Протоиерей Алексий Уминский: Мы с тобой одной крови
Журналист Ксения Лученко открыла встречу вопросом: как родилось название книги «Мы с тобой одной крови»? Оно цепляет. В нем есть и провокация, и отсыл к «Маугли» Киплинга.
Протоиерей Алексий Уминский: В свое время приступил ко мне Георгий Михайлович Гупало: надо что-то такое для книги придумать, броскую фразу, что-то значимое, с точки зрения привлечения интереса к книге. А я буквально за десять минут до этого послушал песню Гребенщикова «Северный цвет». Там эти замечательные слова «Мы с тобой одной крови» повторяются в каком-то особенном контексте, мне кажется, уже не просто в киплинговском, а в таком евангельском, даже евхаристическом.
Это прежде всего обращение к читателю.
Ксения Лученко: В книге собраны интервью, колонки, устные высказывания – и какие-то более структурированные тексты. В чем цельность книги?
Протоиерей Алексий Уминский: Мне в голову не приходит читать собственные книги! Я просматриваю их в момент подготовки текста, соглашаюсь или не соглашаюсь с какой-то редактурой, думаю о том, что еще могло бы войти.
Я как автор не сажусь и не пишу, нет у меня такого стремления: сесть в тишине в библиотеке или в кабинете, включить настольную лампу, взять в руки перо, которое начнет тянуться к бумаге. У меня нет ни одного написанного текста, хоть это и не специально так получается.
Ксения Лученко: Журналисты «Правмира» и редакторы этой книги в издательстве немного ваши соавторы?
Протоиерей Алексий Уминский: Без всякого сомнения. Все вопрошающие – соавторы этой книги.
Ксения Лученко
Ксения Лученко: Журналисты «Правмира» вас часто просят давать комментарии по самым разным вопросам, я знаю, что вы не всегда довольны тем, что вас дергают. В итоге из этого получаются очень хорошие тексты. Как мне кажется, чем меньше вы довольны вопросами, тем интереснее потом получается текст. Расскажите про опыт сотрудничества с «Правмиром» через преодоление?
Протоиерей Алексий Уминский: «Правмир» в моем представлении – по-настоящему честная, живая, открытая и искренняя площадка для обсуждения самых актуальных вопросов. Что еще хочется сказать о «Правмире»? Это профессионализм, который за это десятилетие совершенно четко определился. Это тот ресурс, который работает на уровне самых крутых журналистских ресурсов, наполняющих информационное пространство. С точки зрения церковной, он является по-настоящему единственно свободным ресурсом. В каком смысле свободным? Неподотчетным, без оглядки на начальство, без испуганно-командного голоса. Это совершенно то, что Церкви всегда было необходимо, и такой ресурс в нашей Церкви появился. Я всегда рад с ним сотрудничать. Я думаю, не только я один, а очень многие.
Александр Архангельский: С любовью можно говорить вещи и довольно страшные
Писатель и телеведущий Александр Архангельский: Всякая книжка отца Алексия – всегда радость. В мире, где радости не так много, всякая дополнительная радость – уже хорошо. Его тексты действительно не написанные – но они продуманные. Всякое его высказывание рифмуется с предшествующим и с последующим, как положено в нормальных, правильно структурированных мозгах. Любая реплика – не просто реакция на заданный вопрос, а продолжение мысли, начатой не вчера, и мысли, которая не завтра будет додумана. Это процесс, мы внутрь этого процесса погружаемся. Это такая, если хотите, купель, во льду прорубленная. Вокруг лед, а тут – ныряйте, всякий раз вы попадаете в ту же самую живую воду.
Отца Алексия кто-то иногда называет церковным либералом. Нет ничего более глупого, чем определять его по какому-то партийно-идеологическому признаку. Там нет ни либерализма, ни антилиберализма, ни консерватизма. Вернее, и консерватизм, и либерализм есть в той мере, в какой христианство выше любых идеологических рамок, в какой оно – о самом главном. Там, где нужно быть консерватором, для того чтобы прийти к истине – нужно быть консерватором. Где нужно быть либералом, для того чтобы прийти к истине – нужно быть либералом. Это удивительное свойство самого отца Алексия и его книг.
Проповеди отца Алексия о самом главном, без скидок на сентиментальность – они не сентиментальны. Бывает, что добрый священник произносит проповеди, но они не добрые – они сентиментальные. А отец Алексий, будучи, с одной стороны, очень добрым человеком, с другой стороны, честным христианином, говорит с нами честно и с любовью. С любовью можно говорить и вещи довольно страшные. Он говорит в проповедях о смерти, и о страдании. Без всякого розового сиропа, но когда ты вместе с ним проходишь этот отрезок его духовного размышления – ты выходишь из него, преодолевая ужас, который неизбежен по пути.
Самое главное всегда самое страшное, но нас не оставляют в этом страшном и не прячут нас от него, нас проводят за руку и выводят в ту точку, где вечный свет.
Александр Архангельский
Протоиерей Федор Бородин: С христианством нельзя жить спокойно
Есть высказывание одного древнего святого отца, мне кажется, которое каждый из нас должен себе всё время напоминать, оно такое: если не скажет человек в сердце своем: «Есть только Бог и я», не может спастись (в разных вариантах, донесенных в разных патериках). Речь идет о личном предстоянии человека Богу – то, что когда-то нам открылось, как удивительная красота Евангелия. Вот оказывается, что сохранить это в течение христианской жизни мы должны, но мы совершенно не умеем. Евангельская жизнь – она такая, как уголь, ее нельзя держать в руках – горячо, нельзя положить в карман – она прожжет, ее вообще никуда не денешь, с ней очень трудно. А мы осваиваем какое-то внешнее пространство церковной жизни. Развиваясь экстенсивно, интенсивно развиваться не хотим.
Это и моя личная беда. Священник тоже, из года в год служа, произносит те же слова у того же престола, ничего нового не происходит. И это такая западня для нас как для христиан – успокоиться, решить, что всё хорошо. Приходится постоянно себя будить, если ты не хочешь, чтобы тебя Господь будил. Как человека, который в обморочном состоянии находится, привести в себя? Надо отхлестать его по щекам. Вот если сам этого не делаешь, Господу приходится это делать.
Мы это не очень хорошо умеем делать. А вот у отца Алексия есть такая харизма. Очень разные служения Церкви описаны у апостола Павла в перечислениях, но все служения Церкви имеют дар Духа Святаго, во всех нет служения без харизмы. И вот мне кажется, что у отца Алексия как раз вот этот дар такой Святаго Духа, приводить человека в чувство.
