Диалог с «водоносами» или экзамен на терпение?
– Не устали ли вы от людей, которые приходят в праздник Крещения Господня только за водой и которым ничего другого не надо?
– Нет, я не устаю от людей ни в этот день, ни на Пасху, когда освящают куличи. Задача священника – привести общину к осмысленной духовной жизни. Здесь центральный вопрос: происходит ли воцерковление тех людей, которые приходят за водой? На мой взгляд, постепенно происходит. Надо начинать с малого, видеть в человеке – человека, пытаться подарить то, что у тебя есть, а для этого нужно самому обладать чем-то. Это не вопрос «устали мы или не устали», а вопрос, готовы ли мы – священник, община – вести кропотливую работу. А если не готовы, то от нашего брюзжания «этот народ не знает закона – проклят он» лучше точно не станет. Это экзамен, готовы ли мы увидеть в каждом того, за кого Господь пошел на Крест.
– Одна моя знакомая пришла впервые в храм на праздник Крещения, и после этого лет пять в храм не ходила в этот день, потому что стала свидетелем безобразной потасовки во время раздачи святой воды. Уместен ли этот день для диалога с людьми, не готовыми слушать проповедь, а желающими лишь воды?
– Могут быть разные формы диалога. Например, раздача листков с евангельским текстом о Крещении и с Нагорной проповедью. Может, один из десяти придет домой и первый раз в жизни прочитает Нагорную проповедь. Или раздача листовок о крещении. Пытаться искать формы диалога стоит – это вопрос желания и организации. Желательно присутствие священника – не просто освятил воду и уехал: несколько дней в году можно задержаться и пообщаться с людьми непосредственно – в эти дни к нам приходит больше людей, чем на воскресную литургию. Сногсшибательных результатов ждать не стоит, но говорить с людьми все равно нужно.
– Почему раздача воды становится центром этого дня? Не является ли эта раздача угождением языческим потребностям людей? Можно ли без этого вообще обойтись?
– Центром праздника, конечно, является литургия, и в древности это был один из важнейших дней в жизни общины – в этот день, как и накануне Пасхи, крестили оглашенных, тех, кто готовился к принятию таинства.
Плохо, что в общественном сознании центр смещен к воде, но это вопрос нашей работы, вопрос диалога – надо использовать эту возможность. Главный пласт в освящении воды – не языческий, а христианский, и это надо людям объяснять, надо это проповедовать.
Священник Дионисий Костомаров
Фото: Facebook / Denis Kostomarov
Таинство крещения – частное дело или общинное?
– Церковные историки считают, что крещение оглашенных накануне праздника Богоявления происходило как раз в великой агиасме. Нужно ли возрождать традицию крещальных литургий и крещения людей накануне Богоявления?
– Традиция крещальных литургий, безусловно, обогатит литургический опыт Церкви, но не нужно из этого делать идола, будто само по себе от этого что-то изменится. Это может быть одним из комплексных моментов миссии, катехизации, но я не верю, что возрождение крещальных литургий может стать каким-то поворотным моментом в воцерковлении нашего общества.
– Насколько вам близка мысль, что крещение – это дело не индивидуальное, а дело общины, т.е. человек вводится через крещение в христианскую общину, становится членом Церкви? А крещение человека ради себя, ради собственного пути спасения – не есть ли профанация?
– В 70-е годы прошлого века в Православной Церкви Америки было принято решение, согласно которому хотя бы одним из крестных должен быть член той общины, человек, ведущий реальный христианский образ жизни. Это решение было принято, как раз исходя из той логики, что крещение вводит человека в жизнь христианской общины: рождает во Христе и в Церкви как сообществе христиан. Центр жизни Церкви – это Евхаристия, а крещение неразрывно связано с вхождением в евхаристическую жизнь Церкви. И я согласен с этим взглядом, что крещение – это акт рождения в то состояние, где «двое или трое собраны во имя Христово».
