если мирянин придет?
— Мы стараемся, чтобы с мирянами работали священники. Мой учитель, владыка Питирим, митрополит Волоколамский, говорил: «Каждый должен заниматься своим делом. Патриарх работает с епископами, епископы работают со священниками, священники — с народом».
Я считаю, что моя задача — научить священников работать с паствой. Сейчас в епархии тысячи людей, принимать всех и со всеми работать, лично у меня не получится. Но если мне приходит письмо о какой-то серьезной конфликтной ситуации на приходе, я вызываю всех участников или еду сам на этот приход. Стараюсь, если не в этот же день, то на следующий. Всегда. Однажды я встретил в нашей прессе фразу: «Владыка приехал незамедлительно». Надо стараться остановить конфликт вовремя. Правильное решение принять бывает непросто, но духовный опыт и опыт управления епархией подсказывают, как поступить. Конечно, всего не успеешь, ведь кроме приема посетителей нужно еще и совершать богослужения, и письма разобрать, и другие документы.
Работа — отдых — работа
— А отдыхаете как?
— Беру домой документы, сижу с ними по вечерам. Принимаю участие в мероприятиях. Даже не столько потому, что я хочу отдохнуть, но на Рождественский фестиваль, Пасхальный — нужно пойти. Приезжают к нам какие-то коллективы, вот хор Сретенского монастыря, например, приезжал. По возможности все мероприятия епархиальные посещаю.
Стараюсь сделать так, чтобы жизнь и работа были одним целым. Если это как-то делить, суета получится. Святые отцы священническую деятельность называли не работой, а послушанием.
Когда хочется что-то посмотреть и почитать, выбираю серьезную классику, особенно если что-то историческое. Как-то смотрел постановку «Александр Невский» кантата-оратория по старому фильму на музыку Прокофьева. Просто замечательно! Зал был полон, артистам аплодировали стоя.
Сибиряки — народ патриотичный. Когда в 90-е появилось множество сект, во всех вузах висели приглашения на сектантские лекции. И вы знаете, не стали ходить студенты на лекции к сектантам — чужое!
С вузами мы сотрудничаем. На день памяти святых братьев Кирилла и Мефодия всегда проводим мероприятия Дня славянской письменности и культуры. Во многих вузах есть богословские кружки, есть и в Новосибирском университете. Самый большой епархиальный отдел — отдел образования и просвещения. 12 человек, они и со школами работают и другими светскими образовательными учреждениями.
Машины и роскошь
— На какой машине Вы ездите?
— Машина у меня хорошая, но она не личный транспорт, а — церковный. Народ нам доверяет, мы — не бюджетная организация, у государства ничего не берем. Люди нам приносят эти деньги, чтобы поддержать церковную жизнь. Когда я приехал в Новосибирск, Епархиальное управление находилось в частном домике без фундамента, на окраине города.
А если о роскоши говорить… Помню, один из наших диаконов сказал: «Архиереям дарят очень дорогие букеты цветов». Да, у архиереев много, чего есть, а в храме — иконостас золоченый. Конечно, можно и из фанеры сделать иконостас и служить. Но люди хотят, чтобы это было на соответствующем уровне. Почему мы должны только рестораны красивые делать? На украшение церкви люди дают деньги. Если бы нам давало государство те деньги, если бы деньги которые должны пойти на учителей, на украшение храма ушли, тогда понятны были бы эти вопросы. Если есть возможность, то мы украшаем храмы, поскольку это символ Небесного Царства.
Поэтому, я думаю, что завидовать нечему. Есть возможность — епархия покупает автомобиль. А когда возможности не было, жили просто. Почитайте, как Патриарх Алексий I жил в Ленинграде во время Великой Отечественной войны — ездил на трамвае по храмам, ночевал на хорах в кафедральном соборе, питался, как и все, 100 граммов хлеба по карточке.