Вся эта книга о том, что христианство – это огонь, о том, что с ним невозможно жить спокойно, нельзя разрешить себе заснуть. Для меня очень важны книги отца Алексия как для духовника, священника и христианина. Когда я видел, что человек, много лет живя церковной жизнью, уперся в какой-то тупик, я ему давал читать «Тайну покаяния» отца Алексия. Я говорил: «Прочитай эту книгу, это тебя точно разбудит». Действительно, очень многих это будило.
Для меня отец Алексий не просто друг, не просто сосед, не просто руководитель прекрасного прихода. У него какое-то такое, даже не побоюсь этого слова, общецерковное служение – будить, возвращать к этой настоящей христианской жизни. Большое спасибо, отец Алексий, ты, говоря, что думаешь, иногда рискуешь, и это такая смелость христианская, и нам она очень помогает.
Протоиерей Федор Бородин
Протоиерей Алексий Уминский: Мне кажется, что христианство – оно само по себе всегда риск. И жить по-христиански – это всегда риск, и не бояться услышать волю Божию – это риск. Вдруг захотеть жить по Евангелию – это огромный риск.
Я всё время вспоминаю твой рассказ про одну старую прихожанку, еврейку, которая хотела у тебя креститься, и ты ее долго готовил, и вот она прочла много-много разных книг, потом пришла к тебе в недоумении, принесла эту большую пачку книг, положив ее перед тобой, и положила рядом Евангелие. И с ужасом спросила тебя: «А скажите, батюшка, а что вообще-то главное: вот это или вот это?» И отец Федор сказал про Евангелие: «Конечно, вот это». «Слава Тебе, Господи», – сказала она и крестилась.
Я эту историю всегда прекрасно помню, потому что это действительно о том, как мы сегодня живем: как мы живем, не рискуя ничем. У нас огромное количество справочников, как можно прожить по-христиански, не рискуя. Огромное количество методик, огромное количество в том числе святоотеческих поучений есть, святитель Игнатий (Брянчанинов), который нас бережет от прелести очень серьезно. Настолько, что можно оказаться вообще в теплохладном состоянии. У нас масса поучений старцев, которые говорят, что можно, что нельзя – есть книги, в которых «1400 ответов священника на все вопросы жизни».
То есть всё можно узнать, на все вопросы получить заранее ответы и жить, совершенно не рискуя. А вот есть Евангелие, которое когда открываешь, невозможно не испугаться. Это тот самый огонь, который в карман никак не положишь. Им можно только обжечься и зажечься. Так что я думаю, что жить, не рискуя, христианин не может, это каждого касается из нас.
«Батюшка, подскажите, как…»
Ксения Лученко: Чем хороши вот такие книги, которые собраны из вопросов журналистов, вопросов, поступивших на сайт, ответов на них, – они действительно показывают, что волнует людей, эти вопросы рождаются в интерактиве, там есть обратная связь. В книге очень хорошо подобраны тематические разделы: «Христос», «Церковь», «Человек», «Семья», «Политика и общество» и «Проповеди» как приложение. В большинстве вопросов священнику, которые задают и просто прихожане, и журналисты, меня настораживает то, что половина из них начинаются со слова «как». «Батюшка, подскажите, как…» Как нам жить, как нам делать то, как нам делать это. Люди хотят получать готовые рецепты и они хотят от вас получать какую-то матрицу поведения. Вы как раз даете людям выбор, одновременно и подсказываете, и не навязываете свою волю. Вот как у вас это получается?
– Это вопрос… и опять «как». Вот знаете, мне очень часто на очень многие вопросы нечего ответить. Так должно быть у всех священников: на массу вопросов мы ответов не знаем. И очень плохо, когда священник знает ответы на все вопросы, – это просто катастрофа.
Когда на все вопросы есть ответы, когда все мы знаем «как», и что это «как» должно действовать во всех случаях жизни, для каждого человека, для всех времен и народов. Нет таких ответов, потому что жизнь каждого человека – она не похожа на жизнь другого человека, и воля Божия о каждом из нас является сокровенной тайной каждого из нас. Мне кажется, задача для христианина основная – познать о себе волю Божию.
Причем познать ее не в поездках к старцам каким-то, не в вопросах на станцию «Радонеж», не в вопросах отцу Алексию – а каким-то вот внутренним горячим желанием ее узнать. Потому что это одно из самых главных стремлений в жизни человека – желать знать о себе волю Божию, желать знать о себе тот Промысел Божий, тот замысел Божий, который Господь знает только о тебе, потому что ты и Он – это вот особенные отношения.
И то, что Господь знает о тебе, – совсем не то, что Он знает вот об отце Федоре, о Ксении, о каждом из нас. Это есть что-то такое удивительное и неизреченное, что для человека это должно стать его одной из самых главных христианских задач: не испугаться знать о себе волю Божию, захотеть знать о себе волю Божию и вопрошать эту волю Божию постоянно сердцем своим, быть на нее готовым. И Господь ведь тоже этого, мне кажется, хочет от нас, потому что это заложено в молитве, которую Он нам даровал: чтобы мы вопрошали ежедневно «Да будет воля Твоя», чтобы это было не просто каким-то проходным словом – молитва, которую мы читаем перед тем, чтобы сесть за стол и пообедать, а с тем, чтобы это было содержанием нашей жизни.
Поэтому можно вообще ничего не знать о том, как правильно себя вести в церкви, куда свечку перед какой иконой ставить, как правильно поститься или как готовиться к исповеди. Всего этого можно не знать, если человек поставил себя в это положение перед Богом: горячо узнать волю Божию. И он обязательно ее узнает. Авва Дорофей говорит о том, что даже младенец, если захочет узнать волю Божию, он ее обязательно узнает. Поэтому здесь нет никакой тайны от нас, воля Божия не является тайной, не является секретом, не надо ездить за тридевять земель, чтобы узнать о себе волю Божию – надо просто этого очень и очень хотеть. Вот и всё.
Ксения Лученко и протоиерей Алексий Уминский
Сергей Чапнин, ответственный редактор «Журнала Московской Патриархии»: Готовность говорить и способность говорить
– Я хочу поздравить отца Алексия с очередной книгой – уже на второй десяток перевалило, видимо. Мне кажется, что очень важно, чтобы помимо самых разных книг, которые даже можно встретить и на книжных полках в соседнем зале, всегда звучала такая живая речь с размышлением. Навык размышлять вслух… отец Федор произнес слово «риск» – собственно, риск у нас сейчас связан просто с самой способностью и готовностью размышлять вслух. С одной стороны, это вроде бы и понятно, а с другой стороны, а как же мы без этого?.. Если представить, что мы должны жить без готовности размышлять вслух и делиться своими мыслями с каким-то сообществом, которое хочет и может тебя услышать.
