Волгоградское убийство — тема тяжелая и неприятная, но к ней, похоже, придется вернуться, потому что медийная реакция на нее много говорит о состоянии умов. Русская служба ВВС дала подробный репортаж, из которого явствует, что убитый парень был очевидным “гетеросексуалом” и скорее даже “гомофобом”, “Он всегда проявлял активный интерес к женскому полу, всегда у него были бурные отношения с девушками, не одна и не две, чуть-чуть не доходило до свадьбы”. Кроме того, убийцы хорошо знали его лично: “По словам Кекшина, все участники вечера, завершившегося смертью Торнового, были близкими друзьями. Один из задержанных был одногруппником Торнового в ВУЗе.”. То есть они не могли не быть в курсе того, что парень — ярко выраженный “натурал”.
Итак, парень, который не был гомосексуалистом, убит своими знакомыми, которые отлично знали, что он — не гомосексуалист. Это, вообще-то можно было понять и до репортажа ВВС — и по свидетельствам его друзей и родных, и по его страничке вконтакте, где в последней записи он пытается помириться с девушкой, которая его “больше не любит”. Собственно, я ожидал (и был почти уверен), что медийная кампания “гомофобы, науськанные Думой и РПЦ, убили гея” свернется через несколько часов, когда это стало известно. Я ошибся. Тут будет очень долго и утомительно перечислять и цитировать всех авторов, которые в ведущих либеральных СМИ высказались или отписались на тему “Убили гея за то, что он гей! Вот к чему приводят законы о запрете гомопропаганды и гомофобская позиция РПЦ!”. Причем некоторые издания и авторы, принимавшие каноническую версию “убили гея”, но обличавшие гомоубийственных депутатов и церковников недостаточно гневно, списывая все на специфические нравы гопников, подверглись резкой критике общественности, как пособники злодеев.
Причем попытки говорить лично с отдельными участниками хора “убили гея, убили гея”, обращая их внимание на то, что он никакой не гей, приводили в лучшем случае к признанию “ну да, он не гей, но какая разница? Убили-то его по мотивам гомофобной ненависти, приняв за гея!”, в худшем — к решительному отрицанию любых показаний, которые не укладывались в каноническую версию.
Даже сейчас, когда выяснилось, что убийцы хорошо знали свою жертву и никак не могли принять его за того, кем точно не являлся, достаточно людей, которые настаивают на том, что тут все равно где-нибудь гомофобная ненависть. Мол, ни в чем человек себя геем не проявил, бегал за девушками, а тут, в компании знакомых гопников, решил раскрыть свою подлинную природу.
Что можно сказать по поводу такого состояния умов? Несколько бросающихся в глаза вещей. Первые несколько часов, когда прошла новость об “убийстве на почве сексуальной ориентации”, комментарии могли быть результатом искренней неосведомленности. Но вскоре появились подробности — имя жертвы, и возможность, за пять секунд в гугле, найти его аккаунты в сетях “одноклассники” и в”вконтакте” показания его друзей и родных. После этого заявления “убили гея за то, что он гей” были уже заведомой неправдой — это кого-нибудь остановило? Ничуть.
Мария Генкина в “Снобе” ( и она тут — голос в хоре, а никак не исключение) пишет о том, что ее “поражают комментарии от друзей этого мальчика (они называют его Владом) о том, что он был»нормальный парень»и «никаких признаков гомосексуализма у него не было». Даже у скорбящих друзей мозги набекрень если они считают, что их друг был бы ненормальным если он гей, и что у гея должны быть какие-то «признаки гомосексуализма.»
То есть те, кто его знал лично, отрицают его гомосексуализм — но мы-то лучше знаем! И дальше — “Отрицание его гомосексуальности друзьями и родителями не помогут следующему мальчику, которого тоже когда нибудь зверски убьют по пьяни за то, что он что-то ляпнет пьяному товарищу”.
Это даже нельзя назвать ложью — лжец намеренно пытается ввести вас в заблуждение, когда правда ему известна. Тут мы имеем дело с чем-то другим. Люди в своих московских офисах и квартирах знают про личную жизнь человека в Волгограде гораздо лучше чем его друзья, знакомые, и (судя по его записям в социальных сетях) он сам, а если их точка зрения расходится с мнением его знакомых, то это потому, что у тех “мозги накребень”. Это не попытка обмануть — потому что кого же это обманет? Это другое явление, которое, наверное, было бы очень интересно социальным психологам — но которое на бытовом языке называется “принятием желаемого за действительное”. Людям очень нужно, чтобы это был гей, убитый по мотивам гомофобной ненависти, чтобы они могли торжественно положить его тело у дверей госдумы. Люди с места событий этого не подтверждают? Ну так у них мозги накребень! А у московских либеральных журналистов не накребень, поэтому они знают лучше. Правда — это не то, что соответствует фактам, это то, что соответствует правильной идеологии.
