История с убийством английского солдата в Лондонском Районе Вулидж широко обсуждалась и в английском, и в нашем интернете. Двое исламистов среди бела дня совершили наезд на барабанщика 2-го батальона Королевского стрелкового полка Ли Ригби. Сбив его машиной, они вышли и искромсали его ножами, после чего объявили, что это преступление — месть за обиды, нанесенные мусульманам английскими военными в Афганистане.
Мусульманские религиозные деятели осудили это убийство, политики заверили в том, что террористам не удастся разрушить единство британского общества, английские националисты подрались с полицией и кое-где попытались атаковать мечети, какого-то англичанина замели за разжигание ненависти в фейсбуке (да, да, у них там тоже есть своя 282-статья) — в общем, все выступили в своем репертуаре.
Комментарии у нас касались погибели Европы и наших собственных пугающих перспектив в связи с неконтролируемой миграцией, и мрачной иронии истории, проявившейся в том, что за пару дней до этого один английский городок запретил использование традиционного «Флага Святого Георгия», чтобы «не оскорблять мусульман».
Все это тоже довольно предсказуемо, поэтому хочется сказать о другом. Британская пресса сообщает о несколько необычной реакции одной женщины.
Ингрид Лойау-Кеннет, мать двоих детей, выйдя из автобуса номер 53, увидела молодого человека, лежащего на асфальте. Она тут же подошла, чтобы помочь. Как она потом рассказала, «Я взяла его руку, чтобы пощупать его пульс. На тротуаре было много крови — там, где его тащили и кровь лилась из него. Внезапно озлобленный чернокожий парень подошел ко мне и сказал: «Убирайся от тела! Не трогай его!» Я подняла глаза и увидела его окровавленные руки, окровавленный револьвер, мясницкий нож и разделочный тесак. Так, дела плохи — подумала я»
Поговорив с первым из убийц, она обратилась к второму — «не хочет ли он сесть и отдать ей то, что он держит в руке» Она оставалась с солдатом, хотя одна из прохожих советовала ей уйти — «Я сказала ей, что я никуда не пойду. Пока не прибыла скорая помощь, я останусь. Он уже знает меня; он знает, что я спокойна. Мне не страшно…»
Сама Ингрид объясняет свое поведение тем, что она, католичка, должна была поступать сообразно своей вере: «Я христианка. Я верю, что мы должны заботиться друг о друге».
Это настолько необычная реакция, что в этом чувствуется прорыв какой-то иной реальности. В самом деле, большинство из нас увидели бы тут только две опции — бить или бежать. Геройски вступить в драку со злодеями или благоразумно предоставить это вооруженным и подготовленным профессионалам, которые вот-вот прибудут на место. Вообще, выбор, который видели абсолютное большинство комментаторов и в нашем, и в английском интернете — это выбор между агрессией и трусостью. Либо «как следует вломить им» (исламистам, мусульманам вообще, иммигрантам, небелым и т. д.) либо трусливо убегать, прятать голову в песок, и настойчиво взывать ко всем «голубчики, не рассердите». Понятно, что все бурно выступают за первый вариант.
И вот Ингрид не бежит — ее поступок какой угодно, но не трусливый. Я сильно сомневаюсь, что мне хватило бы мужества поступить так же. Но она и не бьет. Она не хнычет и не скрежещет зубами — она пытается сделать в этой ситуации то добро, которое возможно. Помочь раненому, побыть с умирающим — ведь может быть, он еще жив и ему еще важно, чтобы кто-то был с ним в последние минуты жизни.
Террористы ожидают от людей поведения очень испуганных животных. Испуганное животное иногда дерется, иногда бежит, иногда принимает позу покорности. Не делать ни того, ни другого, ни третьего, а поступать по-человечески, как это правильно перед Богом — это опция, которая иногда выглядит просто отключенной. Но, на самом деле, так можно поступать — и некоторые поступают.
Мы редко оказываемся в