Этот вызов на сегодняшний день, мне кажется, принять готовы немногие. Кроме готовности принять, конечно, должен быть еще и талант, чтобы этот свой ответ сформулировать. Мне кажется, в отце Алексии как-то очень хорошо, органично, живо и на удивление весело соединяются готовность говорить и способность говорить. Я думаю, что будет еще много книжек, потому что отец Алексий вошел в такое состояние, когда книжка – это такой модус существования. Ну как себе можно представить отца Алексия без новой книжки в новом году? Невозможно.
(реплика) Как новый Джеймс Бонд!
– Ну да, многосерийный фильм про отца Алексия, конечно, будем смотреть и дальше. И очень важно, что то, что бисером рассыпано по интернет-страницам, собирается под одной обложкой. Хорошо, что есть интернет, но еще лучше, что есть книги, которые всё еще печатаются на бумаге.
Сергей Чапнин
Нина Переслегина, издательство «Даръ», редактор книги «Мы с тобой одной крови»: Книги, которые ведут людей
– Нашему издательству выпала огромная честь издавать книгу отца Алексия. Когда Георгий Михайлович уговорил отца Алексия, мы, конечно, были счастливы. Нам было ужасно приятно работать совместно с отцом Алексием над этой книгой, было легко, радостно, это действительно нас приподнимало.
Мы издаем православные книги и работаем с православной аудиторией, и испытываем те же, наверное, проблемы и искушения, что и любое православное издательство. Запросы аудитории не всегда отвечают нашим чаяниям. Есть, например, святые отцы, которых как-то все традиционно хотят читать, а вот современных авторов не всегда. Как уже об этом говорили предыдущие выступающие, все хотят какие-то рецепты на все случаи жизни. А вот таких книжек, которые людей приподнимают над этой жизнью и заставляют самих что-то осознавать, осмысливать – их мало. К сожалению, и аудитория этих книжек, наверное, не так велика и не все издатели стремятся такие книжки издавать. Но мы всё-таки стремимся к тому, чтобы у нас такие книжки были, поэтому очень надеемся, что нам выпадет честь издавать и следующую книжку отца Алексия.
(реплика) Ну, вы должны будете войти в серьезную конкуренцию с издательством «Никея»…
– Мы надеемся, что, может быть, у нас какие-то бонусы будут!
Спасибо всем, кто пришел, потому что видно, что этот зал уже нас не вмещает. Может быть, следующие встречи с отцом Алексием мы будем проводить в огромных залах. А может быть, наоборот, это хорошо, что мы все не смогли сесть, потому что это всё-таки создает такую особую атмосферу, потому что видно, что наши читатели всё еще с нами и ждут новых книжек отца Алексия и вообще новых замечательных книжек, которые будут их куда-то вести.
Нина Переслегина
Вопросы из зала
– Добрый день, меня зовут Светлана. Вы только что говорили про волю Божию, что хорошо, когда человек жаждет ее узнать. Но вот в то же время я по себе, наверное, могу сказать, что бывает очень часто очень большой страх узнать волю Божию: страх перед тем, что это окажется что-то совершенно неожиданное или что-то не то, что хочется. Что бы вы сказали человеку, который боится вот в такой ситуации?
Протоиерей Алексий Уминский: Мне кажется, что вот пастырское участие в таких разговорах – очень важное. Мне приходится с людьми разговаривать иногда по поводу евангельских текстов, и меня часто удивляет, как по-разному люди для себя открывают благую весть Христову. Для кого-то это часть ежедневного молитвенного правила, и не более того: то есть люди читают утренние молитвы, вечерние молитвы, главу Евангелия, две главы из Апостола.
И всё.
Не более того. Это прочитывается не очень осознанно, как и утренние и вечерние молитвы. Вспомните: сколько раз мы просим о воле Божией? Не замечали? Каждая молитва практически об этом, начиная с молитвы «Отче наш», «От сна восстав, благодарю Тя, Святая Троице», четыре молитвы Макария Великого и так далее. Но мы можем этого не заметить – например, вы же не помните этого совсем, да?
Так же можно не заметить и прочитанное Евангелие в течение всей своей жизни. А кто-то открывает Евангелие, читает его, и вот я спрашиваю: «А о чем Евангелие, как вам кажется?» Человек говорит: «Как о чем? О чудесах. О том, что Христос приходит в мир, чтобы творить чудеса. Ну чудо сотворит, кого-то там накормить хлебами, кого-то там исцелить, кого-то воскресить из мертвых, по воде пройтись, ну как-то так».
Для меня это прямо какое-то удивление, думаю: «Неужели о чудесах?» Ведь на самом деле можно по пальцам перечесть, сколько чудес совершает Христос в Евангелии в течение всей своей жизни, Он – Бог Истины, Он не какой-то там просто Николай Чудотворец, у которого в житии сколько чудес приводится. У Христа, конечно, гораздо меньше чудес, чем у среднестатистического святого в жизнеописании. Ну так ведь или нет? О чем Евангелие? А вот Евангелие вот об этом – о воле.
Понимаете, оно всё описывает волю Божию: волю Божию о мире, волю Божию о человеке, волю Божию о каждом из нас. И более того, Христос очень часто повторяет Своим ученикам и людям, Его окружающим, такое слово: «Не бойся». Не бойся – вот я вам тоже хочу это слово повторить.
Протоиерей Федор Бородин: Угадывание воли Божией превратилось в такую игру для очень многих людей: надо поехать к старцу и понять, надо мне жениться на этой девушке, есть ли на то воля Божия? Есть ли мне воля Божия идти туда на работу или нет? Мне кажется, это очень неправильно. Во-первых, все не могут окормляться у старцев, даже если им заранее видно, что с человеком будет. А во-вторых, мне кажется очень важным, что когда мы говорим о том, что свободная воля человека есть неотъемлемая часть его образа Бога, то Бог это любит, понимает и уважает. Это происходит каждый день.
Важно, что ты сам выбираешь. И Бог будет с этим выбором твоим считаться, и Его воля Божия будет только о том, чтобы ты с ней построил христианскую семью. А выбирать ты должен сам, и нести за это ответственность, и строить – и так очень во многом. Воля Божия, чтоб мы жили по-христиански, а спрашивать у священника про житейские вопросы всё время… Лечить зубы или нет, менять квартиру туда-то или нет – это совершенно не вопросы священнику. И вообще, человек – это так много! То, что я, вы – мы образы Божии, это вообще дороже всего мира в очах Божиих, зачем нам разменивать эту свободу на игру, на какой-то постоянный поиск? Вот не надо, не надо себя ронять! Человек – это великое творение Божие, зачем это терять? А воля Божия – просто чтобы мы попали в Царство Небесное и жили достойно этого. Как это воплощать в жизнь – надо самим учиться распознавать.
Протоиерей Алексий Уминский: В добавление еще такое слово: человек почему-то катастрофически боится ошибаться. Почему? А что такого, если мы ошибемся? А что случится, если в нашем поиске Бога мы споткнемся, мы заблудимся? Это же совершенно нормально – Господь абсолютно дает нам возможность вот быть тем, кем мы есть. Он совершенно легко смотрит на нас ошибающихся.