Но это запевалы, что же до рядовых участников хора, то попытки указать на то, что вся медийная кампания “убили гея” строится на явной неправде — убитый никакой не гей — кончались в лучшем случае тем, что “а это неважно, важен мотив гомофобной ненависти”. Ведь если атеиста убьют, приняв его за христианина, это же все равно будет акт ненависти к христианам, так? В данном случае убийцы знали, что их жертва — ярко выраженный гетеросексуал, но главная проблема не в этом. Главная проблема — в готовности принимать заведомую неправду. То есть люди знают, что главный лозунг их запевал не соответствует действительности, но это не важно, это их не печалит, не беспокоит и совершенно не мешает петь в этом хоре.
Чтобы, несмотря ни на что, принимать это “убили гея” за действительное, оно должно быть чем-то очень желательным — и тут мы сталкиваемся с интересным парадоксом. “Гомофобы” воспринимали весть «гея убили по мотивам гомофобной ненависти» с глубоким и искренним огорчением, надеялись, что это неправда, и охотно принимали свидетельства того, что действительно неправда. Люди толерантных и прогрессивных убеждений, напротив, распространяли ее с миссионерским рвением, игнорировали или отвергали все, что ей противоречило, и только перед лицом уж явных свидетельств о том, что жертва — не гей, соглашались на уцененный вариант «но убили-то по мотивам гомофобной ненависти», в общем, цеплялись за нее до последнего, как за что-то крайне им дорогое и ценное.
Так кто же тут ненавидит бедных гомосексуал
истов и желает им лютой смерти? Для кого весть об “убийстве гея за то, что он — гей” это плохая, а для кого — желанная новость?
Это глубокий парадокс, и я не претендую на то, что могу вполне его разрешить — но выскажу некоторые предположения. Любые политические и общественные движения бывают склонны к демонизации оппонента. Такова уж наша падшая природа. Но бывают движения, для которых демонизация оппонента — это главное топливо, на котором они работают.
Есть слова-маркеры, выдающие человека определенных политических симпатий — и для “борцов за права сексуальных меньшинств” это слово-маркер — “ненависть”. В английском языке это hatе-hate-hate в каждом абзаце особенно бросается в глаза — любые оппоненты гей-движения это haters (ненавидящие), демонстрация в защиту традиционных браков — это hate march, (марш ненависти), любое высказывание, выражающее несогласие с гей-идеологией — это hate speech (речь ненависти), любая группа, не разделяющая гей-идеологии — это hate-group, любой, не соглашающийся с программой гей-движения — это bigot (фанатик, изувер), и, конечно — слово, уже вполне усвоенное русским языком — гомофоб. При этом в “ненавистники” могут зачисляться как люди, действительно выражающие ненависть, так и люди, которые выражают (в сколь угодно вежливой и академичной форме, как например, авторы “Манхэттенской декларации”) несогласие с гей-идеологией.
Hate group — это, например, Ку-Клукс-Клан, и — вы будет смеяться, но католикам не до смеха — Католическая Церковь. Риторический прием состоит в том, чтобы зачислить и каких-нибудь неонацистов, которые действительно убивают гомосексуалистов по идейным соображениям, и гопников, которые убивают кого угодно, и причудливых сектантов, демонстрирующих с плакатами “Бог ненавидит извращенцев”, и любого, сколь угодно законопослушного и кроткого человека, который осмеливается считать брак союзом мужчины и женщины, в одну и ту же категорию — “ненавистников”, “гомофобов” “изуверов”.
Преступления тех же неонацистов вменяются католикам по ассоциации — те и другие “гомофобы”. Именно это мы и видели в медийной кампании “убили гея” — преступление волгоградских гопников вменялось госдуме и лично депутатам Мизулиной и Милонову, Церкви и лично Патриарху и всем вообще, кто не поддерживает соответствующую идеологию. Для демонизации несогласных нужно проассоциировать их с каким-нибудь тяжким преступлением — и тут чем преступление более жуткое и жестокое, тем лучше. Совершилось жуткое, тошнотворное преступление — а виноваты в этом все те, кто с нами не согласен! Вы не хотите, чтобы Вас сопричислили к этим гнусным злодеям? Тогда немедленно заявите, что Вы на правильной стороне! Иначе Вы тоже ненавистник/изувер/гомофоб, сообщник гопников и пособник нацистов!
Прием примитивный, но действенный — люди часто руководствуются эмоциями, а не холодной логикой. Когда Вы слышите о жутких подробностях зверского убийства, Вас тошнит и мутит, и Вам сложно формулировать вопросы — например, о механизме переноса вины с гопников на противников гей-движения, которые, кажется, никого не убивали. Слишком уж громкий крик стоит.
Поэтому эти люди испытывают острую нужду в “гомофобной ненависти” и, особенно, в “гомофобных убийствах”, как можно более жестоких. Это топливо, на котором работает вся машина гей-пропаганды. Поэтому они вцепляются мертвой хваткой в любое известие о “гомофобном убийстве” и не желают свою хватку разжать, даже когда его “гомофобность” оказывается более чем зыбкой.
Из всей этой кампании — я надеюсь, все же законченной — я надеюсь, будут сделаны некоторые выводы. И первый из них очевиден. Не стоит следовать за людьми, для которых весть о зверском убийстве по мотивам ненависти к определенной группе — это желанная весть.