Мы опекаем детей-сирот, помогаем больным и ветеранам. У нас есть подсобное хозяйство в Шилово. Стали возрождать это село. С чего начинать? Конечно, с храма, раз пришла Церковь. Построили храм. Есть у них в селе памятник погибшим селянам, там много имен. Штукатурка отлетела, краска поблекла. Отремонтировали памятник, дорожку к нему заасфальтировали. Люди приносят деньги, а мы их перераспределяем! У наших сотрудников зарплаты копеечные, основные средства направляем на социальную работу и строительство храмов.
Некоторые думают, если все священники будут ходить в рубище, Новосибирск начнет процветать. В нашем регионе очень много бизнесменов, которые имеют миллионы и миллиарды, но никого это не интересует. Если священник стремится к личному богатству и роскоши, то он мыслит как светский человек и желтые СМИ должны не критиковать, а приветствовать его и одобрять как своего человека.
Многие жили бы лучше, если бы не пили, не курили и на пороки деньги не тратили. Ведь многие из-за этого бедствуют. В деревнях даже лук не сажают под окнами, идут за ним в магазин. Три коровы на тысячу дворов. Перестройка началась, они все развалили, растащили — свои же фермы, технику, и сидят теперь — бедные. И завидуют. А мы, «богатые», пришли, что-то ремонтируем, строим. Открыли в селе школу детского творчества, для молодежи — досуговый центр. А местные говорят: «Вот видите, сколько у церкви денег!» Собрание в школе было, я спрашиваю у тех кто не посещает храм: «Бабушки, а вы сколько денег принесли в церковь?» Все молчат. Если ничего не приносите, зачем считать?
Семейная история: жизнь под вишней
Я вырос верующей семье. Дедушка, Тимофей Николаевич, был расстрелян 1931 году в Липецкой области.
Тогда многих верующих уничтожали под маркой коллективизации, в том числе сельское духовенство и крестьян, бабушка рассказывала, что расстреливали именно тех, кто ходил в церковь. Мой дед пел на клиросе. Он всегда первый приходил в воскресенье в храм. Весь пост обязательно читал Библию. В воскресенье вечером в их селе единомышленники собирались на общую молитву. У них в деревне был богословский кружок. В храме нет службы — а они собираются на молитву. Вот именно этих людей и убивали — носителей православной культуры.
Дедушку расстреляли, а бабушка Екатерина Степановна осталась с четырьмя дочерьми — две девочки по 15 лет, 12-летняя мама моя и полуторагодовалый младенец. Жили они под вишней. Дом у них был кирпичный — развалили, вещи увезли, скот забрали, землю отобрали. К соседям бабушка не просилась, знала, что тот, кто пустит их к себе, будет расстрелян как подкулачник или сочувствующий. Жили так: бабушка натянула нижнюю рубашку на 4 вишни. Прямо на земле они и сидели, и спали, а уже снег выпал. Пришел сосед, Матвей Егорович, бабушка его всю жизнь потом поминала. Подошел к ним и говорит: «Степановна, замерзать будешь?» Она: «А что делать?» Сосед говорит: «Иди ко мне, в баню. У меня уже пять семей живут». Стали жить у соседа в бане, а чтобы с голоду не умереть, ходили колоски собирать.
Как-то хозяин приходит и говорит: «Меня вызывают. Наверное, расстреляют», — и точно, расстреляли.
А по селам тогда ходили продотряды, искали кулаков. А у них уже ничего не было, у кулаков этих. Уполномоченные отбирали последние крохи — узелки с чечевицей, с пшеницей. Даже детские куклы подлежали конфискации, кукол у девчонок забирали, самодельных, соломенных. Бабушка рассказывала: «Я дала кусок хлеба полуторагодовалой дочке, думала, у ребенка забрать не посмеют. А начальник продотряда подошел и отнял хлеб. С винтовками пришли в баню, дверь сняли. Мы, вышли вслед им смотрим. А они сели на сани и чувствуют, что мы на них смотрим. Начальник, видно, почувствовал этот взгляд. Повернулся, поглядел на нас и тот кусок хлеба бросил на сани, со словами: «Подыхайте!»
