В восьмидесяти километрах от Москвы, неподалеку от города Чехова, лежит Свято-Вознесенская Давидова пустынь, которой уже более пятисот лет. Ее основал 31 мая 1515 года преподобный Давид. Обитель расположена на берегу реки Лопасни, на высокой и живописной белокаменной горе. Рядом находится деревня Талеж — подворье монастыря. Настоятель обители Сергий (Куксов) рассказывает о себе и о том, что происходит за стенами его монашеского дома.
Ученые сказали: это то, что вы ищете
— Есть интересные истории, которые связаны с именем преподобного Давида?
— Есть одно предание, которое передается в письменных дореволюционных источниках: преподобный Давид со своей братией посадил липовый парк, выкапывая деревья в лесу и сажая их корнями вверх. Понятно, в том, что липы принялись, основное значение имела молитва святого.
— Любопытная история. А как были обретены мощи святого?
— Это случилось ровно 20 лет назад, 23 мая, при первом настоятеле – отце Германе (Хапугине). По благословению митрополита Ювеналия была создана комиссия, копали в нескольких местах в Знаменском храме. Было найдено несколько гробов. На некоторых была надпись, на других просто нанесен орнамент. Когда раскопки завершились, ученые люди нам сказали: вот это то, что вы ищете. Некоторые из братии, живущие в монастыре, не поверили.
Особенно один человек воспротивился идти прикладываться к обретенным мощам. И когда все же подошел, то почувствовал, как кто-то словно рукой пригнул его, и он ощутил благовоние, идущее от мощей. Ну, а сегодня, как и при жизни, преподобный помогает людям в устроении семейной жизни, рождении чад.
— Расскажите про мучеников, которых почитают в монастыре.
— У нас есть священномученик Кирилл Вяземский, уроженец Воронежской губернии. Он там принял мученическую кончину и был расстрелян. А здесь был иеромонахом. Мы почитаем его. Есть описание благочестивой жизни повара-монаха, но без особой конкретики. Известно, что он предсказал начало Первой мировой войны.
— 31 мая исполняется 502 года со дня основания монастыря, расскажите, как происходило восстановление обители?
— Восстановление началось в 1994 году настоятелем архимандритом Германом (Хапугиным). После него был владыка Роман (Гаврилов), епископ Серпуховской. А с октября 2011 года, по благословению митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, несу послушание я, грешный.
Отец Сергий и митрополит
— Во время революции монастырь сильно пострадал?
— Монастырь был закрыт в 1929 году. И сразу же в его стены въехал колхоз, который первоначально обслуживали монахи. Потом их выгнали и заселили местных жителей. Таким образом, при внешней сохранности, внутреннее благолепие было утеряно. С 1994 года, когда центральный храм передали общине, началось постепенное возрождение монастыря. Сейчас он полностью восстановлен, и у нас появился свой голос — прекрасный монастырский хор, который ныне зовет в Давидову пустынь. Это хор служит одним из утешений, которое получают те, кто посещает монастырь.
— Что было в советское время в нынешних помещениях и зданиях?
— Начнем с того, что в братском корпусе, где мы сейчас находимся, была администрация. В Успенском храме — спортзал, в Спасском-склад, в Всесвятском — столовая, в Никольском храме — кинотеатр и танцплощадка, в Вознесенском — библиотека. В монастыре было большое хозяйство, с сельхозтехникой. Так, в храме, где были обретены мощи преподобного Давида, был гараж.
— Сколько человек в обители сегодня?
— Слава Богу, потихоньку обитель живет, развивается, чувствуем немощи свои. У нас сегодня: 1 игумен, 4 иеромонаха, 2 иеродьякона, 6 послушников. Да, это немного, но пусть каждый отдает всего себя служению.
Немой ребенок начал говорить
— Расскажите о прихожанах, наверняка есть те, кто особенно помогают.
— Недавно мы отстроили источник благодаря нашим благодетелям. Мы благодарны Александру Геннадьевичу Куликову — руководителю Кинокомпании «Союз Маринс групп», погибшему несколько месяцев назад. Царствие ему Небесное! Он был нашим другом и помощником. Кинокомпания сделала нам дизайнерский проект парка, участвовала в облагораживании нашей липовой аллеи, в восстановлении церковных приделов.
