2 декабря 1804 года генерал Наполеон Бонапарт был коронован как император Наполеон Первый. Так выполнялся план этого человека по переустройству мира – не на старый монархический лад, но и не на революционный, в котором не было места королям и церковным обрядам.
Напомню, что собор Парижской Богоматери при якобинцах был перекроен в храм Разума. А Наполеон там короновался уже почти как «добрый католик». Почти! Потому что своеволие «великого человека» ощущалось в каждом жесте. Как и преклонение перед вполне языческими традициями Рима (правда, Наполеон был далеко не первым поклонником эстетики цезарей в католической Европе).
До коронации он был первым консулом Франции и первым полководцем Западной Европы. Титулы и почести добывал огнём артиллерии и напором кавалерии. Сенат предложил ему принять титул императора. Генерал Бонапарт милостиво согласился: он уже достиг безграничной власти в своей стране, пора бы подтвердить её громким титулом.
К началу декабря город причудливо разукрасили. Повсюду полыхали флаги и факелы. Вельможи вспоминали, листая летописи, как короновали Карла Великого – и дополняли церемониал всё новыми и новыми нюансами. Парижские и итальянские ювелиры выковали копию потерянной в революционной суматохе короны Карла Великого. А заодно, выполняя волю первого консула, создали золотой лавровый венок в римском стиле.
Но вот вам особенность, в которой – размашистая манера Бонапарта. Карл Великий короновался в Риме, а Наполеон потребовал, чтобы Римский папа прибыл в Париж. Он восхищался исторической ролью Рима, но считал, что в 19 веке Париж вполне может претендовать на роль города, в который ведут все дороги.
Портрет Наполеона I, Энгр, 1806
И вот восьмёрка лошадей доставила роскошную карету к храму. Наполеон и Жозефина в золочёной парче прошествовали на глазах экзальтированной публики. На плечах будущего императора – мантия с горностаем, которую поддерживала четвёрка солидных сановников.
…И вот в соборе появился папа Римский – Пий VII. Он вовсе не был поклонником Наполеона, но не мог противостоять большим батальонам. Бонапартий его «взял силой». В кульминационный момент, когда папа произнёс: «Императорскую корону получает…», Наполеон остановил его властным жестом. И собственноручно возложил корону на себя и на Жозефину. Папа смиренно продолжил таинство. Что это – пример человеческой гордыни?
Это событие лучше всего представить под музыку Бетховена – скажем, под звуки Третьей симфонии, которую композитор писал как раз в те месяцы и посвятил Наполеону, который в те дни был для Бетховена идеалом героя. Правда, реставрацию монархии Бетховен не приветствовал и начинал разочаровываться в своём кумире.
А ещё необходимо, чтобы перед глазами стояла картина Давида, которая нравилась Наполеону. Художник залюбовался Наполеоном, коронующим Жозефину. Картина производит впечатление – как золото на бархате. А портрет Энгра – апофеоз наполеоновского культа. Человек, завоевавший корону, взлетает ещё выше, чем потомственный монарх.
Жак Луи Давид. Посвящение императора Наполеона I и коронование императрицы Жозефины
в соборе Парижской Богоматери 2 декабря 1804 года, 1806—1807
Старые республиканцы грустили. Столько крови пролито в борьбе с «королями» – и вот снова нужно кланяться великому монарху. «Быть генералом Бонапартом – и стать императором Наполеоном. Какое падение!», – повторяли они изречение одного журналиста.
Единственным, но и победительным гарантом наполеоновской власти была армия. Великая армия.
И ненавистники, и поклонники Французской революции едины в такой оценке: те события дали толчок развитию военной науки, карьере талантливых молодых полководцев, да и просто инициативных офицеров. Во всех сражениях с немцами и австрийцами проявилось это революционное преимущество.
Принять вызов у Франции могла только русская армия. Почему? Импульс петровских реформ оказался не менее сильным, чем революционная встряска. Россия превратилась в воинскую державу. Всё дворянство встало под ружьё. Да, Пётр Третий дал им лазейку, но вплоть до окончания наполеоновских войн правило балом воинское поколение дворян.
Молодой революционный генерал прославился на весь мир в 1796 году. Суворов тогда пребывал в ссылке, но старался следить за европейскими событиями. В одном из писем русский полководец тонко проанализировал саму суть Бонапарта:
«О, как шагает этот юный Бонапарт! Он герой, он чудо-богатырь, он колдун! Он побеждает и природу, и людей. Он обошел Альпы, как будто их и не было вовсе. Он спрятал в карман грозные их вершины, а войско свое затаил в правом рукаве своего мундира. Казалось, что неприятель тогда только замечал его солдат, когда он их устремлял, словно Юпитер свою молнию, сея всюду страх и поражая рассеянные толпы австрийцев и пьемонтцев.
