Монахиня Евфимия (Пащенко), писатель и профессиональный врач-невропатолог, живёт в Подмосковье. Недавно в свет вышла её новая книга — сборник рассказов «Яблони старца Амвросия». До этого были сотни других новелл, статей по краеведению, а также научных работ. Как удаётся совмещать монашество, медицину и литературу? С этого начался наш разговор.
— Я потомственный медик. Мой прапрадед был крепостным фельдшером, потом барин дал ему свободу. После школы поступила в Архангельский мединститут, работала терапевтом в Доме ветеранов. Позже из терапевта стала невропатологом. Общение с пациентами даёт особый жизненный опыт. Недаром многие герои моих книг — врачи.
— Когда стали писать?
— Первую книгу выпустила в 1997 году на собственные средства — «Очерки о храмах и монастырях Архангельской области», потом решила себя попробовать и в художественной прозе. Использую невыдуманные факты. Что-то беру из архивов, что-то из житий. Есть у меня цикл детективных рассказов о православной женщине Нине Сергеевне, но даже в этом жанре главное — не развлечь читателя, а дать пищу для размышлений. Скажем, совершено преступление, несправедливо обвинённый человек обращается за помощью к верующему. Разве можно ему отказать?
— Что откроет читатель в вашей новой книге?
— Новые темы для того, чтобы задуматься. Например, рассказ «Жатва Господня», основанный на реальных событиях: в 1937 году в Архангельске покончил с собой верующий врач, который работал в лагерной больнице. Точную причину самоубийства никто не знает. Я даю свою версию: врач жил под угрозой ареста, понимал, что его семью ждёт ужасная судьба, так как его объявят врагом народа. И такой страшной ценой он пытается спасти свою семью. Мы знаем, что самоубийцы попадают в ад, но ведь в данном случае это была великая жертва за близких…
— Вы выросли в верующей семье?
— Нет, все родные были атеистами. Крещение приняла в 1985 году, студенткой, в 21 год. Тут, наверное, и голос крови, поскольку среди моих предков были церковнослужители. А ещё, видимо, сказался ранний опыт общения со смертью. В четыре года я чуть не умерла от болезни, и с тех пор смерть стала темой моих детских, да и взрослых страхов. Впервые я попала на службу накануне Рождества Иоанна Крестителя. Очень понравилось, как поют: «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя!» Через неделю снова пришла, чтобы послушать, потом опять…
— Легко давались первые шаги?
— Мне повезло: почти не сталкивалась с пресловутыми строгими церковными старушками. И прихожане, и служители были очень доброжелательны, старались всё объяснить, снабдить книгами, хотя некоторые и сторонились неофитов: мало ли, вдруг окажется провокатором. В то время в провинции продолжались притеснения православных, пусть и не в таких масштабах, как раньше.
— Вас не тяготит то, что приходится жить вне монастыря, работать в миру?
— Плохо, конечно. Однажды преподобный Арсений Великий, странствуя, встретил девочку, которая спросила, кто он. Преподобный Арсений ответил: «Монах». Тогда девочка сказала: «Если ты монах, то почему не в монастыре?» Я с этим согласна, равно как согласна и с другим известным изречением: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Так что моё положение весьма странное. Но так уж вышло: в Архангельске давно сложилась традиция монашества в миру. Она восходит к 20-м годам ХХ века, когда почти все монастыри закрылись. И в ту пору, когда меня постригали (в рясофор в 1993 году, в мантию в 1996‑м), в Архангельской епархии не было ни одного действующего женского монастыря.