И насколько я знаю, Александр помогал многим. Но мы как-то по-особенному сроднились. Мы не были друзьями в привычном значении этого слова. У меня не было его личного номера телефона, он сам меня находил и приезжал. За время, что мы общались, я был свидетелем, как изменилась жизнь его самого и служащих компании. Он не просто помогал восстанавливать и строить храмы, а словно бы себя нового пытался выстроить: строил дома, сочинял песни, снимал фильмы, дарил подарки – легко и по-детски. Переживал за наш монастырь, хотел благоустраивать парк и детскую площадку с зоопарком.
— А случались ли какие-то чудеса по молитвам прихожан?
— Люди приходят за помощью, и по молитвам к преподобному Давиду им дается. Так, известен случай, когда в нашей обители немой ребенок начал говорить. Три с половиной годика ему было. Сейчас он в школе учится, стихи читает. Абсолютно полноценный малыш, а ведь столько времени не разговаривал.
Ещё случай был в прошлом году — просили преподобного помочь в случае с онкологическим больным. Помощь пришла, и по этому поводу прихожане подарили монастырю икону Божьей Матери «Всецарица».
Вот недавно слабовидящий ребенок один, затем второй, потом и мама — обрели нормальное зрение. Или ещё — мы взяли местного режиссера с кабельного канала, он до этого протестантом был, а во время нашей совместной работы на 500-летии монастыря принял православие. А на Пасху его мама одела крестик и приняла участие в крестном ходе. И ещё чудеса у нас произошли: татарин принял православие, а узбек стал иноком. Так нас, немощных, преподобный утешает, посылая исцеления и чудеса. Но сегодня мир таков, что все свидетельства подвергаются сомнению. Веры мало.
Два года вся братия мылась в тазике
— Веры мало — это проблема только мирской жизни?
— Почему же. Вот недавно у нас в монастыре было: грядёт великий пост, я братии за трапезой объявляю: «Сдать мобильные телефоны благочинному». Все сдали, а один не сдал, утаил. И кто бы знал, что когда все пойдут на службу, он зайдёт за братский корпус позвонить? А мы ворота закрыли и собаку выпустили. Так ему пес разорвал шею от уха до плеча.
— Жив?
— Слава Богу. Всю братию вразумил. Или ещё случай был: братья в чистый четверг просятся в баню помыться после причастия. Я им запрещаю, а они мне: «Это наша старая традиция, батюшка…» «Куда в баню? Великий пост ещё не кончился! Я вам своего благословения не даю, а далее, как хотите!» Сказал и уехал. Только первый послушник вошёл в баньку, как банька загорелась. Так что попарился только один человек, который и тушил огонь. Он из монастырского хора, а работал… пожарником! Я им объявил, что поскольку они ослушались игумена, то ни одна монастырская копейка не пойдёт на восстановление бани и два года вся братия мылась в тазике.
— Сурово!
— Лишения должны восприниматься монахом в радости. Когда наступает пост, и двери монастыря закрываются, и сдаются телефоны, то остаются только братское правило и келейное житие, и в первую неделю поста – трапеза по желанию. Этот период, который монах ждёт, как, наверное, молодые ждут свадьбы.
Если убрать Великий пост из жизни монахов, то на чём собирать силу? В простые дни бывает трудно проявить тихий монашеский подвиг, а тут в своих кельях под покровом поста, ты остаёшься наедине с Создателем.
Светлая седмица радостная, но она очень расслабляет. А пост собирает и умножает силу.
— Но у вас же могут быть «духовные» командировки, куда вы можете поехать и отмолчаться?
— Не могу. Митрополит мне говорит, чтобы я всегда ночевал в монастыре. И как бы ни было трудно — встречи, пробки, я хоть под утро, но возвращаюсь в обитель. Даже если мне на следующий день в 6 утра нужно снова уехать, я хоть на час, но обязательно приезжаю в свой монастырь. И братия это знает. За все 6 лет я не ночевал у себя только пару раз, да и то, когда в больнице лежал. Только на преподобного Сергия митрополит разрешает мне переночевать у матери. Или когда на подворье отъезжаю, что близ монастыря находится. А если честно, то спастись можно везде. Не место красит человека.
Чтобы ребенок встречу со священником запомнил
— А детей у вас на приходе много?
— Рядом с нами детский дом, садик и школа. Я для себя так понял: главное, чтобы ребенок встречу со священником запомнил. А поскольку, по благословению Владыки Ювеналия, бороду одиннадцать лет не стригу, то вид соответствующий получается. У меня от отца привычка осталась носить конфетки в карманах – детям это нравится. Вот сейчас я с источника ехал и мальчишек встретил. Открываю дверцу машины и зову их: «Вы зачем сюда пришли? Кто вы такие?» Они засмущались: «Мы за водой…» А я им: «У вас в доме, что ли, нет воды в кране?» Они ещё больше смутились, а я конфеты из карманов достаю: «Христос Воскресе! Идите с миром!»