О, как он шагает! Лишь только вступил на путь военачальства, как уж он разрубил Гордиев узел тактики. Не заботясь о числе, он везде нападает на неприятеля и разбивает его начисто. Ему ведома неодолимая сила натиска – более не надобно.
Сопротивники его будут упорствовать в вялой своей тактике, подчиненной перьям кабинетным, а у него военный совет в голове. В действиях свободен как воздух, которым дышит. Он движет полки свои, бьется и побеждает по воле своей! Вот мое заключение: пока генерал Бонапарт будет сохранять присутствие духа, он будет победителем.
Великие таланты военные достались ему в удел. Но ежели, на несчастье свое, бросится он в вихрь политический, ежели изменит единству мысли, – он погибнет».
Так и случилось. Гений тактики соблазнился политическими почестями, проиграл собственной гордыне. Поразительно, что Суворов угадал возможность такого падения задолго до коронации.
В 1812-м в России зародилась традиция демонизации Наполеона. Грабительские, даже святотатственные повадки захватчиков давали к этому повод. Но постараемся трезво разобраться в Наполеоне, осмыслить его политическое наследие.
Мог ли он стать партнёром России? Непростой вопрос. Просвещённые французы относились к нашей стране свысока. А наш царь не мог сочувствовать выдвиженцу революционеров. Да и давние торгово-политические связи с Британией имели значение.
Кроме того, к 1804-му году никто не сомневался, что Наполеон стремится к мировой гегемонии, к единоличной власти над миром. Ни Александр Павлович, ни любой другой император Всероссийский на вторые роли при парижском цезаре согласиться не мог.
Что дальше? Попытка перекроить политическую карту мира, изменить внешнеполитические традиции, смазать карту будня. Поход в Россию, который Наполеон не считал своей главной целью, обернулся катастрофой, за которой последовала война на уничтожение, в которой «великий человек» оказался обречённым на поражение.
Можно сколько угодно гадать – как сложились бы судьбы России и Европы, если бы удержался союз Наполеона с Павлом или Александром. Двум великим воинским державам тесно оказалось на континенте, да и Британия подталкивала Россию к прямому противостоянию с Бонапартием.
Но повода к началу войны Александр не подавал! И наступление Великой армии на Восток в июне 1812-го Наполеон мотивировал натянутыми, недостаточно основательными претензиями к Российской империи. И погубил свою империю, хотя и после побега из заснеженной России сопротивлялся ещё почти полтора года, демонстрируя чудеса полководческой воли.
Важным фактором стала и решимость русского императора сражаться с империей Наполеона до конца. Во время ста дней у них снова возник повод стать союзниками: Наполеон послал Александру бумагу, компрометирующую других вождей антинаполеоновской коалиции. Они вместе с Талейраном заключили тайный военный союз против России. Австрийцы и англичане готовы были в спину ударить тем, кто спас их от порабощения. Ведь именно русский солдат нёс главные тяготы кампаний 1813 и 1814-го. Не было ни одного крупного сражения, в котором среди павших русских было меньше половины…
А они – эти благодарные европейцы – уже готовили удар по Русской армии. Александр предпочёл не обращать внимания на это известие. Он не наказал союзников за коварство – просто с ещё большим презрением стал относиться к Талейрану и Меттерниху.
Как император и полководец, Наполеон погиб. Как больной, издёрганный, во всём разочарованный человек – доживал на острове Святой Елены. И всё-таки ему удалось многое. Он приспособил завоевания революции для обывателя, для будущего Европы. Кодекс Наполеона завоёвывал новые высоты и после отстранения императора.
Наполеон Бонапарт после отречения во дворце Фонтенбло. Деларош (1845)
Радикализм Французской революции не мог утвердиться надолго: страна занималась самоуничтожением. Наполеон сгладил углы, прекратил, например, гонения на Церковь, которые при якобинцах превратились в войну на уничтожение.
Конечно, он, сын века Просвещения и раб собственного честолюбия, воспринимал веру утилитарно. За проповедь идеи сверхчеловека Наполеона считали воплощением дьявола – и не беспричинно. Правда, многие монархи прежних, былинных времён, усердно посещавшие Храм и не забывавшие считать себя Помазанниками Божьими, отдавали все силы возвеличиванию собственного «Я» не менее рьяно, чем Наполеон. Он просто отбросил условности – да и как иначе в послереволюционные годы?
Известно одно из наполеоновских изречений: «Без религии человек может лишь брести в темноте; и католическая религия – единственная, которая дает человеку истинное и непогрешимое объяснение его сущности и предназначения. Общество без религии подобно кораблю без компаса».
Правда, сказано это было, чтобы переманить на свою сторону влиятельное миланское духовенство, с которым Наполеон подчас обращался непочтительно. И всё-таки от якобинских перекосов французских христиан спас именно Наполеон – неисправимый гордец и авантюрист, показавший миру такую силушку, что до сих пор мы вспоминаем его ежедневно.
