Психолог Катерина Мурашова провела встречу с родителями в центре «Рождество». Тему родительских манипуляций и системы наказаний Катерина начала с игры. Взяла в руки два вязаных шарика – большой и маленький – и предложила собравшимся сделать выбор в пользу того или другого, ясно показав, какой ей нравится больше. При этом она расстраивалась, если ее партнер выбирал не тот. Оказывается, чтобы дети вас слушались, не надо долго объяснять логику тех или иных запретов, давить, кричать или приманивать чем-то важным. Достаточно просто показать свои чувства, предложить свободный выбор и похвалить за тот, который с вашей точки зрения является правильным.
Двоякие существа, или Три принципа воспитания
Установление границ – это сугубо биологическая программа, которая одинаково работает у людей, котят и белых медведей. «Не ходи, Петя, в лужу», – говорим мы, и Петя, глядя нам в глаза, медленно двигается туда, куда не позволено. Это всего лишь способ годовалого Пети исследовать запрет: насколько он серьезен, что будет, если… Родители, которые говорят, что поставили ребенка в угол, потому что «он не слушался», поставили в угол биологическую программу. Но мы не только биологические объекты, мы еще и люди. Водораздел между звериностью и человечностью нужно не только осознавать, его важно нащупать.
Родители для ребенка, пока он ребенок, являются значимыми людьми. Детям действительно важно все, что со взрослым происходит. Если взрослый говорит: «Это маразм, но по каким-то причинам я ненавижу, когда берут маленький шарик. Понимаешь, малыш, мне от этого плохо и вообще мир теряет краски. Совсем другое дело, когда берут большой шарик. Мой мир расцветает и настроение улучшается», – то ребенок (в эксперименте Мурашовой им выступает взрослая мама) непременно возьмет большой шарик.
В «шариковом воспитании» всего три правила.
Во-первых, четко сообщайте детям свои чувства по поводу ваших принципов и условий, пусть в этом нет ни логики, ни подоплеки.
Во-вторых, предлагайте свободный выбор: «Будь любезен, возьми какой-нибудь шарик…»
В-третьих, благодарите за правильный, с вашей точки зрения, выбор.
Вот и все. И не забывайте, что существа мы двоякие, поэтому воспитание – сложный процесс, направленный и на биологическое в нас, и на человеческое. Каждый раз различайте, с чем имеете дело: с высшими этажами и внутренним нравственным законом по Канту, сформированным «шариковым воспитанием», или с биологическими программами. Кстати, установление границ и «не ходи, Петя, в лужу» – это биологическая программа, которую глупо наказывать.
Шарик или оглобля?
Можно ли человека научить брать нужный нам шарик другим способом? Конечно. Например, он протягивает руку не к тому шарику, и мы бьем его наотмашь. Обучится он? Безусловно. Но как только я уйду, какой шарик он схватит? Вот этот, второй способ воспитания, я называю «оглобельным».
В крестьянской общине до начала XX века отец воспитывал сына с помощью оглобли. И такой сын воспитывался, все было нормально, правда до тех пор, пока община не стала разлагаться, пока у этого сына не появилась возможность уйти в город на заработки и перестать зависеть от отца. Оглобельная система работала в условиях, когда человеку попросту некуда было идти, потому-то он подчинялся. Она и сейчас работает в диаспорах, которые я наблюдаю на окраинах Петербурга, причем по той же причине, идти некуда. А вот во всех остальных местах она работать перестала. Подростку, например, теперь есть куда пойти. Это значит, что в нашем распоряжении остается одно «шариковое» (человеческое) воспитание.
Мы все знаем два типа людей, которые не воруют. Одни – потому что боятся, что их посадят в тюрьму. Другие – потому что внутри них есть нравственный закон. Для них вор – последний человек. (Это родитель, значимый взрослый, убедил однажды, что вор – это дрянь и мерзость). Может ли украсть тот, кто боится тюрьмы, если уверен, что его не поймают? Может, да еще удовольствие от этого получит. Может ли сделать это человек второго типа? Безусловно, но однозначно будет страдать из-за своего поступка. Что мы хотим для своих детей? На каком основании хотим, чтобы наши дети не воровали? Все как один высказываются за второй тип, но он-то и есть результат «шарикового», а не «оглобельного» воспитания.