– Почему же у нас, в отличие от ПЦА, эта традиция не прижилась? В крестные берут друзей, знакомых, родственников, но не членов конкретной общины.
– Я вижу положительные изменения в этом направлении, но это вопрос кропотливой работы. У нас очень большая Церковь, и даже малейшее изменение может занимать годы и даже десятилетия. Посмотрим, что будет через 10-20 лет, надеюсь, учтем ошибки при катехизации.
– А как дело с этим обстоит конкретно у вас?
– Я с недавних пор возглавляю молодую общину, первая литургия была отслужена в ноябре прошлого года. Пока нет возможности проводить в храме крещения – недостаточно тепло в нем. Но я надеюсь в скором времени начать катехизацию, надеюсь относиться к ней неформально, чтобы она стала путем вхождения человека в Церковь – не только ребенка, но и его родителей, крестных.
На предыдущем приходе я проводил такие беседы, а также объяснял смысл каждого священнодействия во время самого Таинства крещения.
– Количество огласительных бесед: сколько их нужно, как вы думаете?
– Меньше двух-трех встреч не должно быть: нужно не просто что-то рассказать, но и посмотреть, как люди восприняли. И если они восприняли хотя бы десятую часть сказанного, то зацепиться за это и конкретно к этому переходить, нужно увидеть блеск в глазах человека и от этого идти дальше. Формальный урок катехизиса здесь никакой пользы не принесет. Семья начинается с любви, и рождение во Христе тоже начинается с любви.
– Вы пришли в Церковь через катехизацию или нет?
– Нет, почти случайно: я искал для себя ответы на вечные вопросы – нашел их в храме. Общий культурный багаж поспособствовал тоже, книги, размышления. В детстве я почти в храм не ходил, только на Рождество, Пасху, а началось все в институте, тогда я принял осознанное решение участвовать в церковной жизни.
– Нужно ли человеку мистическое переживание крещения как некой инициации или достаточно на умственном уровне осознавать то, что с ним происходит? Некоторые рассказывают, будто до крещения видели мир как через мутное стекло, а после увидели совершенно в другом свете.
– Я был крещен во младенчестве, не помню, что было со мной (смеется).
– А со знакомыми людьми? Встречается ли такое мистическое переживание?
– Мы все воспринимаем мир по-разному: музыканты иначе воспринимают музыку, чем люди без слуха. Так и мистическое переживание одним свойственно в большей мере, а другим больше подходит логический взгляд на мир. Мы порой не помним момента, как мы полюбили кого-то, что послужило началом, но главное, что это произошло, а как – уже неважно. И поэтому Церковь должна предлагать людям разные формы диалога: «Я был всем для всех, чтобы спасти хотя бы некоторых» – прекрасные слова апостола Павла.
Фото: Маргарита Ивлева / www.photorita.ru
Непонятное Богоявление странного Бога
– Зачем Христу нужно было креститься?
– Праздник Богоявления – один из самых малопонятных для людей. Этот праздник нагружен сложной (тринитарной) символикой. Вспомним евангельский текст, от Марка, например:
И было в те дни, пришел Иисус из Назарета Галилейского и крестился от Иоанна в Иордане. И когда выходил из воды, тотчас увидел (Иоанн) разверзающиеся небеса и Духа, как голубя, сходящего на Него. И глас был с небес: Ты Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение (Мк. 1:9-11).
Очень непонятный текст для тех, кто незнаком с символикой и смыслом Писания. Это один из тех текстов, которые являются богословской иконой – образом, символом. Это не просто передача исторического события – здесь каждое слово что-то да значит. Например, «разверзающиеся небеса» – в иудейском богословии было такое понимание, что небеса молчат. После того, как закончилась эпоха пророков, Бог перестал говорить напрямую со Своим народом, поэтому «разверзающиеся небеса» – это возобновление общения Бога со Своим народом.
– А где в тексте мы видим, что Бог говорит со всем народом, а не с одним Иоанном Крестителем?