Жестокость была — неимоверная. Сейчас об этом не говорят. Представьте, рыли ямы посреди села, и сбрасывали туда целыми семьями тех, кто от голода умер. 450 семей в селе Мосоловка Липецкой области, там жили и наши родственники. Те, которые не пошли в колхоз. Никто не расстреливал, сами умирали. Те, кто выжил, просто сходили с ума.
Жалко, что исторического осмысления того времени у нас нет. Почему не хотят изучать историю? Если люди будут знать историю Церкви, по-другому будут относиться к ней. Видно, не хотят этого. В том же селе у сельского храма купола срубили и сделали сельсовет. Над входом на арке было написано «Нам не нужен Христос, а нужен колхоз». Вот такая была идеологическая работа.
Батюшка, к доске!
— Вы с детства решили стать священником?
— Я ничего не решал, жизнь так складывалась. Бабушка нас воспитывала. Она окончила 4 класса церковно-приходской школы. Хорошо знала все, что можно было за 4 года изучить: и катехизис, и немножко Священное Писание, читала правила и акафисты. Очень любила, паломничество. В 1964 году бабушка меня впервые взяла в Троице-Сергееву Лавру, к святыням, мне тогда 16 лет было.
Мы с детства причащались и исповедовались. Лет с 9-10 меня мама уже одного посылала в храм на исповедь и Причастие. У бабушки было житие Алексия, человека Божия, мы вечерами читали, больше духовных книг не было, только акафисты, от руки переписанные. Каждый воскресный вечер бабушка приходила к нам, и мы обязательно читали акафист нараспев. Она много знала монашеских кантов: о Святой Земле, об Иоанне Предтече, о самарянке.
— Как это уживалось с советской действительностью, со школой? Вы скрывали веру?
— Конечно, было сложно. В школе знали, что мы верующие, и относились строго. Я помню, в первом классе, учительница говорит: «Дети, будем проверять вас на педикулез». Мы головы нагнули, если цепочка или ниточка на шее — видно. Учительница записывает: «Верующая семья». Потом учителя приходили на дом, смотрели, есть ли иконы. Если есть, значит, с этой семьей серьезную идеологическую работу проводили. И уже через несколько лет все ученики крестики сняли.
Я помню, одна учительница меня все время «батюшкой» звала. «Батюшка, к доске!» Специально натравливали неверующих учеников на верующих, осмеивали. Храмов тогда было мало, и учителя из разных школ дежурили в храмах по очереди. Увидят ребенка, спрашивают: «Из какой ты школы?» Сообщают в школу, чтобы приняли меры.
Бабушка моя знала многих духовных людей, они приходили к ней. Тогда верующие собирались, в основном, на поминках, чтобы помолиться вместе. Сестра моя с детства была активной верующей, ездила в паломничества, и к пустынникам кавказским ездила в Сухуми. А ей было только 12 лет. Когда в школе узнали, что сестра ходит по покойникам Псалтирь читать, вызвали ее на педсовет, говорят: «Почему ты читаешь по покойникам?» Она отвечает: «У нас религия разрешена. Верить не запрещается».
Они говорят: «Нам гороно (городской отдел народного образования) запрещает. Сестра говорит: «Давайте поедем в гороно, я поговорю с ними». В 12 лет к ней прикрепили одну учительницу, чтобы она ее от церкви отучала. Учительница эта приняла крещение под ее влиянием, она крестной матерью стала у нее. Сейчас сестра в Москве живет, за священником замужем. Три сестры у меня — Вера, Надежда, Любовь. Вторая сестра монахиня, иконописец. А третья — учительница истории, сейчас уже на пенсии.
В советское время, конечно, сложно было. Но вот что интересно — в школе из одноклассников никто никогда не посмеялся, с уважением к верующим относились. Народ-то православный! Боролись с Церковью, но о нашей семье, например, сказать ничего плохого не могли. Отец мой был беспартийным, но в советские времена он на нас немного роптал, что мы ходим в церковь, надо инженерами быть, а мы — молимся. Но мама и бабушка не обращали на это внимания. Отец с матерью на фронте, познакомились, а на войне атеистов нет. Мама говорила: «Я на фронте всегда носила крестик, никогда не снимала». И когда я уходил в армию, мама меня благословила и крест дала. Я его до сих пор храню и ношу.