Представьте двух детей трех и пяти лет, которые несутся на самокате к проезжей части. Мама не раз предупреждала их: так нельзя, нужно ехать рядом. Но они несутся, несмотря ни на что. Следует наказание, крепкий шлепок по попе, материнские излияния, полные раздражения, негодования и упрека, а также настоятельные рекомендации впредь так не поступать, потому что опасно, может быть больно и вообще нельзя. Приходит новый день, слова остаются словами, а неизведанное пространство, пусть и опасное, сладко манит вновь.
Как быть? Можно ли в рамках «шарикового воспитания» обучить ребенка вести себя иначе?
Дело в том, что наши чувства другие, чем «нельзя», «стой», «плохо». Представьте, что вашего ребенка раскатали в блинчик, и обрушьте на него именно это переживание. У детей не хватает ума, чтобы представить, как оно с ними может быть.
При этом говорить с ребенком нужно так, чтобы он действительно испугался, чтобы из-за вашего представления он встал на четвереньки и убежал в ужасе, потому что страшно…
Волчица родила волчат. Они живут в логове. Ей известно, что в лес им ходить безопасно, а вот в деревню – нельзя. Там мужики, они волчат убивают. Один выводок она уже так потеряла. Как волчице, а мы знаем, что волки не разговаривают, сообщить детенышам, куда им не следует ходить? Догнать и отнести в логово? Метод, конечно, но представьте, что волчица ушла за добычей, и щенки без присмотра делают все, что заблагорассудится.
Дело в том, что волчица прекрасно помнит, как погиб предыдущий выводок. Когда ее новый ребенок направляется в сторону деревни, у нее перед внутренним взором встает картина его гибели. И тогда она не говорит, она демонстрирует те чувства, которые испытывает, причем они не отличаются от человеческих – это страх, ужас и горе. Именно их мать показывает тому, кто ползет в неверном направлении.
У детенышей млекопитающих эволюционно вмонтировано на подкорке: то, чего боится самка, является опасным. Если мать пугается, значит, и я должен пугаться, если она так реагирует, значит, это дело надо прекращать. Чем ярче реакция, тем быстрее реагирует на нее детеныш. Есть ли шанс, что когда матери не будет рядом, волчонок поведет себя иначе? Когда волчица уйдет, риск, естественно, повышается. Не исключено, что кто-то из выводка наплюет на материнские табу, но часть, однозначно, среагирует правильно.
Этот механизм элементарно работает и на детях. Но поскольку мы, люди, часто не показываем своих эмоций, а если и показываем, то в форме, близкой к клиническому идиотизму, то табу не получается.
«Я кому говорила, что это вредно и опасно? А?..» Если мама покажет реакцию, а не расскажет о ней, это так впечатается в мозг, что ребенок приседать будет при подходе к проезжей части. Ваша реакция должна быть честной, а чувства – реальными. Нельзя, испытывая ярость, показывать легкое раздражение. Или испытывать легкое раздражение, демонстрируя ярость. Показывать-то можно, но никто не поверит.
Вранье – это вообще самая главная и серьезная ошибка родителей. Я не говорю, что нельзя врать вообще. Мы все врем. Но часто родители не отдают себе отчет в том, что врут чувствами, скрывают свои чувства. При этом ребенок прекрасно считывает вранье.
Ребенок приносит из сада чужие игрушки. У родителей подозрение, а не ворует ли он. Ситуация вызывает у родителей страх, ужас, обиду и даже приводит в отчаяние. Как же быть?
Все просто. Если хотите, чтобы ребенок не воровал, потому что боитесь, что его посадят в тюрьму, тогда сходите к участковому. Они обычно соглашаются. Участковый как следует запугает вашего ребенка. Придет к вам в дом, расскажет, что бывает с такими детьми, чем они кончают и даже где. Возможно, ребенок испугается и дальше не будет из сада ничего таскать. Но участковый – это оглобля.