– А это видно из дальнейших событий Евангелия. По греческому тексту Евангелия от Марка только Иисус увидел разверзающееся небо – даже Иоанн не был свидетелем этого, согласно тексту. Но здесь важно не кто увидел, а тот факт, что небеса вновь открыты. И все дальнейшее земное служение Христа есть подтверждение тому, что Бог через Христа говорит со Своим народом.
Далее: «Духа, как голубя» – это прекрасный библейский мотив, который отсылает нас к самому началу Священного Писания, книге Бытия, где говорится, что «Дух Божий носился над водой» (в греческом тексте: «парил»). То есть происходит некий новый акт творения в Крещении Иисуса, Иисус – это Новый Адам.
Последняя и самая важная иконографическая черта – тот голос с небес: «Ты Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение». Перед человеком, знакомым со Священным Писанием, сразу возникает множество образов, где это есть. Например, книга Бытия, жертвоприношение Авраамом сына своего «возлюбленного»: «Возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь» или «Как ты не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня, то Я благословляя благословлю тебя» (Быт. 22:16-17). Господь открывается здесь не как Вседержитель, Царь – Он открывается как жертвенный Агнец, раскрываются первые черты Мессии: Он идет освободить Свой народ – но как, но от чего? В моменте Крещения важно именно это – начало пути Сына Божьего на Голгофу.
Событие Крещения Господня по-разному осмыслялось в святоотеческой литературе. Акт Крещения осмыслялся троически: Глас – Отца, послушание – Сына, помазание – Духом Святым. Также Крещение Христа осмыслялось как прообраз крещения всех христиан. Еще с древности крещение ассоциировалось с Искупительной Жертвой – принятие Крещения Христом понималось как принятие на Себя грехов, которые Господь принесет на Крест. Крещение осмыслялось и как акт нового творения: Адам своим грехопадением затворяет небо, а Христос, как Новый Адам, вновь отворяет эти ставни, открывая небо для нас.
Для современной Церкви в центре богослужения этого дня должна быть, мне кажется, попытка поговорить именно об этом. До Крещения мы почти ничего не знаем о Христе – этот момент был переломным. Как мы можем применить это в своей жизни – об этом стоит говорить.
«Играть» во Христа или подражать Христу?
– Но мало кто из приходящих креститься людей может вместить все эти смыслы. Мне кажется, что смысл соумирания и совоскресения со Христом в крещении более понятен людям. Мне попалось рассуждение одного человека: «Может быть, стоит взглянуть на самоотождествление с Иисусом по-простому, без науки, а так, как дети играют в индейцев или солдат? Провозглашая «падай, а то я играть не буду», ребенок по-своему реагирует на ту же тайну смерти, которая является центральным пунктом нашей веры. Может быть, когда Иисус хочет, чтобы мы были «как дети», Он как раз и имеет в виду, что мы должны «играть в Него» как дети, просто потому, что так надо, что это здорово, что Он Сам этого хочет и помогает тем, кто так делает.
То, что это здорово, кажется очевидным из посланий того же апостола Павла – таким явным счастьем светятся все его рассказы о собственных страданиях «во Христе». Слово «игра» не должно поднимать вопроса о несерьезности, так как игра всегда серьезна с точки зрения играющих; для играющих игра – это жизнь, она кажется «всего лишь игрой» только со стороны. Может, и нам стоит сбросить с натруженных спин неподъемную вавилонскую башню богословия и просто «играть в Иисуса» по мере своих сил и, так сказать, «актерских способностей»?»
– Красивая мысль, но для ребенка игра – это реальность, играющий ребенок творит то, что для него не сказка, персонаж – это он и есть. Взрослому это намного сложнее, взрослый отягощен негативным опытом, в том числе самого себя, своего восприятия мира, своего цинизма. В приведенной цитате слово «игра» не является кощунством, а становится попыткой возвращения к простоте, к детству.