— Вы были пионером, комсомольцем?
— Пионером был, мы не понимали, что это за организация. Все, вроде, пионеры. В комсомол, мы никто не вступали, ни я, ни сестры мои. Отца за это вызывали в райком партии, но он не был коммунистом, что с него взять?
Когда я на заводе работал, меня все в комсомол приглашали: «Тебя заставим вступить. В армии все равно вступишь». Но я не стал вступать, и все. Это же политическая организация. Говорю: «А вдруг — что-то в стране изменится?» — «Да ты что? Как это — изменится? Да тебя надо проверить!»
В армии на соседней койке комсорг спал, говорил: «Надо вступать. Я тебя выдвину». В воскресный день пришел замполит, он ему говорит: «Есть у нас кандидаты в комсомол». А тот отвечает: «Пока я замполит, ни одного человека в комсомол не приму». Прошла для меня служба в армии безболезненно. Служил я во внутренних войсках, в Москве.
— С призванием священника вы определились уже после армии?
— Это интересная история. Моя сестра в 69-м году дружила со студентом Московской Духовной Академии, он приезжал к нам, в Воронеж. Сказала: «Готовьте вопросы о духовной жизни». Я думаю, какие вопросы? Нам бабушка все рассказала, я все знаю.
А поговорил с этим студентом и почувствовал, какая глубина! И мне в душу запали особенно его слова: «В Церкви нет кадров, молодежь не хочет сан принимать». Помню, в храм приходишь, а там одни бабушки стоят. Одни бабушки, даже дедушек мало было. И я подумал: 300 миллионов человек строят коммунизм. А я — верующий человек, и должен вместе с ними атеистическое общество строить? И решил — после армии пойду трудиться в храм.
Если Церковь — хранительница истины, кто-то же должен ей служить?
По выходным в увольнение я приходил к сестре с мужем. У них была большая библиотека духовной литературы, и я начал читать. Почти каждое воскресенье читал с утра до вечера. И для меня духовная жизнь по-новому открылось. После армии я поехал к отцу Кириллу Павлову в Троице-Сергиеву Лавру, он был духовник всей нашей семьи. Приехал, говорю: «Отец Кирилл, я хотел бы в Церковь. Не хочу на светскую работу».
Он отвечает: «У меня знакомый, отец Иоанн Беляков в Переславле-Залесском, у него пономаря нет». И написал мне рекомендательное письмо в храм Покрова, что на родине святого Александра Невского, которого я с детства очень почитал.
Первый раз на церковную службу я вышел в день памяти святителя Митрофана Воронежского и Александра Невского.В храме со многими церковными людьми познакомился. И город мне понравился. А летом настоятель благословил поступать в семинарию, в 1974 году. Семинарию окончил, зачислили в Академию. Академию окончил, ректор вызывает: «Вы зачислены в аспирантуру». А с 1976 митрополит Питирим взял меня к себе в центральное издательство. Прошел я путь от референта до первого зама. В 1986 году перевели в Данилов монастырь, и до 90-го года в монастыре трудился.
Ничего не придумывайте
В Данилове монастыре, где я был одним наместником с 1987 по1990 год, было много проблем, шла стройка. Я поехал за советом к отцу Кириллу (Павлову). В монастыре были службы длинные, знаменный распев. Я говорю: «Как быть с этим?» А он отвечает: «Ничего не придумывайте. В Троице-Сергиевой Лавре устав ввели отцы-исповедники, которые прошли лагеря и тюрьмы. Сделайте, как в Троице-Сергиевой Лавре». И мы сделали. Это был очень хороший духовный настрой. Хоровую традицию, мы взяли у отца Матфея (Мормыля). Сейчас наместник Данилова монастыря архимандрит Алексий (Поликарпов). Он — монах из Троице-Сергиевой Лавры и старается поддерживать эту традицию.