Понимаете, когда мы пугаем детей, когда угрожаем им, то мы говорим обо всем, про все, кроме себя. А «шариковое» воспитание предполагает, что никого, кроме вас и ребенка, нет. «Я не люблю это, почему-то это мне не нравится…»
Что испытываете, то и демонстрируйте. При этом важен текст. Когда вы говорите: «Откуда у тебя эта ручка?» – вы наезжаете, заранее предполагая, что ручка украдена. Нужно иначе: «Мысль о том, что в моем доме растет вор, уничтожает меня…» Говорите только о себе, а не о тюрьме.
Некоторые считают, что порой нужно дать ребенку попробовать коснуться горячего утюга. Ребенок обожжется, и больше ему утюг трогать не захочется. Да, логика понятная, но нельзя же дать ребенку попробовать выскочить с самокатом на проезжую часть, чтобы его там раздавили. Нельзя позволить вылезти на подоконник и спрыгнуть с третьего этажа. Нужно понимать: есть вещи, которые попробовать нельзя. Поэтому-то и надо «напугать», «табуировать».
«А как быть с вещами, – правомерно спросите вы, – которые сейчас нельзя, а завтра можно?» Очень просто: «Не дам, не дам, не дам тебе нож. Ты маленький, нож для тебя не игрушка».
Наконец ребенок переходит в третий класс и вы торжественно вручаете сыну перочинный ножик: «Мальчик мой, ты теперь могуч, вонюч и волосат. И вот тебе ножик».
Помните стихотворение Барто:
Скоро десять лет Сереже,
Диме
Нет еще шести, –
Дима
Все никак не может
До Сережи дорасти!
Бедный Дима!
Он моложе!
Он завидует Сереже!
…У него в портфеле ножик,
На груди горят значки!
А теперь еще Сереже
Доктор выписал очки!
Маленький Дима последний пассаж вообще уже пережить не может. Что нас здесь интересует? То, что у Димы ножика нет. Потому что родители, вероятно, предполагают, что самостоятельно пользоваться ножом можно, начиная с какого-то возраста. Ну вряд ли им жалко ножик купить. Диме – нет шести. Это значит, что ему пять лет. Самостоятельно пользоваться ножом действительно рановато. А Сереже – девять, он вполне самостоятелен. Ножом Дима сможет пользоваться, когда повзрослеет. В этой истории нет ни страха, ни манипуляции, зато есть правила, установленные родителями – не дам, и все. А выход на подоконник, выбегание на проезжую часть – это совсем другая ситуация.
Не нужно относиться к детям как к объекту манипуляции. Дернул тут, дернул там. Нужно смотреть на ребенка как на субъект, как на равноправного, а не на дрессированную собачку. Мы люди. Мы больше, чем собаки.
Запомните, с детьми не надо бороться. Прежде чем реагировать на капризы, например, разберитесь, как у вас в семье все устроено. Дело в том, что дети выходят в мир без всякого предзнания о том, как он устроен, какие правила существуют в семье. Например, есть семьи, которые едят мороженое на улице, а есть другие, в которых принято мороженое приносить домой и съедать из вазочки.
Как ребенку узнать, в какую семью он попал? Естественно, ему нужно потребовать съесть мороженое сразу, потому что он хочет его сразу. Для себя вы предварительно должны решить, какая вы семья – та, в которой дают мороженое на улице, или та, где приносят домой. Исходя из этого, вы либо даете мороженое, либо – «обломись, зайчик, только дома». Зайчик, естественно, падает, бледнеет, зеленеет и требует мороженое сейчас. Вы отвечаете: «Я тебе где-то даже сочувствую, но вот такой порядок. Мороженое дома». Упростите мир для своего ребенка.