В современном мире нам так трудно вести диалог, потому что мы говорим на слишком разных языках. Поэтому, начиная разговор о Боге, надо начинать с терминологии. Мы по-разному понимаем слова «любовь», «смирение», «Бог» – каждый человек «творит» Бога по своему образу и подобию. Вернуть смыслы словам не означает научить людей единственно правильной терминологии. В мире постмодерна вернуть смысл словам можно одним путем – привязав значения слов не к словарю, а к личности. Для христиан этой личностью является Иисус Христос. Говоря о прощении, мы должны вспоминать слова Христа на Кресте: «Прости им, Отче, ибо не ведают, что творят». Говоря о смирении, стоит вспомнить, как Господь умывал ноги Своим ученикам. Говоря о любви, мы должны вспомнить ту любовь, которую Христос имел к людям.
Этот маленький евангельский словарь помогает нам отвечать на вечные вопросы. Беседуя с невоцерковленными людьми о Боге, я призываю их задавать самим себе вечные вопросы. Вечные вопросы – это то, чем можно себя раздавить. Парадокс и трагедия жизни в том, что без Бога, без Христа вечные вопросы превращаются в проклятые вопросы. Только через Бога можно понять, зачем меня призвали в тот мир, где меня окружают боль и страдания, разочарования, где я точно знаю, что умру я и мои близкие.
Мы должны дарить людям Бога, Христа, а не христианскую культуру или философию, не литературу и даже не богослужение.
Без Христа все пусто, богослужение превращается в пустой обряд, культура превращается в нечто приятное глазу, но не отягощенное смыслом.
Бунин в «Окаянных днях» писал: «Мы приходили в церковь, где пели прекрасными знаменными распевами, мы приходили и ждали, когда это закончится, чтобы выйти на крылечко и покурить». Под христианской культурой мы подчас погребаем Бога – это действительно так. Поэтому разговор надо начинать с самого простого и самого главного: зачем? Осколки истины разбросаны в культуре везде, но Евангелие – это то сокровище, ради которого стоит оставить всю остальную жизнь.
– По вашим словам выходит, что мы призваны подражать Христу: в смирении, любви, прощении, но в православной традиции о подражании Христу мало говорится. В свое время в христианском мире была популярна книга Фомы Кемпийского «О подражании Христу». А у нас обычно принято призывать подражать святым, но не Христу. И о самоотождествлении Христу в крещении тоже мало говорится у нас. Так ли это и как правильно?
– Термин «подражание» не очень прижился, лучше использовать термин «христоцентричность». Когда мы подражаем святым, мы им подражаем не в чем-то конкретном, а в том, в чем они стяжали свою святость, в том пути, где они приблизили себя к Богу. В этом плане святым стоит подражать.
Мы должны впустить Бога во все сферы своей жизни, не только в храме, в молитве, но и в творчестве, любви, в общении с другими – христианин должен хотеть, чтобы это было озарено Богом. Насколько мы этого хотим – это и есть та грань, насколько мы подражаем Христу. Это безумно сложно. «Будьте как дети» – это не только о детской простоте.
У меня две дочери, одна родилась, когда другой было три года. А когда младшая доросла до года, стала формироваться как личность, то в ней начал проявляться человеческий темперамент: если их двоих положить в одну кроватку, то младшая могла и стукнуть старшую.
Младенец не может без взрослого, его нельзя надолго оставить одного. Если, допустим, 6-7-летнего ребенка оставить без взрослых, то он, возможно, и выживет, но слишком рано столкнется с жестокостью внешнего мира. Поэтому если человек желает жить без Бога, то что-то важное, ключевое в нем умирает.
Но если человек потерял земных родителей, абсолютно одинок, как тот разбойник на кресте, то он за секунду может вырваться из этого одиночества тогда, когда захочет богообщения.
Фото: Симбирская митрополия / VK
– Получается, что крещение – это некий акт усыновления Богу?
