«Имейте в виду: я – одиозная личность!» – саркастически улыбаясь, произнес он в конце нашей первой встречи. Мы не раз с ним общались за эти почти четыре года, но запомнился он мне именно тем грустно-ироничным, добрым взглядом слегка исподлобья поверх очков… Встретились мы с ним тогда, опять же, по весьма типичному для него поводу: мне была нужна помощь человека компетентного в каноническом праве и современных церковных реалиях. В тот раз Игорь поздно вечером приехал в Питер специально, чтобы встретиться со мной, как будто ему это надо было. Мы довольно долго сидели, разговаривали на разные темы, в основном о проблемах церковной жизни, параллельно обдумывая мою непростую ситуацию и прикидывая разные варианты развития событий.
Он как-то весь тогда раскрылся: веселый и потаенно грустный, хохотун и острослов; горячий, резкий до грубости и одновременно трепетно-добрый, чуткий и как-то по-мужски, что называется «без соплей», сострадательный; православный христианин, осознающий и остро переживающий за язвы церковной жизни, жестко реагирующий на мерзость, особенно, если она пытается свить гнездо под церковной крышей, и в то же время прагматичный, продумывающий всякий шаг, чтобы не навредить Церкви и реально помочь тому, кто попал в беду.
Вскоре, когда, как мы с ним и предполагали, я попал под запрещение в священнослужении, он составил текст апелляции, а затем продолжал меня всячески поддерживать вплоть до заседания Общецерковного Суда, который снял с меня запрет (сидеть бы мне в нем и поныне, кабы не было Игоря в моей жизни). Он тогда приехал в Москву, чтобы подставить плечо, и радовался как ребенок, узнав о судебном решении… «Будьте как дети» – это про него.
Игорь – непростой человек. Он мог и послать на дальнюю дистанцию с подробным описанием маршрута, не стеснялся в выражениях, иногда сознательно эпатировал аудиторию. На него многие обижались и далеко не всегда безосновательно. Однако никто и не берется продвигать его на канонизацию. Но вот, что важно понять: он был настоящим. И есть.
Вдумайтесь, читатели! Сколько внутри и вокруг нас – искусственного, ненатурального, синтетического… Синтезированное благочестие, ЭКО-милосердие, смирение и кротость «идентичные натуральным» – как много этого и как оно привычно, как узаконивается оно все прочнее! А Игорь делал все от него зависящее, чтобы не оказаться соучастником формирования этой общеобязательной личины мнимого благонравия. Ну… иногда перегибал, да, но оставался честным пред Богом, перед самим собой и людьми, ничего из себя не строя (в том числе и в своих глазах), в отличие от многих из нас. И уж точно никто, кроме самых близких не знает ни того, как его предавали иные из тех, кому он пытался помочь, ни того, как он просто, без показного великодушия, их прощал, без малейшего высокомерия, сочувственно снисходя к их немощам.
В притче о Страшном суде Господь дает четкий критерий определения по ту или иную от Него сторону: отзывчивость. Те, которых Он собрал по правую сторону, не просто одевали-кормили-поили-посещали «малых сих». Они отзывались, окликались на чужое горе, на чужие «проблемы», они «не проходили мимо», но участвовали в жизни «посторонних людей», облегчая бремя «обстоятельств».
Игорь – один из них. Он был чрезвычайно жизнелюбив и делился этой любовью постоянно и со всеми, кто только был в досягаемости – хоть непосредственно, хоть в соцсетях. И, что важно, стержнем его жизнелюбия была любовь к Тому, Кто есть «путь и истина и жизнь» (Ин. 14; 6).
Игорь – христианин. Настоящий – и в смысле неподдельности, и в смысле реальности присутствия: нормальный живой христианин; пусть далеко не икона, но и не подделка под нее, не «отфотошопленная» картинка и не кичевый лубок.
Царствие ему Небесное!