Придерживайтесь четких правил. Помните, ребенок нуждается в постоянстве. Обязательно придерживаться либо одного, либо другого правила. Границ в жизни маленького ребенка много. Если сегодня действуем так, а завтра – вот так. Сегодня настроение у мамы хорошее – и она дает мороженое, а завтра мама в плохом настроении – и не дает. А если палатка с мороженым на расстоянии 500 метров от дома, то несем домой, а если 700, то оно растает, и ешь, потому что не донесем. Что ребенку делать? Ему остается каждый раз падать, синеть и зеленеть.
Что делать, когда ребенок качает права? Качание прав – это история о том, что любые границы должны быть проверены: может, удастся получить мороженое прямо здесь и сейчас.
Если ребенок чувствует, что есть шанс, он пробует, и вам биться с ним придется каждый раз.
А если последняя инстанция – папа? Если мама против, бабушка против, а папа выступает за, например, мороженое на улице, да и вообще все позволяет? Бывает и так, но…
Родительские демократические игры происходят на поле нервной системы ребенка. Это раз. Два. Мама и папа садятся и решают, что им важно, какую роль в их воспитании играет невротизация ребенка. Что бы ни решили родители, решение должно быть общим. Если оно принято, но кого-то сегодня вдруг не устраивает, кто первый встал, того и тапочки.
Например, вы считаете, что пульт от телевизора – это не игрушка для ребенка. Придя с работы, обнаруживаете, что ребенок играет пультом, потому что папа разрешил. Тогда вы молчите в тряпочку, а вечером обсуждаете с папой ситуацию с глазу на глаз. Почти всегда взгляды родителей разные, хотя бы потому, что они разного пола, по-разному воспитывались. Пока родители не договорятся, ничего хорошего не будет. Договариваться обо всем нужно без детей и будучи заинтересованными в сохранности их нервной системы.
Погодки соперничают, то и дело устанавливают очередность в самых разных делах. Дерутся за право первым нажать кнопку в лифте, открыть дверь. Как же избегать конфликтов?
Это пример сложных границ, которые, тем не менее, вполне устанавливаются. Например, установите очередность: «По четным дням ты, Петя, открываешь дверь, нажимаешь кнопку звонка. По нечетным – Вася». Эта граница достаточно сложна, чтобы время от времени не попробовать ее на зуб.
Каков ваш алгоритм действий, если нарушена очередь? Все зависит от массы обстоятельств. От темперамента родителей, от того, торопятся ли они сейчас.
Если родитель флегма – главный бухгалтер, то он говорит: «Так, я чувствую, у нас проблема. Ты нарушил очередь. Все, теперь едем вниз. Тебя держу за шиворот, чтобы в следующий раз не пришло такое в голову. А ты, заяц, заткнулся, сейчас будешь нажимать кнопку лифта, – при этом у вас не лицо, а козья морда. – Еще раз всем объясняю, что сегодня четное число. Сегодня ты – жмешь, ты – стоишь, и чтобы клювом больше не щелкал».
Понятно, что ваша реакция может быть и другой. Главное, чтобы дети знали, что бывает, когда нарушают порядок.
Поймите, совершенно не важно, что вы делаете с тем самым мороженым. Можете делить его на три части и одну выбрасывать духам предков, потому что вы представитель северных народов. Но ребенок заранее должен знать, что будет с тем мороженым, которое вы ему покупаете.
Сколько бы вы ни изображали, что для вас важны уроки, «шариковая» программа воспитания здесь, конечно, не работает. В вопросе уроков родители вообще склонны к прямым манипуляциям. Например, когда пытаются сделать вид, что школьные уроки – это не дело ребенка, а составляющая их эмоциональной жизни.
Поймите, если ребенок выбежал на проезжую часть и его задавила машина – это самое страшное горе, которое только может случиться в семье. Если он не сделал домашнее задание и ему поставили двойку – это ничто.
Увы, лицемерие цивилизации дошло до того, что ребенок в разных ситуациях получает одинаковые сигналы, причем по поводу уроков сигнал больше. Ведь «выбегание на проезжую часть» происходит редко, а история с уроками повторяется каждый день. Ребенок продолжает их не делать, потому что быстро осознает, что родительская реакция – это манипуляция и вообще фигня на палке.