— А какие-то специальные занятия для детей есть у вас?
— Воскресная школа большая, к нам даже издалека приезжают: из Пушкино, из Москвы, Подольска, Климовска. У нас и шахматы есть, и вокально-инструментальный ансамбль. В прошлом году школьники ездили в паломничество на Святую Землю. В этом, Бог даст, в Грецию поедем, причем пять лучших учеников поедут бесплатно!
— Что самое главное для вас в воспитании?
— Семья. Мы особо ратуем за то, чтобы детки молились за родных своих, за братьев и сестёр, и чтобы чувствовали свою ответственность за родителей, а не просто потребительски к ним относились. Есть же молитвенная помощь — в ней наши родные, как правило, больше всего и нуждаются. Мы пытаемся найти такие места в воскресном евангельском чтении, чтобы говорить об обязанностях детей и родителей, об осторожности отношений в семье и взаимной ответственности. Потому что слово родительское очень отзывается в детях.
«Господи! Воспитай их. Я одна не могу!»
— Отец Сергий, расскажите о своей семье.
— Отец у меня был священником. Закончил Московскую духовную семинарию, где познакомился с мамой. А потом, в Ярославле, Господь дал жизнь моим братьям и сёстрам. Нас 8 человек детей: 4 мальчика и 4 девочки. Мы так и рождались: девочка, мальчик… Все дети получили церковное образование. Я уже в Ельце родился, в Липецкой области.
А поскольку папа мой с советской властью был в сложных отношениях, хоть и семинарское образование имел (что на то время было большой редкостью), то его непрестанно переводили в новые места службы. И так до момента, пока он не оказался в селе и не стал обыкновенным сельским священником, который окормлял более 20 сёл, а это несколько тысяч человек.
Когда отец умер, маме было всего 43 года. Старшая сестра на регентском факультете училась в то время, а младшая в подготовительную группу детского сада пошла. Конечно, нам материально было очень тяжело, но мы старались помогать матери. Из семьи вышло 5 медалистов, остальные без троек закончили школу, хотя придирались к нам страшно: мы не пионеры, не комсомольцы, мы – попята.
— Тяжело было отстаивать свою веру?
— Конечно. Мы родителей своих защищали, веру нашу, Бога. А поскольку физически крепкими были, то и понятно — из драк не вылезали… Мама так прямо и сказала на могиле отца: «Господи! Если тебе служить будут, то пусть живут. А если нет — пусть умирают. Безбожники мне не нужны!» Она очень часто приходила на могилу к папе: «Ты чего тут разлёгся! Давай вставай. Иди, воспитывай своих, мне одной не одолеть их! Они замучили меня совсем». И плакала всегда, сколько её помню: «Господи! Воспитай их. Я одна не могу!»
Мама сейчас в Сергиеве Посаде живёт. То у одной сестрички погостит, то у другой. А ещё одна сестричка вышла замуж и уехала в Нижний Новгород, её муж теперь в Дивеево и в Сарове служит. Братья все служат в храмах священниками.
— Какие главные принципы воспитания вынесли вы из своего детства?
— Я никого не хочу обидеть, но то, что я увидел в своём детстве — это удивительно. Мой папа и как муж, и как отец, и как священник был образцом для подражания. Я мало таких людей видел.
Когда он умирал, молодым еще человеком, в 51 год от диабета, от гангрены ноги, мы кричали, бегали… Мама ругалась на нас, а отец ей сказал: «Мать, не лишай их детства!»
Мне было 13 лет. Эти слова тогда не осознавались, а теперь — осели в сердце. Это дорогого стоит, особенно когда сейчас видишь как чей-нибудь отец, чтобы отстал от него ребенок, ему компьютер или телефон подсовывает: «На! Только меня не трогай!». Вот это беда. Наш папа не отмахивался от нас, а говорил, рассказывал, наказывал, если было за что, занимался нами.
Мы с ним трафареты для школьной команды на майках делали, очень много беседовали. Сядем на крылечко и смотрим, и слушаем: тут птичка поет, сверчки стрекочут, тут всякие букашки ползают, тут звездочка зажглась. А он нам спокойно рассказывает, почему это так красиво все сделано, кем это сделано, для кого, и почему мы должны это оберегать.