Вот эта притча о том, как Господь раздает таланты разным людям – притча о колоссальном риске (опять это слово употребим), в который он ввергает этих людей: одному дает пять талантов, другому два таланта, третьему один талант – огромные суммы денег. И просит их в дело употребить, то есть обычная финансовая операция: вот тебе дали деньги, иди, пожалуйста, распорядись этими деньгами, получи с них прибыль и верни. А вдруг я ошибусь! – думает один из этих трех. А вдруг у меня не получится, а вдруг меня обманут, а вдруг я потеряю эти деньги, а вдруг я вложу не в тот банк, а вдруг будет дефолт, а вдруг будет… Лучше я их положу и спрячу, закопаю в землю и тем самым как бы уберегу себя от ответственности за свою собственную жизнь, уберегу себя от ответственности за ошибку, уберегу себя от любой ответственности за действия в этом мире. А что другим – у них всё в порядке? Они так же могут ошибиться, они так же могут потерять эти деньги, они могут всё спустить, они могут прийти и сказать: «Я вот Твои деньги профукал, нет у меня этих денег. Но я старался».
Ну как мы это делаем? Мы всё время этими талантами распоряжаемся по-разному. Но один оказался подсуден, а другие оказались оправданы. Это что, значит, что они безошибочно поступают в этой жизни? Это значит, что у них нет права на ошибку или что у них всё всегда складывается хорошо? Это ровно ничего не значит. Это значит, что надо действовать и не бояться – даже если ты ошибешься, надо действовать. А когда ты будешь действовать, ты будешь всё время идти вперед и тем самым ты будешь по воле Божией поступать, потому что воля Божия не в том, чтобы ты закапывал эти вещи, а в том, чтобы ты действовал.
– Как полюбить Бога без потуг, напряжения, когда оно неестественно и после него, как правило, хочется расслабиться и падаешь еще ниже?
Протоиерей Федор Бородин: Знаете, я когда был маленьким, папа брал нас с сестрой и мы ездили на велосипедах по деревням Ярославской области. И однажды мы приехали в деревню на высокой песчаной горе, там был колодец, почти 40 метров глубиной, такой маленький квадратик неба внизу, крошечный. И вот папа мне сказал: «Федь, а ты представляешь, на несколько секунд в день дно этого колодца освещает солнце, и потом уходит – ровно в зените, такой он узкий и длинный». Вот я как христианин должен добиться того, чтобы самое дно моей души каждый день посещал Бог.
Мы все знаем, как это бывает. У нас у всех был опыт покаяния как полного выворачивания себя до конца – без остатка и без всякого лукавства, у нас у каждого был опыт настоящей молитвы до слез, мы все знаем, что такое Бог рядом, это хотя бы один раз было у каждого. А мы должны добиваться, чтобы это было каждый день.
«Седмерицею днем хвалих Тя», – Давид говорит. Вот это царь, у которого столько забот, он семь раз в день всё оставлял, уходил в покои задние, там падал на колени и восстанавливал свою связь с Богом. Вот это важно делать. Мы этого обычно не делаем, мы что-то внешне такое исполняем. И если это делать, то всё остальное начинает сверкать, наполняться смыслом, какой-то радостью удивительной, и наше христианство становится не потугами, не чем-то угнетающим, оно просто праздником становится. Просто сплошной радостью становится, когда мы себя к этому понуждаем.
Когда вот последний раз я читал утренние и вечерние молитвы, и это было до самой глубины? Простите, у меня это тоже бывает редко. Я себя не заставляю, я ленивый человек, понимаете? А должен. Но когда это есть, ведь после этого вообще всё преображается, всё сияет. Мы сами себя этого лишаем.
Протоиерей Алексий Уминский: Когда отец Федор сказал «отхлестать по щекам», наверное, имелось в виду приведение человека в чувство, когда он спит, а не пощечины, которые надо раздавать. Не в таком жестоком смысле этого слова, а привести в себя. Привести в себя, конечно, каждому из нас бывает не очень просто. Это действительно так, потому что всё в нас так или иначе стремится к какому-то засыпанию, умиранию, угасанию и так далее. И поэтому, конечно, наша христианская жизнь требует того, о чем говорит отец Федор – понуждения, с одной стороны. Но оно требует еще вот такого огня, в котором бы нуждался человек, оно требует еще какой-то сердечной тоски, какого-то постоянного чувства недостаточности, я бы так сказал. Потому что вряд ли человек будет себя понуждать на что-то просто из физкультурных соображений: из соображений воспитания в себе силы воли или дисциплины.
Поэтому здесь очень важно, чтобы человек в себе ощущал вот это – по-другому не могу сказать – такое состояние тоски внутренней по Богу, чувства не то что Богооставленности, совершенно не об этом идет речь, а вот такое «я по Тебе скучаю». Знаете, когда расстаются люди близкие, даже ненадолго, и вдруг сердце начинает как-то скучать – скучать по близкому, скучать по любимому, по ребенку, по сыну, по дочери, по папе, по маме. Вот так вот скучать – и здесь это вот чувство должно быть с нами, с христианами. Каждая встреча со Христом тогда становится настоящей радостью, настоящим каким-то озарением, событием в жизни.
Как причастие в жизни для человека, которого он не может не желать, к которому он не может не стремиться, которого он не может ждать. Даже исходя из того, что сама по себе дисциплина причащения Святых Христовых Таин превратилась именно в дисциплину, и нам приходится всерьез обсуждать на церковном уровне, как нам готовиться, по каким правилам готовиться, какие правила уже лишние, что из этих правил можно уже убрать, что можно облегчить, каким образом… Ну, это на самом деле признак-то того, чего быть не должно, что, конечно, сложилось в нашей Церкви столетиями, что причастие стало для человека чем-то сверхъестественным, чего он не жаждет сердцем, а что он воспринимает как необходимую свою обязанность, чтобы к этому долго-долго-долго идти, сверхмощно готовиться, потом взять какую-то высоту, взять планку и расслабиться после этого.
Мы, конечно, сегодня не обсуждаем этот документ о подготовке к причастию, это очень важно, потому что он всё-таки как бы дает людям по-другому взглянуть на свое отношение ко Христу через Таинство Причастия. Потому что у нас часто так бывает, что причащение Святых Христовых Тайн не связано в человеке с его встречей со Христом. Вы понимаете? Что причащение Святых Христовых Тайн – это вот приобщение к некой благодати, просто к благодати как к слову, которое живет уже своей собственной жизнью в нашей православной терминологии: которая будет тебя укреплять, которая будет тебя освящать, которая будет тебя исцелять, очищать, прощать твои грехи и так далее и тому подобное. Но никак не встреча с живым Христом.