– Безусловно. Это усыновление Богу, это вхождение в новый мир, который создан Христом: в Царство Небесное, и это не какое-то абстрактное место – это Сам Господь. «Приблизилось Царство Небесное» – это о Христе. Это вхождение в качестве возлюбленного сына на брачный пир, туда, где тебя ждут, в мир, созданный ради каждого из нас. Крещение – это метанойя, перемена ума (на вульгарном греческом – «сойти с ума»), попытка разрушить все правила, по которым жил, и начать жить по совершенно иным правилам, не вмещающимся в привычную логику.
После крещения происходит нечто удивительное – становится возможным сотворчество с Богом в построении этого нового мира здесь и сейчас. Бог призывает человека в Церковь как в место, где человек вместе с Богом будет миротворить спасение человека.
Не надо затворять от людей Бога
– Для чего нужна человеку великая агиасма? Как дополнительная благодать? Разве мало той благодати, которую человек получает в остальных таинствах? Если благодать великой агиасмы не зависит от человека, то становится ли человечество в целом (или православные в отдельности) более благодатным в эти дни? Если благодать зависит от внутреннего состояния человека, то стоит ли бездумно раздавать великую святыню всем подряд?
– Это зависит от человека: мы принимаем что-либо от Бога ровно в той мере, в которой мы готовы. Господь говорит: «Се, стою у двери и стучу», – Он ждет, что мы Ему отворим. Насколько отворим – зависит только от нас.
Вода – это прекрасный символ освящения Богом этого мира, символ того, что Бог Собой очищает все нечистое, все старое преображает. Насколько человек, не читавший Евангелия, не знающий христианского учения, способен воспринять это, сколько здесь будет христианского, а сколько – магического – это сложные вопросы. Это вопрос пути, по которому должна идти Церковь.
Этот же вопрос звучит и в каждом таинстве крещения младенца: можем ли мы крестить младенца из невоцерковленной семьи или нет? Ведь родители должны вводить своего младенца в малую Церковь – в семью, затем – в христианскую общину. А если они сами не члены общины, если их семья не стала малой Церковью? На сегодняшний день я не знаю ответа на этот вопрос, честно скажу. Также я не знаю ответа на вопрос: стоит ли раздавать воду людям, которые не понимают практически ничего в церковной жизни.
Мне кажется (и некоторые со мной не согласятся), что не надо затворять от людей Бога. Насколько сейчас у человека есть понимание, настолько оно для Бога сейчас и важно. Но при этом не стоит и провоцировать углубление языческого взгляда на мир.
Если меня позовут освятить квартиру, потому что соседка не так посмотрела, то, скорее всего, я начну разговор с Евангелия, попытаюсь объяснить, что взгляд соседки не может быть причиной освящения квартиры.
Грань тонкая, насколько мы открыты. Мне кажется, что в реальных живых общинах вероятность того, что случайно зашедший человек найдет Христа, намного выше, чем в тех храмах, где люди друг друга даже по имени не знают. Мы, христиане, сначала должны осмыслить свое место в Царстве Небесном. Если в нашей маленькой христианской семье, общине место Богу есть – это хорошо.
– Как вернуть празднику Богоявления настоящий смысл, чтобы он не был, по выражению одной журналистки, праздником «наготы среди зимы»?
– Взрослые люди захотят услышать что-то только тогда, когда сами спрашивают. Поэтому когда священника спрашивают о празднике, он должен говорить не о воде, а о таинстве Богоявления, об «отверстых небесах», о том, что Бог говорит с нами, принимает нашу нечистоту, чтобы принести ее на Крест.
Если же люди пока не готовы услышать это, важно хотя бы, чтобы они не слышали противоположного, языческого от христиан: что в проруби грехи смываются или подобное. В таких случаях лучше молчать, чем говорить что-то околохристианское.
Великое освящение воды, великая агиасма открывает свой подлинный смысл только тогда, когда мы готовы его принять.
Фото: ottenki-serogo.livejournal.com