Поэтому я не могу равнодушно смотреть, когда маленького ребенка отталкивают или тешатся им ради своей гордыни, а потом когда он вырастет, говорят: «И в кого он такой? И за что мне это?» Родители переживают. Родители расстраиваются. Родители недовольны своими детьми. Хотя все понятно — что посадишь, то и вырастет.
— Когда вы приняли решение стать монахом?
— Как мама рассказывала, в четыре годика. Она просила: «Господи, дай мне утешение: кого-нибудь из монахов пошли!». А я ей на это: «Не плачь, мама, я монахой стану!» Но исполнил обещание в двадцать девять лет. Меня терпел пять лет владыка Евсевий во Пскове и одиннадцать лет терпел владыка Ювеналий в Новодевичьем монастыре. Что-то они хотели сделать из меня. Я когда в семинарию от владыки Евсевия уходил, впервые приехал сюда. Это было в 1998 году. Мы с владыкой Тихоном (Зайцевым) приехали в Талеж и фотографировались с архимандритом Германом. Это была пророческая фотография. Два игумена стоят рядом: ныне почивший и грешный действующий.
— Где состоялся постриг?
— В Новодевичьем монастыре. Но после того, как меня на монашество благословил митрополит Ювеналий, я поехал к отцу Кириллу (Павлову), потом к отцу Николаю на остров Залит, и в Печоры к отцу Иоанну (Крестьянкину), к матушке Назарии в Липецкой губернии — Царствие им Небесное! Обычному человеку одного благословения достаточно, а мне, непутёвому, вот сколько! И теперь их благословениями я держусь.
И когда меня назначили сюда, в Давидову пустынь, мне митрополит сказал: «Год ничего не трогай!» А когда год прошел, я сказал: «Братья, вы простите, но я год терплю, как и сказал митрополит. А теперь помоги Господи вам!»
— Многие ушли?
— Никто! Только послушники некоторые. У нас строгий устав, но ничего — держимся!
Мир внешний разрушает мир внутренний
— Отец Сергий, где грань между молитвой и влиянием мира на монастырь?
— Мы стараемся сохранять нашу внутреннюю жизнь. С этой целью будем пытаться вынести за пределы монастыря воскресную школу. Мы перестали выпускать наших послушников даже в качестве монастырских водителей: мир внешний, как агрессивная среда, разрушает мир внутренний. Пришлось нанять водителей. Мы всё же стараемся жить не просто в монастыре, а монашеской семьёй. И тогда брат может остановить брата, не пройти мимо, не пропустить его грех или порок, а остановить, не осуждая: «Что ты делаешь, брат? Ты не туда идёшь…» — и это важно.
— То есть вы идете по пути строгого соблюдения монашеского устава?
— Стараемся идти. Мы все немножко расслабились, но нахождение под омофором митрополита Ювеналия даёт возможность нам потихоньку собираться.
— Высокие стены дают силы расти вверх?
— Совершенно верно. Ещё раз обращаю внимание: родительская закваска очень сильна. Я твердо держусь за этот принцип. Это принцип любви и ответственности. У нас есть пожилой батюшка, от которого никогда не слышал отказа. Скажешь ему: «Надо». А он: «Надо? Буду!» Это отец Фёдор. Я ему очень благодарен — 84 года, и всегда на любой призыв откликается, и рад сослужить или взять на себя служение. Это дорогого стоит! У него нет опыта монашеской жизни, но есть усердие и живая совесть. Вот такие примеры воспитывают и нашу монашескую молодёжь, и детей из воскресной школы и детского дома.
— Как вы, оставшись в отрочестве без отца, находили духовные ориентиры?
— Благодаря Богу, с 14 лет за меня взялся владыка Евсевий. А потом бережно передал меня владыке Ювеналию. Я — «сын полка»: трудный экземпляр, очень живой, подвижный, драчливый, но владыка смог меня дисциплинировать и перевести мои минусы в плюсы. Иногда я к маме обращаюсь: «Мама, как вам отец Кирилл говорил? Как отец Иоанн говорил? А как преподобный Кукша говорил?…» И таким образом я собираю все благодатные ручейки на свою бестолковую голову и могу как-то потихоньку вразумляться. А потом могу что-то кому-то не от себя сказать, а передать то, что в меня они все вложили. И, конечно же, сегодня очень важны письма старцев: Иосифа Исихаста, Паисия Святогорца, Иоанна Кронштадтского. Это как живое назидание.
— К материнскому совету обращаетесь?
— Здесь я стараюсь быть очень внимательным, преклоняясь перед опытом и верой матери, но понимаю и свои должностные обязанности, своё послушание. Никакая воля не должна довлеть над обителью, кроме Божьей воли, переданной через игумена.