И если человек не жаждет причастия ко встрече со Христом – что-то неправильно, что-то не то, что-то не так. И поэтому это всё должно быть соединено вместе, конечно. И тогда человек будет себя понуждать, и тогда человек будет как-то себя двигать к этой встрече, потому что нельзя прийти к этой встрече совершенно в разодранном состоянии, без собранной мысли, без какого-то концентрированного сердца.
Такое же отношение к аскетике, мне кажется, тоже совершенно трансформировавшееся в веках. Когда читаешь поучения святых отцов или аскетическую литературу, когда читаешь жития святых подвижников или, может быть, о недавнем монашеском опыте, который описан людьми, благочестивой жизнью жившими совсем недавно, складывается впечатление, что действительно ты начинаешь некие монашеские труды. Или когда ты мирянин, тогда ты просто пытаешься в меру своих сил подражать таким вещам, как молитва, пост, молитвенные правила, какое-то строгое отношение к себе, ограничения каких-то способов существования.
Ты перестаешь с кем-то общаться, читать какую-то литературу, смотреть на какие-то вещи, потому что ты должен заполнить всё пространство своей жизни только духовным. И тебе кажется, чем больше ты наращиваешь эти вещи, что, в конечном итоге, это должно тебя привести к тому, что ты, наконец-то, кого-то полюбишь. Ты будешь после этого любить Бога и любить ближнего, потому что самый главный вопрос, который люди задают – это как всё-таки, наконец-то, Бога полюбить. Ведь это же немыслимое задание, которое Господь дает человеку: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всею мыслию твоею, всем существом твоим, всей крепостью твоей, и ближнего, как самого себя. Это немыслимо. Ну как же можно полюбить Бога? Всё, что хотите, можно сделать. Заповеди можно исполнять, нести определенные аскетические подвиги, действительно быть достаточно аскетичным, очень суровым по отношению к себе. Можно делать дела милосердия, можно помогать ближнему, можно всё, что угодно делать.
А любить-то как?
Ведь мы же понимаем из опыта любви собственной, земной любви, что любовь так не рождается. Она как-то иначе с человеком происходит, что-то иное у него вдруг появляется, и он начинает любить. И поэтому, на самом деле, это всё ровно наоборот. Когда человек начинает любить, тогда он ради любимого готов на всё, ради любимой – ночи не спать, ничего не есть и не пить, всё на свете забыть, бросить свой дом, уйти в железных сапогах за тридевять земель. Понимаете, вот она, аскетика любви. Она идет не от того, что ты сначала исполняешь какие-то вещи внешние, а потом вдруг, наконец-то, ты становишься святым и начинаешь всех любить – всё ровно наоборот. А мы приучены к тому, что наши такие аскетические методики, я по-другому их назвать не могу, настроены на то, что нам прививается такая мысль, что через это человек и учится любить и Бога, и ближнего.
Это ровно наоборот. И когда мы начинаем идти этим путём, через какое-то время мы начинаем просто всех ненавидеть. Вот и всё. Вопрос о любви к Богу и к ближнему по-другому как-то решается. Он решается через Евангелие, прежде всего. Потому что когда ты читаешь… Даже я не могу сказать это слово «читаешь», потому что это больше, чем читаешь Евангелие. Когда ты открываешь для себя Евангелие, когда через Евангелие ты слышишь обращенное к тебе слово Божие, вот в этот самый момент твое сердце загорается любовью к Нему. Может быть, только еще совсем маленькой любовью к Нему, но оно загорается. И этот огонечек никак нельзя потерять, его никак нельзя в себе не заметить, его никак нельзя забыть.
Его легко заменить на эти самые упражнения и всего лишиться, так легко. Причем, будучи в самом центре, как тебе кажется, церковной христианской жизни, но быть при этом бесплодным. Поэтому любовь – это начало, и продолжение, и конец. А всё остальное – это приложение к нему. Например, аскетика.
И здесь я вспоминаю замечательную историю про старца Порфирия. К старцу приходит молодой монах и жалуется на то, что он не может научиться Иисусовой молитве. У нас много сейчас книг тоже издается прекрасных об опыте молитвы Иисусовой, целые трехтомники выходят, четырехтомники, там всё прекрасно описано из опыта святых отцов. Но только просто молитва по-другому, мне кажется, может в человеке вырасти. Этот монах старцу жалуется на то, что он не может научиться Иисусовой молитве никак. И старец ему приводит такую замечательную историю: «Помню, не так давно подходила девушка, подросток, ученица старших классов, и говорила: «Отче, не знаю, что мне делать, я в Никоса влюбилась, и где бы я ни находилась, у меня в сердце и в голове только: Никос, Никос, Никос. Я сижу, делаю уроки, а у меня Никос в голове и в сердце. Я иду по каким-то домашним заданиям в магазин или куда-то в сад, а у меня Никос, Никос. Я не могу ничего делать, я ничего не могу, у меня только Никос в моем сердце». Он говорит: «Вот видишь, как. Вот так и учись Иисусовой молитве».
– Отец Алексий, вы говорили, что не нужно бояться делать ошибок, что это хорошо и даже правильно…
Протоиерей Алексий Уминский: Нет, я не говорю, что делать ошибки – это хорошо и даже правильно. Делать ошибки неправильно, поэтому они и называются ошибками. Но представить себе, что мы можем прожить жизнь без ошибок, невозможно. И то, что Бог смотрит на нас как на безошибочные существа, это неправильно. И без меня это знаете.
– А если мы перестанем бояться впадать в ошибочное состояние, и оно будет наступать периодически, и потом, находясь в нем, мы просто умрем, в неправильном состоянии, что тогда?
Мы так и умрем, между прочим. Странно мы как-то о себе все думаем. Дело в том, что вот умрем мы в ошибочном состоянии, и что? А что, святые – это безошибочные люди? Мы прекрасно видим из жизни святых, какие иногда трагические ошибки в своей жизни совершали люди, прославленные Церковью. Как терпеть не мог святитель Кирилл Александрийский святителя Иоанна Златоуста и говорил, что если Иоанн во святых, то тогда Иуда в апостолах. Как ссорились Серапион Новгородский и Иосиф Волоцкий, отлучая друг друга от Церкви. Как огромное количество недоумений возникало между людьми, как гнал священномученик Серафим Чичагов преподобного Варсонофия Оптинского в свое время.
Масса вещей из истории Церкви, которая говорит о людях, как о людях, о святых, как о людях, которые не безупречны, которые не безошибочны, которые живут подобно нам, которые в своей траектории жизни выбрали путь ко Христу. И на этом пути ко Христу невозможно не ошибаться, потому что всякая наша ошибка оплачивается нашими слезами. Всякая наша ошибка – это молитва Богу, чтобы Он поднял нас с земли. Это путь ошибок, это путь покаяния, путь покаяния настоящего. Не той формы исповеди, которая сегодня подменила таинство покаяния через зачитывание списка грехов с тем, чтобы ни в коем случае ни за что не отвечать, чтобы всё время быть, так сказать, безупречным, чтобы чувствовать себя лишенным всякой ответственности за жизнь.