Недавно ко мне приходила женщина, которая жаловалась, что ребенка не усадить за уроки, он не убирает за собой и так далее. В процессе разговора вышли на ее детство. Она, в частности, рассказала о себе, что когда возвращалась из школы, а было ей тогда семь лет и она училась в первом классе, то к приходу мамы должен был быть подметен пол, вымыта посуда и почищена кастрюля картошки. Мама приходила с работы и сразу начинала готовить ужин.
Интересно, как она это сделала? – спросила женщина даже не меня, а саму себя в пространство. Ее ребенок, который внимательно слушал, поймал искренность в ее вопросе и изрек: «Вот, ты понимала, что надо сделать. А у меня такое ощущение – что бы я ни делал, все равно прикопаются».
Та семилетняя девочка имела в голове три пункта: пришла, пол подмела, посуду вымыла, картошку начистила. И все. Дальше живи как хочешь. Хочешь – иди гуляй, что хочешь делай.
Современные дети живут в постоянном стрессе, в ситуации, как на болоте. Всегда есть что-то не сделанное. Всегда к тебе предъявляются претензии. Все время ты кому-то что-то должен. Ты как будто неполноценный. У тебя одни обязанности и нет прав.
В истории про пол, картошку и уроки мать рассматривала семилетнюю дочь как полноценную личность с обязанностями и правами. А у нас? Вы закатываете глаза и кричите: «Ах, как мне важно, чтобы ты сделал задание по природоведению!» Но кто же тебе, мама, поверит?
Подростковый возраст – это период прекращения договора «ребенок-родитель». Если родители не слышат, как «оттуда» стучатся, дети могут начать вести себя инфантильно, например, оставлять крошки на кухне, несмотря на договоренности, просьбы и даже требования.
Я об этом даже рассказ написала – «Сага про грязные ботинки».
Пришла ко мне однажды мать и говорит, что с сыном у нее никаких проблем. Мальчик умный, учится хорошо, все уроки делает, учителям не грубит и вообще разряд имеет по шахматам. Но каждый раз, когда женщина возвращается домой, его грязные ботинки 45-го размера стоят на тумбочке в коридоре. Чего она с ботинками только не делала: швыряла, била ими его по морде, плакала, умоляла. Каждый раз, когда поднимается по лестнице, она точно знает, что увидит их в обычном месте. Ботинки стали для нее симптомом родительского фиаско. Причем мать выглядела настолько неврастенической, что мне показалось, уж не выдумала ли она их.
На мой прямой вопрос парень повел себя так, будто ничего и не было, ну разве что однажды. Словом, я сказала этой матери, что дело вовсе не в воспитании, а в чувствах. Рекомендовала ей рассказать своему сыну о чувствах. Именно своими чувствами две недели кряду она делилась, сидя у него под дверью.
Парень сначала запирался в комнате, вывешивал табличку «не влезай – убьет», втыкал наушники, но однажды, выскочив из комнаты, заорал: «Кто-то вообще думает о том, что чувствую я?» Только после этого стало возможным разговаривать с ними, потому что до этого момента проблему подросток отрицал.
Выяснилось, что мать-одиночка воспитывала сына джентльменом, мужчиной в доме, который прибивал полки, подавал пальто и отодвигал ей стул… При этом, несмотря на то, что мальчику пятнадцать лет, мать могла зайти в ванную, когда он моется. На его возражения «мать, ну ты бы вышла» он слышал: «Я же тебя в ванночке мыла, чего принципиально нового я там могу увидеть?..»
Когда я предложила ей выбрать, кем для нее является сын – мужчиной в доме или ребенком, она предпочла мужчину в доме. После чего юноша предъявил мамаше список того, что она делать должна перестать. Вменяемая женщина согласилась на такие условия. И ботинки с тумбочки исчезли.
Не исключайте, что ребенок может быть просто не способен за собой убирать. Если кажется, что ребенок специально вас раздражает, можно это исследовать. Если кажется, что он болван – это тоже требует работы. Но подумайте сами, если вы убирали крошки за ребенком до 14 лет, с чего бы ему вдруг начать это делать после четырнадцати? Грязных ботинок в моей саге не было все 14 лет, они появились однажды и остались. Потому что они – сигнал проблемы.