Слова духовные
— Расскажите о людях, с которыми вам довелось общаться. Кого вы могли бы назвать своими учителями?
— Даже на заводе, где я в молодости работал, многие попадались люди очень интересные, порядочные, мастера хорошие. Работал со мной иностранец, Рамон, из детей-испанцев, которых в 36-м году сюда привезли, когда республика пала. Он был мастер-краснодеревщик, и слесарь хороший, и станочник. Первую декаду месяца на заводе работы не было. Детали появлялись только в середине месяца, и тогда до конца месяца — штурмовщина. А в начале месяца — шашки, шахматы, домино. И только Рамон, выкладывает весь свой инструмент, все протирает, прочищает и на белой бумаге по порядку раскладывает.
Я в 16 лет казался себе профессионалом. Подхожу и говорю Рамону: «Что ты возишься со своим инструментом?». Ему тогда лет 40 было. Он очень серьезно на меня посмотрел и отвечает: «Молодой человек, я люблю красоту. Если вы любите уродство, я не запрещаю». Эти слова сильно врезались в мою память. Сейчас, когда вижу защитников уродства в литературе, в культуре, воспитании, я сразу вспоминаю его слова. Мне кажется, это — слова духовные.
Бог дал мне возможность со многими духовными людьми общаться — в издательстве с митрополитом Питиримом, с Патриархом Пименом, в Тбилиси, когда шло строительство Даниловского монастыря, с митрополитом Зиновием, со старыми монахами Троице-Сергиевой Лавры. Многие монахи были духовно опытными, очень интересными людьми. Даже многие молодые иноки. В советское время в Церковь приходили люди особые. Общение с ними возвышало, наполняло светлыми мыслями, укрепляло в духовном мужестве. Вера ведь не просто так дается, это подвиг. Конечно, отрицательные примеры всегда были, но ведь можно на отрицательных примерах делать положительные выводы, правда?
Монашество
Мама моя родилась в 15 км от Задонска. Святителя Тихона Задонского в нашей семье очень почитали, всегда на день памяти ездили в Задонск. А имя Тихон мне дали, можно сказать, случайно.
Конечно, мне было очень непросто принять решение стать монахом. В то время, когда я уже заканчивал Академию, надо было определяться. Я у мамы спросил: «С кем бы посоветоваться?» Отец Кирилл ничего не говорит. Мама сказала, что есть в Липецкой области один духовный батюшка, он на память святителя Тихона бывает в Задонске. И тот батюшка мне сказал: «Твой путь — монашеский». И я сразу ему поверил. Он говорит: «Приезжай ко мне, когда будет время». Позже в разговорах с ним я понял, что все, что у меня до этого было — это начальная школа духовной жизни. Хотя я всю жизнь в храм ходил, исповедовался, причащался. С лаврским духовником отцом Кириллом у меня не было бесед о духовной жизни. А здесь я встретил старца.
О старчестве, об этом явлении в Церкви очень хорошо пишет И. М. Концевич в книге «Оптина пустынь и ее время». Мне кажется, он лучше всех рассказал о старчестве, разъяснил этот феномен.
— Что Вы почувствовали в тот день, когда стали епископом?
— Старец-духовник говорил мне: «Будут предлагать тебе епископство, ты обязательно соглашайся. Если откажешься, еще хуже будет. Конечно, когда давал присягу, воспринял это, как послушание Церкви. Кто-то должен быть епископом. Но я бы наверное себе не простил, если бы сам напросился. Священноначалие посчитало, нужно, значит нужно. Стараюсь в меру сил. После хиротонии почувствовал, что сан архиерея — это большая ответственность.
Свобода — в смирении
— Почему мы православные, не можем найти общего языка? Каждый за свое стоит, и все спорят, вешают ярлыки — модернисты, традиционалисты… Почему так происходит?