Да нет, покаяние – оно же не об этом. Покаяние – о том, что человек живет и не боится жить. Не боясь жить, он обязательно будет делать ошибки, потому что мы такие. И мы это о себе знаем. Но мы же знаем про Бога, мы же знаем про блудного сына, мы же знаем массу других историй, мы же знаем, как Христос рассказывает об этом нам. И почему-то в это мы не верим. И нам важно, чтобы наша исповедь всё время была таким перечислением этих мелких-мелких-мелких, абсолютно ничего не значащих вещей, которых и ошибкой-то не назовешь. Уж согрешить по-человечески не можем, понимаете?
– Вы говорили о том, что книга эта не совсем написана, и любопытно, как вы решили ее издать, или, может быть, какой замысел был у вас, когда вы разрозненные беседы, лекции решили объединить в одну книгу?
Протоиерей Алексий Уминский: Этот вопрос я переадресую издателю, потому что издать эту книгу решали они.
Нина Переслегина, издательство «Даръ»: Дело в том, что эта книжка вообще – не чисто издательский наш проект, а это совместный проект с порталом «Правмир», который долго зрел. Первая книжка – «От смерти к жизни», которая, наверно, тоже многим известна. А книга отца Алексия – это была практически вторая книжка, которая очень долго собиралась, очень долго вынашивалась.
Протоиерей Алексий Уминский: Именно потому, что отец Алексий – очень несобранный человек, она так долго собиралась! Я действительно так долго всё тянул, долго откладывал ответы на пятьсот писем, которые мне приходили, забывал о встречах и о звонках. К сожалению, это так и было!
Нина Переслегина, издательство «Даръ»: Может быть, от этого она получилась столь хороша! И, наверно, она получилась вовремя, может быть, как раз эта книжка будет какой-нибудь маленькой, а может быть, даже не очень маленькой каплей, которая поможет всем как-то приподняться над той агрессией, теми страхами, которые сейчас царят. Я считаю, что она очень своевременна, и я думаю, что она выдержит не одно издание. Хочется отметить, что она вышла где-то в начале сентября, сейчас у нас больше половины тиража уже нету, несмотря на все трудности, и сложности, и кризисы, которые происходят.
Ксения Лученко: Я тоже от «Правмира» скажу, что эта книга хороша тем, что она складывалась на протяжении нескольких лет. Это тексты такие, как вино, у многих из них есть выдержка. Изначально какие-то из этих текстов – реакции на сиюминутные вопросы журналистские…
Протоиерей Алексий Уминский: Многие тексты, которые в этой книге были заранее приготовлены, я решил не печатать, потому что их какая-то актуальность, она уже ушла.
Ксения Лученко: А с другой стороны, у некоторых появился другой контекст. Какие-то комментарии отец Алексий давал, казалось бы, совершенно ситуативно, и по каким-то инфоповодам. А оказалось, что если их немножко подредактировать, то они актуальны и в других обстоятельствах.
– Всегда интересно узнать про личный опыт. Как у вас на протяжении жизни менялось мировоззрение, ваш путь? Или хотя бы в какой-нибудь отдельный момент времени.
Протоиерей Алексий Уминский: Без всякого сомнения, менялось. Мировоззрение – не знаю. Может быть, можно назвать это и мировоззрением. Взгляд на себя, в том числе, менялся довольно активно. Я думаю, что это и отец Федор в себе помнит. И каждый из нас помнит то время, когда мы становились священниками, в общем, так мало готовыми к служению в те времена, совершенно новые тогда и непонятные, были воспитаны в основном на каких-то часто иллюзорных мифах о жизни. Даже не о Церкви, а о жизни, о человеке в том числе.
Я помню, я какое-то время ходил в кирзовых сапогах, в ватном подряснике, у меня была коса, я был как-то очень настроен на XIX век, потому что тогда всем нам он казался самым прекрасным временем. Мы тогда читали Шмелёва и других авторов, нам казалось, что нам надо всё время возрождать XIX век, и мы это активно делали.
Потом, всякая встреча с реальностью, конечно, меняет человека, который живет в иллюзиях. И по-разному меняет. Кого-то эта реальность отторгает, и он не хочет ее воспринимать, становится агрессивным по отношению к реальности и очень бережно свою иллюзию начинает охранять. А с кем-то случается наоборот: он встречается с реальностью – и какие-то лишние вещи отпадают.
Мне кажется, что мне повезло в том смысле, что реальность меня не сильно как-то напугала. Она, конечно, оказалась гораздо более страшной и неподъемной для меня, но потом всё как-то сложилось по милости Божьей, потому что меня всегда окружали очень любящие люди, очень доверчивые люди, люди, которые в течение долгого времени могли меня терпеть и терпят.
Вы знаете, иногда так бывает, что священник ошибается. В своем каком-то взгляде на человека, в каком-то своем слове, иногда довольно жестком, которое он говорит кому-то на исповеди, о чем-то поучает. А иногда бывает, что он скажет очень точные вещи. Такое тоже случается иногда. И тут такая тайна человеческой души: какому-то человеку скажешь точную про него вещь, а он от этого ответа шарахнется и уйдет от тебя, как-то сжавшись. А с кем-то бывает наоборот: ты скажешь человеку и ошибешься, а он останется, несмотря на это, и простит тебя, и как-то покроет, и всё равно будет тебя терпеть.
Из этого, собственно говоря, складывается священническая жизнь, потому что по молодости всё время думаешь, что ты говоришь вещи точные, вещи проверенные, вещи от отцов, вещи от некоего такого тысячелетнего опыта Церкви – и всё время мимо. Потому что не видишь перед собой человека. А в какой-то момент, когда ты начинаешь взрослеть, потому что реальность делает человека взрослым, ответственным, и видишь перед собой человека, тогда всё как-то складывается иначе. И это и меняет священника, это и меняет любого человека, который начинает жить в Церкви! Это реальная связь с людьми, это реальное желание быть вместе, это реальная какая-то удивительная вещь, «мы с тобой одной крови» она называется, когда человек это действительно чувствует и ощущает.
Ты можешь ошибиться о ком-то, можешь сказать что-то неправильно, можешь разозлиться и натопать ногами – и ровно ничего не произойдет, ничего не случится, ничего не порвется, потому что есть какие-то вещи, которые узнаны уже, и всё, и вы вместе. И поэтому путь священника и жизнь священника в общине постоянно меняет священника, благодаря тому, что есть люди, которые, окружая священника, его держат на себе, его меняют, его терпят, его любят, его поддерживают всё время. Это меняет человека, конечно, как и меня меняло и меняет.