Часто ко мне приходят родители, которые жалуются, что ребенок у них агрессивный. Они только к песочнице подходят, как другие родители уже утаскивают из нее своих детей. При этом у таких детей и со здоровьем все хорошо, и интеллект сохранный. Идет такой ребенок на площадку, в такт ходьбе твердя, как пионерскую речовку: «Нельзя игрушки у других детей отбирать, нужно дружить, нельзя песочком на голову сыпать, нужно меняться».
Но только завидит детей, едва мать что-то успевает сказать, с ходу отбирает у одного самосвал, другому сыплет на голову песок. «Что делать? – жалуется мать. – Я уже не гуляю с ним на площадке, ухожу от людей в лес. Но он же хочет к детям!»
Я таких мам спрашиваю: а бывает так, что ребенок ваш не дерется? «Конечно, – слышу в ответ, – если на площадке никого нет и в углу сидит тихий малыш». Отсюда и совет. Идите ищите площадку с тихим ребенком. Выпускайте своего. Ждите несколько минут и кидайтесь к ребенку со словами: «Зайчик, как прекрасно ты играешь с этим мальчиком (пусть он с ним и не играет). Как я рада, что вот уже несколько минут никого ни с кем не разнимаю. Нам осталось еще пятнадцать минут, надеюсь, что так все будет и дальше».
Сообразительный, умственно полноценный ребенок достаточно быстро поймет способ получения положительного поглаживания путем обуздывания своих эмоций. Маленькие дети через некоторое время чуть ли не с закушенными губами способны поменяться с кем-то игрушками и подойти к матери со словами: «Мам, я хорошо с этой девочкой играю?» В ответ мать непременно должна сказать: «Вообще супер!»
Отрицательное и положительное поглаживание работает. Постепенно ребенок научается обуздывать себя. Правда, есть условие. Не надо хвалить ребенка: «Ах ты молодец». Говорите о себе: «Я довольна. Я рада. Мне нравится… десять минут я не разнимаю детей» (никаких «ты молодец») – это важно.
Понимаете, умственно полноценный ребенок давно понял, что расстраивает мать, просто ничего с собой сделать не может. Он проговаривает формулу «нельзя сыпать песочек…», потому что пытается доставить матери хоть немного радости.
Формулировка «ты молодец» – это приглашение к манипуляции. Если «я молодец», то «папа, мама, будьте любезны». «Ты мое солнышко», ну тогда, мам, будь добра, дай еще конфетку.
Говорите ребенку: «Вот этим я довольна, а за это мне стыдно». Говорите о том, что чувствуете, а не перечисляйте его характеристики: «Боже, это была моя любимая ваза. Это была единственная для меня память о прабабушке. Как я без нее жить-то теперь буду?» И уходите жалеть о вазе. А какой он там плохой, синий, зеленый или в клеточку, ну кому какая разница. Вам жалко вазу, потому что это вы вспоминали бабушку.
Задача родителя – решить для себя, как вы действуете, сообщить об этом заранее ребенку. Любому из нас важно знать правила, то есть понимать, как будут развиваться события.
«Поскольку следить за тобой я не могу, то мы гуляем в песочнице до того момента, пока что-то не произойдет. В этом случае мы тут же уходим в парк. На площадке ты не будешь никого кусать и сыпать песок. Любая выходка из списка, и мы не только уходим в парк, ты еще мамочку получаешь с козьей мордой». Если ребенок старается, то даете ему положительное поглаживание: «Знаешь, заяц, у меня такое ощущение, что я тебя недооценила. Сейчас идем спать, а завтра приходим снова сюда».
Если напал на девочку, малыша, то уходите и сообщаете: «Я еще неделю буду отходить, и только в следующий понедельник мы вернемся сюда». Гарантирую, всю неделю ребенок будет спрашивать вас, понедельник ли сегодня. Всю неделю вы говорите, что еще не понедельник, а в воскресенье сообщаете о том, что завтра всей семьей идете проводить эксперимент.