— Вместо того, чтобы себя познавать, начинаем искать врагов. Мир духовный и материальный — антиподы. И, если в материальной жизни в этом обществе потребления принято собирать, в духовной жизни, чтобы приобрести дух, надо раздавать. «Даждь кровь, прими дух» — говорили святые отцы. Богатый юноша к Спасителю пришел, говорит: «Я все заповеди соблюдаю», а Он отвечает: «Раздай имение!» — и юноша отошел от Господа со скорбью. Мы зависимы от мира, привязаны к материальному. И церковные люди тоже. Не может мертвец мертвеца спасти, или слепой слепого вести не может. Поэтому у нас и раздор, потому что мы ищем не то.
Мы ищем Бога через гордый разум, а Бог приходит через смирение. Что такое смирение? Один батюшка шутил: «Я смиренный, когда меня никто не трогает». Но смирение — не умение себя сдержать, а воздействие благодати Святого Духа. Человек должен переродиться под действием Святого Духа. Помните, с Никодимом Господь говорит о новом рождении? А мы хотим на старом построить новое. Я сам должен измениться. Себя держать в руках и над собой работать, свои недостатки все искоренять через покаяние. И, конечно же, молиться — в первую очередь, без этого ничего не получится.
Почему? Об этом мы читаем у святых отцов. Например книга-сборник «Восторгнутые класы в пищу души» отца Паисия Величковского. Самая замечательная аскетическая книга, как издатель я могу сказать.
А взаимные упреки наши — от низкого уровня духовной жизни.
Общество единодушных
Полюбить Христа может только молитвенник. Прийти Христос может только к молитвеннику. Очистить душу и полюбить других людей может только молитвенник. А без дел вера — мертва. Да, я верю, что Христос есть, что Он пришел, что Он спас мир. Но Он не просто Учитель, Он — аскет, молитвенник, труженик. Он показал, как жить. А если мы не таковы, винить кого? Про алкоголиков и наркоманов говорят — они зависимые. Мы тоже все в зависимости, только от других вещей — один машины любит, другой пищу, одежду, еще что-то.
Чадо Божие — это свободный человек. А мы разумом привязаны к миру, физиологией в него вросли, вот, в чем сложность. Святые отцы пишут: «Молитва — это начало и конец духовного пути, начало и конец духовной культуры». Поэтому мы и собираемся в храме. Это — наше. Помолившись вместе, мы многого можем достигнуть. Когда храм освящаем, читаем молитву, что храм созидается по образу тела человека. Каждый из нас должен быть храмом Божиим, в котором совершается богослужение.
Господь создал Церковь. Он пришел и собрал единодушных людей. Даже небольшая группа людей, если они единодушны, многое могут сделать, потому, что с ними — Бог, а одному человеку достигнуть спасения невозможно.
Мы развиваем молодежное движение. Не только летние лагеря создаем, но и реабилитационные центры для наркоманов — это тоже молодежная деятельность. Бывшие наркоманы — во многом наши помощники. Общество православных спортсменов у нас есть, проводим соревнования по разным видам спорта. Работаем и в тюрьмах, и в армии, и в больницах — везде нас ждут люди.
Но в светском обществе, хотя многие приняли Крещение, все нуждаются в воцерковлении. Не хватает всем церковности. В храм они ходят, а духовного перерождения не происходит, нет духовной культуры. Нужна не только богослужебная деятельность Церкви, но и внебогослужебная. Ни батюшки, ни архиереи не должны здесь себя жалеть. Надо с народом встречаться, надо в народ идти. Господь не ходил по дворцам, Он все время был с народом.
Когда в 90-е годы открывали первые воскресные школы, я сам этим занимался. В нижнем храме Вознесенского собора проводил беседы. Сначала собирались одни пожилые прихожане, сидели они прямо на полу, чтобы быть поближе, и я с ними говорил. Самая лучшая беседа — это ответы на вопросы, потому что свой вопрос есть у каждого, а потом можно о Священном Писании что-то рассказать, о жизни Спасителя, о церковной истории. Я думаю, что начинать мероприятия в Епархии должен, конечно, сам архиерей, а священники — подхватывать. Так мы и стараемся делать.
Записала Алиса Орлова