– У вас есть какие-то не эталоны, а примеры, может быть, которые вы сами рекомендуете, авторы такие конкретные?
Протоиерей Алексий Уминский: Я всегда рекомендую то, что сам очень люблю читать и время от времени перечитываю. Прежде всего, это «Душеполезные поучения» аввы Дорофея, книга, которая, мне кажется, неисчерпаема в своей простоте, и мудрости, и в доброте какой-то удивительной среди всей аскетической литературы. Это «Поучения» Антония Великого из первого тома «Добротолюбия». Это Иоанн Кассиан Римлянин, это «Древний Патерик», это, я не могу прямо про всё сказать, но некоторые поучения Симеона Нового Богослова, очень яркие и по духу мне очень близкие.
Это книги протопресвитера Александра Шмемана, это книги Антония Сурожского. Я могу много перечислять. Замечательная книга католического богослова, аскета XII века Экхарта, которую я очень люблю. Это, конечно же, творения философские Кьеркегора, которые мне тоже очень близки. Многие книги Владимира Соловьёва и Бердяева. Я могу долго говорить! Вот такой круг, может быть, небольшой, но обозначенный.
– Как вы понимаете такое выражение как «послушание Церкви», и что это такое?
Протоиерей Алексий Уминский: Я хочу выразить собственное убеждение, что Церковь не говорит цитатами. И когда пытаются нас убедить, что та или иная цитата – это и есть голос Церкви… Нет, цитата – это цитата. И Церковь цитатами из святых отцов не говорит. Главный голос Церкви – это голос Христа в святом Его Евангелии и действие самой Церкви в веках в исполнении этого слова Божия. А отнюдь не в кружках по интересам, хотя кружки по интересам – дело замечательное, в этом нет ничего плохого, это совершенно естественно для сегодняшнего состояния нашей Церкви. Но, по сути своей, если нет в центре церковной жизни Христа, всякая цитата ложна.
И поэтому послушание Церкви, оно исходит из слышания – потому что слово «послушание» имеет в себе этот корень – из слышания Христа. Церковь не как просто административные подчинения правящему архиерею, потому что у нас, к величайшему сожалению, слово «послушание» трактуется так очень узко, совершенно в административном смысле, в военном смысле: исполнение приказа, исполнение инструкций, шаг влево, шаг вправо… А в главном значении, как слышание Церковью, как общность верующих, объединенных таинством во Христе Иисусе, Господе нашем, как общее слышание Христа – это вещь бесконечно сложная. И, к сожалению, давно уже этому нас никто не учит.
Как вот это учительство церковное через епископа… Ведь епископ – он учитель Церкви, учительство слышания Христа в веках для нас осталось через апостольские послания, через раннехристианские тексты. Мы видим это замечательное учительство в слышании Христа через Иринея Лионского, Поликарпа Смирнского, мы видим, как эти ученики апостолов несут это учительство слышания Христа, это послушание Церкви Христу.
Помните, даже у апостола Павла это замечено: «И как повинуется Церковь Христу, так и жены мужьям», – переход на семейную жизнь. Но разговор о повиновении Церкви Христу, понимаете? И именно поэтому мы всё время говорим, что глава нашей Церкви – не Патриарх, не правящий архиерей, а сам Христос. Это заявлено нами, но не воспринято. Что значит послушание Церкви? Кто должен слушать саму Церковь? Саму Церковь никто не должен слушать. То есть общество, отделенное от Церкви, совершенно не обязано слышать, слушать Церковь, но может ее услышать, если Церковь слышит Христа. Если я правильно понял ваш вопрос. Простите.
– А бывает, когда понимаешь, что надо именно причаститься, и поэтому идешь к исповеди, а внутренне ты не покаялся. Как же быть? Не идти, не причащаться?
Протоиерей Федор Бородин: Вопрос исповеди и причастия – огромный. Это тема огромной полемики, в том числе и на «Правмире» осуществленной. Сейчас все эти мысли приводить невозможно, но я хочу напомнить, что подготовка ко святому причастию сводится к следующим вещам: первое – это желание, жажда причастия, второе – это сокрушенное сердце, третье – это мир со всеми. Вот что является подготовкой к причастию, а всё остальное – инструментарий, который этого должен помочь достигнуть.
И бывает такое, что три канона «замылились» полностью, они вообще ничего в тебе не цепляют. Пришел другой период жизни, а ты не можешь идти к причастию без сокрушения сердечного. Значит, надо что-то другое делать. Я могу сказать, что мне, например, иногда помогает. Я беру эти десять молитв перед причастием, начинаю их для себя медленно говорить по-русски, переводить. Иногда, раз в полгода примерно. Я возвращаю себе их смысл. Тогда я чувствую, что они мне помогают действительно. Кому-то, может быть, нужно постоять и просто почитать Иисусову молитву, кому-то, может, открыть что-то другое.
Если мы взрослые христиане, давно находящиеся в Церкви, то мы должны достигнуть нужного внутреннего состояния хотя бы приблизительно. Как мы достигнем – мы должны решать сами. Три канона – идеальная вещь для этого, но она не всегда работает. Что-то, может быть, другое. Вы говорите, что нет глубокого раскаяния в то время, когда вы подходите на исповедь, я считаю, что это как раз и есть послушание Церкви. Сейчас есть такая практика – обязательная исповедь перед причастием. Мы верим в то, что Дух Святой руководит Церковью не только в первом веке, но и в двадцать первом. Дух Святой, Он сейчас в Церкви, Он пока эту практику содержит, пока Он её нам благословляет. Давайте ее слушаться, подойдите, скажите: «Грешным делом, словом, помышлением, Господи, прости», – и достаточно этого. Чистому можно только ноги умыть, как Господь говорит, потому что он весь чистый. Если человек часто причащается, конечно…
Но еще есть такой момент, в котором я с отцом Алексием немножко не согласен. И любовь, и молитва, и покаяние – это в своем таком идеальном варианте дар Божий всё-таки. Любовь, которая излилась в сердца наши Духом Святым, – говорит апостол Павел о настоящей любви. Это дар Божий. Что надо сделать, чтобы получить этот дар? Надо засвидетельствовать Богу, что ты хочешь его получить.
Очень часто у святых отцов встречается такая мысль, что молитва из сухого сердца молчащего, она для Бога дороже, чем тогда, когда Он нам помог, и у нас слезы и покаяние. Потом что мы свидетельствуем, мы тянем руки: Господи, у меня ничего нету, у меня не получается, но я хочу, и своим делом я свидетельствую об этом. И любовь тоже, нету любви в сердце – делай дела любви, которые ты умом понимаешь, что они должны быть, и, может быть, тебе Господь быстрее этот дар даст. А если ты будешь ждать, когда придет покаяние, и не ходить на исповедь, пока оно не придет, то оно может и никогда не прийти. Это такой живой диалог с Господом. Протяни руки: Господи, я хочу каяться. Поэтому такая практика, рожденная в XIX веке, я буду ее слушаться. Я так бы сделал.