Часто дети, видя, что мать занята, настойчиво требуют к себе внимания. Все это признаки детоцентрических семей, число которых растет. Это семьи, в которых дети не обучаются элементарным вещам: как поступать и как понимать чувства, которые вызывают те или иные их поступки. Раньше такой опыт был адаптивным. Человек мог не выжить, если не научался адекватно реагировать на чужие чувства, а если и выживал, то все время получал по голове из самых разных мест.
В детоцентричных семьях детям и не нужно учиться этому хотя бы потому, что взрослые постоянно сами смотрят на детскую реакцию. Естественно, ребенок не обучается смотреть на других.
Все, что вы должны сделать, – объяснить ребенку, как устроен мир.
«Мир в нашем доме устроен так, зайчик. Когда я говорю по телефону, я не отзываюсь ни на какие просьбы». Когда к вам подходит ребенок с требованием посмотреть на машинку, вы говорите, что не будете смотреть. И не смотрите, не объясняете, что стоите с телефоном, не говорите, что заняты, что потом придете посмотреть…
Ребенок из ваших действий должен понять, что попал в семью, где мороженое не дают есть на улице. Когда мать говорит по телефону, лезть к ней бесполезно. Единственное, что вы не должны допустить – вступать в коммуникацию. Ваша граница: «Если я говорю по телефону, то вступаю в коммуникацию лишь в условиях смертельной опасности». Конечно, если на вашего ребенка упала горящая керосиновая лампа, вы все бросаете и бежите.
Но при этом помните, что дети проверяют наши границы только потому, что они стоят не четко. Ребенок прекрасно понимает, что при определенных условиях мать может с ним поговорить и обратить внимание на машинку. Ребенок понимает это о нас потому, что мы часто сами нарушаем собственные же правила.
Послесловие. История из кабинета психолога
Приползла на четвереньках
Много лет назад летом ко мне в кабинет заглянули девушки лет восемнадцати. У одной – ирокез, у другой – кольцо в носу. К каждой из них прилагался маленький, но уже ходячий ребенок. Со словами «посмотрите, какие мы, а у нас уже дети» девицы попросили дать им мастер-класс по воспитанию младенцев.
«Да без проблем», – говорю им. Откуда сами девицы взялись, не знаю, не исключено, что их водили ко мне как к психологу в период бурной подростковой молодости. Заглянули, видимо, от безделья, не иначе, надоело пиво пить и сигареты курить. Я им тут же показываю шишки, а не шарики, и говорю: «Люблю, когда большая, и не люблю, когда маленькая».
Вполне ожидаемо (девушки-то сами еще подростковый возраст не переросли), что одна из них хватает маленькую шишку и смотрит, что будет. Сажусь, показываю, как расстроилась. «Ну все, – говорю, – приехали. Не понимаю современную молодежь. Лет мне много и этически правильно прямо сейчас прекращать мою деятельность, потому что все впустую, все как в бездонный колодец…» Делаю это довольно экзальтированно.
Что любопытно, первыми реагируют дети, которые мирно играли все это время на ковре. Они почувствовали: что-то пошло не так, встали столбиком, смотрят. Та мамаша, что выбирала шишки, в недоумении. Вторая бьет ее в бок локтем, показывая всем видом, что нужно как-то решать проблему, потому что тетка сидит расстроенная. И тут девица, встав на четвереньки, подползает и сует мне в руки правильную шишку, мол, возьми, только успокойся…
Что мы видим в этой ситуации? А видим мы, что девушка, для которой психолог не являлся значимым взрослым, которая могла сделать в кабинете все, что ей заблагорассудится (ее паспорт не лежал у меня в кармане), могла хлопнуть дверью и уйти… пошла выбирать правильный шарик. Иначе говоря, она откликнулась на игровые чувства. Нет, это не было моей манипуляцией. Но это было ее сопереживанием.
Фото: Михаил Терещенко
Видео: Виктор Аромштам