Отец Сергий
— Батюшка, вот говорят, что сейчас монахам легче спастись, чем человеку в миру?
— Ну, как вы считаете, кто достиг лучших результатов: тяжелоатлет или теннисист? Боксёр или фигурист? И тот олимпийский чемпион, и этот. Когда я принимаю исповедь, то понимаю, что в основном человек борется с плотскими грехами. А в семьях что происходит? Сейчас дети исповедуются в тех грехах, в которых родители не исповедуются. И это — начиная с 11 лет!
Счастливы родители, если в их жизнь Господь послал священника, который исповедует всю семью. Тайна исповеди остаётся, она нерушима, но священник может сделать выводы и как-то незаметно влиять на ситуацию. И ещё есть очень простые правила: земные поклоны.
Встал утром и 24 поклона положил, за каждый час суток — и всё. Вы увидите, как ваша жизнь начнёт меняться!
Я не говорю про усталость спины или остеохондроз — вся, вся жизнь начнёт меняться. И если в какой из дней ты этого не сделал, то как будто бы голым в мир вышел. Точно так же «Богородице, Дево, радуйся» — 24 раза читается. Это так дисциплину подтягивает….
— Как вы считаете, в чем слабость нашего мира?
— Недостаток веры и потеря смысла жизни. Вы помните слова спасителя: «Кто не родится от Воды и Духа, тот не может войти в Царствие Небесное». Это и есть цель жизни человека.
На днях случай был: стоят в храме уже пожилые прихожане со своим внуком. Я подозвал парня и спрашиваю: «Чем занимаешься?» «Скоро в школу пойду». «Зачем?» «Я читать люблю. Знания получать буду». «Зачем?» Смотрю, взрослые напряглись. А я его спрашиваю: «Ты на кладбище-то ходишь с мамой, папой, бабушкой, дедом?» «Хожу». «Ты видишь что там, за церковной оградой?» «Кресты» «Ты говоришь, что читать любишь, а ты читал, что на крестиках написано?» «Читал» «А когда читал, ты видел, что там лежат и маленькие, и взрослые?» «Видел». «Вот ты получаешь эти знания, и потом с этими знаниями возьмёшь когда-нибудь и умрешь. Не скоро, в свой черед. Но все равно, когда-нибудь. И что ты с этими знаниями будешь делать? С собой заберешь?» «Нет» «Конечно нет! Все от этого мира умирают, и всё остаётся в земле этого мира»
И вдруг я смотрю на этих взрослых, а они и не взрослые вовсе. Они поняли, что я, оказывается, с ними говорил сейчас, но им мне ответить нечего, а до второй даты им осталось совсем немножко. Это замечательно, когда дети приходят со взрослыми. Сегодня можно говорить детям — слышат родители. Говоришь родителям — дети не слышат. Родители неспособны передать детям, а дети могут дать родителям — вот какая штука!
Или вот случай был недавно, исповедую ребёнка и спрашиваю его: «Ты зачем живёшь?» «Не знаю!». «А чего сюда пришёл?» «Покаяться в грехах». «Зачем? Они тебе что, мешаются в карманах, что ли? А ну, покажи!». Смеется. Но это прямые вопросы, через которые мы сегодня перешагиваем, а в них вся наша жизнь. В простоте.
Я его спрашиваю: «Ты с кем пришёл?» «С папой». «Зови его». Подходит, я задаю ему тот же вопрос: «Как спасаетесь?» — «Батюшка, молюсь. Батюшка, пощусь». «И что, — спрашиваю, — этого хватает? А вы вспомните как разбойник соединился со Христом? Потому что молился? Потому что постился? Нет! Потому, что он осознал свою греховность, а Господь милость ему свою проявил и любовь!» «Ну, да!» Радуется взрослый этому простому выводу.
Где Господь в вашей жизни? Не в храме, а в ежедневности! Вот вы разговаривайте с человеком, а сами молитесь: «Господи, вразуми меня!Положи мне на душу, что ему ответить» — и тогда будет результат.
Вот вы попробуйте и увидите, какие это будут ответы и вопросы, какая это будет сила, и какая это будет благодать.
Мы не задумываемся о каких-то простых величинах, а ведь всё очень просто, всё под ногами лежит. Одно могу повторить вслед за кем-то умным: «НЕ каждый богослов может стать молитвенником, но каждый молитвенник может быть богословом. И житие святых тому пример».
Галина и Павел Барышниковы