Протоиерей Алексий Уминский: Я добавлю несколько слов, потому что здесь как раз у нас с отцом Федором та самая дискуссия, которая и разворачивается. Что считать действием Духа Святого, а что считать таким наростом человеческих преданий, потому что Христос и ветхозаветная Церковь, которая не была лишена благодати, говорит, что «вы заменили Слово Божие человеческим преданием». И здесь надо понимать, что у нас тоже достаточно много человеческих преданий, вошедших в наш обиход, которые освящены некой церковной практикой. В том числе исповедь перед каждым причащением святых Христовых тайн.
А в тех общинах, в которых служил я или отец Федор, мы знаем всех своих прихожан по имени, мы знаем всех своих прихожан по жизни, потому что они по-настоящему серьезно относятся к причащению святых Христовых тайн, и для них это даже и не часть жизни, а сама жизнь. Подходить еженедельно с тем, чтобы сказать несколько ничего не значащих слов, в моем представлении, бессмысленно. Можно всегда сказать своему духовнику, спросить: «Батюшка, как часто мне подходить к исповеди, мне по моей духовной жизни, и как часто я могу подходить к причастию?»
Поэтому момент исповеди и причащения не должен совпадать, в моем представлении, иначе исповедь превращается в ничто, то есть теряет свой смысл. И поэтому здесь всё больше и больше, и это зафиксировано даже этим документом, который обсуждался на «Правмире», таких практик и общин, конечно, будет всё больше и больше, это естественно и правильно.
Когда человек, скажем, исповедуется раз в месяц, а причащается ежевоскресно, это совершенно нормально. Так же как и нормально для нас, священников. Потому что ни я, ни отец Федор, мы не исповедуемся обычно перед каждым служением литургии. Я тоже, если есть возможность, стараюсь, но не всегда у меня даже есть в этом внутренняя необходимость. Но когда эта внутренняя необходимость у меня есть, и я это чувствую – я обязательно исповедуюсь. И это нормально, в этом нет ничего страшного.
Сейчас опять пошли вопросы: пост, сколько читать молитв, как жить… Все эти вещи, они меняются с течением жизни Церкви, это нормально. Церковь – живой организм, и Церковь XIX века – это не Церковь первого века, Церковь XXI века – это не Церковь XIX века. Всё меняется, мы всё время выходим из некой предшествующей практики, и это совершенно нормально. Эта предшествующая практика может дать нам очень много доброго и хорошего, и тогда что-то мы сохраним. Что-то такое, что действительно уже стоит за обочиной просто реальности. Когда в XIX веке люди причащались четыре раза в год – это было достаточно часто, по тем представлениям. Понятно, что любая подготовка к причащению, она сопровождалась сугубым постом. Но обычно люди и причащались постами, а в непостные дни они не причащались. Если по каким-то причинам человек причащался в не постное время, тогда он соблюдал практику особого поста.
Если христианин причащается на каждой литургии Божественной – это является, в общем-то, нормой. Может быть, не каждый еще к этому готов, и не каждый к этому созрел. К этому человек стремится. Вы себе представьте: в нашей Церкви четыре поста, да? Среда и пятница плюс ко всему, да? То есть у нас постных дней, в любом случае, больше, чем не постных. Когда еще Петровский пост бывает длинный, то у нас постных дней в году более двухсот. Более двухсот! И всё, вот вам ответ на вопрос. Поэтому если христианин живет полноценной церковной жизнью, соблюдает все посты, соблюдает среду и пятницу, какой ему еще нужен пост для причастия? Не вижу в этом никакого смысла, например, я. Не знаю, как отец Федор.
– Очень много пишется о воспитании детей, о православном воспитании детей. Вот вопрос о воспитании родителей, бабушек и дедушек, живших в советское время, никогда не ходивших в Церковь, никогда не участвующих в каких-либо таинствах, как быть с ними, как побороть какое-то стеснение в том, чтобы им рассказать о вере, как это сказать так, чтобы это не превратилось в какие-то нравоучения? Спасибо.
Протоиерей Федор Бородин: У меня был такой опыт: женишься на девушке, а у нее, оказывается, куча родственников, которые все имеют на нее права, хотят ее времени, внимания. И в первый момент ты это отторгаешь, потому что ты взял человека в жены, в свою жизнь. А потом ты понимаешь, что это задание Божие, тебе надо построить с ними отношения, а в идеале тебе надо их полюбить, они должны стать твоими родными.
И сложные бабушки и дедушки – это задача Божия для нас как для христиан. Не будут они, может быть, тебя слушать, нет пророка в своем отечестве, воспитаны по-другому. А ты люби их, отогревай, и в конце жизни они всё-таки, может быть, тоже скажут: «Знаешь, позови-ка мне тоже священника, надо мне…» И всё, этого будет достаточно, это будет победа Божия. А если ты будешь им всё время навязывать всё, то только оттолкнешь. Со сложностями? Да. Но это же родня твоего любимого человека, твоя родня. Смиряйся, слушай. И вообще, представьте себе, вы будете слушать своих внуков, своих детей? Да что это такое вообще, слушать своих детей? Кто это умеет? Мы тоже будем бабушками и дедушками.
Протоиерей Алексий Уминский: Да, мне тоже кажется, что это не наше дело, воспитывать бабушек и дедушек. А быть терпеливыми по отношению к ним и как-то сочувственно к ним относиться, не бояться того, что твоих детей в Великий пост покормят они котлеткой, потому что они заботятся и переживают, что ребенок голодает, им так кажется.
Так часто бывает, кажется бабушкам и дедушкам, что ребенок голодает, что его сумасшедшие верующие родители морят голодом, и поэтому они его отогревают своей любовью и специально готовят ему Великим постом котлетку. Родителей это ужасно расстраивает: как же так, мы всё делаем правильно, и тут бах – и всё насмарку. И начинаются конфликты, и начинаются объяснения, что раз так – мы к вам больше не поедем, потому что, родители, вы хотите, чтобы мы к вам ездили, вы должны готовить нам… Вот получается такое воспитание.
А не надо никого так воспитывать! Просто действительно как-то создайте общий добрый фон отношений, постарайтесь ни на кого не обижаться, постарайтесь сглаживать все конфликты, постарайтесь как-то не напугать. Очень важно своим христианством, своим православием никого не напугать из ближних. Это редко кому удается на первых порах. Но если это когда-то потом удается – всё потом складывается очень хорошо.
Подготовила Елена Алексеева
Фото: Анна Гальперина
Видео: Виктор Аромштам
