– Древлехранитель – слово архаичное, торжественное, а что входит в его обязанности? Как ваша работа будет выглядеть на практике?
– Практики пока еще было мало, а в теории, то, что входит в мои обязанности прописано Синодальным решением и распоряжением Святейшего Патриарха Кирилла, которое опубликовано на сайте Московской епархии.
Я думаю, что решение о введении должности древлехранителя епархии очень своевременно. Сегодня Церковь стабилизировала свои отношения с музейным сообществом, прекратился идеологический антагонизм между представителями ученного сообщества и представителями Церкви.
Многие священники имеют достойное образование, ученые степени, и соработничество Церкви, государственных структур, Министерства культуры и органов охраны памятников стало возможным.
Более того, мы собираемся обучать священнослужителей, особенно будущих священнослужителей, в семинариях, основным правилам бережного отношения к тому наследию, которое дошло до нас в нашей многострадальной стране, прошедшей через войны, революции, катаклизмы, антирелигиозные кампании и прочие бедствия.
Мы собираемся проводить семинары на базе Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва, где хранится очень много церковных древностей, а также на базе Государственного исторического музея и других музеев.
Эти семинары необходимы для священников – людей, которые станут в будущем отвечать за передачу уже другим поколениям тех сокровищ, которые попадают в их руки, в руки Церкви.
Надо сказать, что Церковь сама – источник создания тех ценностей, которые мы сейчас охраняем. И Церковь же должна быть бережным, рачительным пользователем этих ценностей.
Но иногда, к сожалению, мы видим печальные примеры, когда настоятели, которые считают себя во всех вопросах истиной в последней инстанции, позволяют себе совершенно хищническое пользование памятниками древности.
Я много раз встречал случаи, когда древние росписи или иконы просто уничтожались бездарными богомазами, нанятыми настоятелем только по принципу дешевизны их работы. Уникальные древние росписи просто замазывались, закрашивались краской под валик. Или бывали такие случаи, когда настоятель делал у себя в храме евроремонт со всеми вытекающими последствиями.
– Как можно контролировать, пресекать такое варварское вмешательство?
– Святейший Патриарх Кирилл поставил и планомерно реализует задачу структурирования Церкви. Это не формализация, а именно структурность, так как любая структурность полезна для порядка, для внутренней дисциплины, внутренней собранности.
У нас создан Синодальный отдел по взаимоотношениям Церкви и общества, Синодальный информационный отдел, Синодальный отдел по делам молодежи, Синодальный миссионерский отдел и множество других подразделений, а также мы имеем существующую церковную структуру – епархия, викариатство, благочиние и приход.
Вся эта иерархия церковных подразделений имеет огромный потенциал для решения задач по сохранению культурных, исторических и духовных ценностей.
Я полагаю, что в каждом викариатстве, в каждом благочинии и приходе должны быть соответствующие кураторы – ответственный священник, диакон или пономарь – которые бы отвечали за сохранность древностей, несли за это ответственность. Такие люди должны быть на всех уровнях церковной структуры.
Конечно, Москва – огромный город и сразу все охватить невозможно, но если задействовать уже существующие церковные механизмы, то работа будет успешной.
Сегодня мы только вступаем на этот путь и рано говорить о каких-то результатах, но, по крайне мере, мы сможем выявить болевые точки, определить те иконы, предметы утвари, облачения, которые нуждаются в экстренной реставрации, а если приход малоимущий, малоклирный, оказать какую-то помощь. И обо всем этом я буду докладывать Патриарху, предоставляя предложения по исправлению ситуации.
У нас действительно очень много храмов, монастырских комплексов, движимого и недвижимого имущества, которое нужно сохранить для будущего поколения. Я думаю, что наша Святая Церковь справится с задачей, которая перед ней сейчас стоит, и когда общество спросит с нас: «А как вы сохранили то, что получили во владение, то, что является национальным достоянием?», мы дадим достойный ответ.
– А всегда ли позиции Церкви и государства по объектам культурного наследия совпадают?
– Сейчас постепенно стираются те шероховатости, которые были между нами в начале 90-х годов, когда в государственных учреждениях было еще много коммунистов, много врагов Церкви, с детства приученных реагировать на любую инициативу Церкви, как на нечто враждебное. Сегодня отношение музейного сообщества гораздо более дружелюбное.
На мой взгляд, должность древлехранителя предполагает также создание церковного музея, об этом я также буду докладывать Святейшему Патриарху. Здесь, возможно, нужно задействовать уже существующую структуру государственных музеев и провести с ними работу на предмет выделения в особые фонды тех объектов хранения, которые являются памятниками истории, культуры, церковной жизни.
Особенно это касается богослужебных предметов и облачений – всего, что имеет непосредственное отношение к литургической жизни Церкви. Я думаю, что этот вопрос нужно будет решать, в добром, светлом духе, без какого-либо нажима, напора, необоснованной требовательности к людям, и с Божьей помощью мы эту задачу решим.
– Одной из основных проблем, возникавших в ходе передачи имущества религиозного назначения в начале нового тысячелетия, являлся вопрос сохранности культурных памятников, передаваемых церкви из музейных фондов. Причем ошибки были с обеих сторон, но гораздо больше претензий было к Церкви, когда в результате «поновления» или реставрации ухудшалось состояние икон, храмов, монастырей. Как обстоит дело сегодня, удалось ли выйти на другой уровень?
– К сожалению, этот процесс начался не сейчас и не является свидетельством невежества нынешнего поколения священнослужителей. Мы знаем, что еще в древности была уничтожена масса икон и росписей, когда неуемные настоятели, стремясь обновить церковь к приезду архиерея, показать ему товар лицом, были готовы замазать или наоборот поярче раскрасить любую древнею святыню, не понимая, что наносят тем самым непоправимый вред истинному шедевру.
Самый яркий для меня пример: в XVIII веке один архимандрит приказал сбить все росписи в Спасском Соборе Андроникова монастыря в Москве. Этот церковный функционер решил поновить храм к приезду архиерея и, не зная как стирать грязь и копоть со стен, просто сбил штукатурку вместе с росписями.
А ведь этот собор был построен по повелению митрополита Московского Алексия, по благословению преподобного Сергия Радонежского, при участии преподобного Андрея Рублева и через двадцать с лишним лет им же расписан. Это был последний шедевр, последняя работа великого иконописца. Мы утратили земное Небо.
Вот для того, чтобы больше нигде и никогда нам не пришлось утратить земное Небо, утратить дар Божий – храмы, где мы можем чувствовать себя, как на небесах, мы и будем создавать службу древлехранительства, оберегая наследие наших великих предков.