В ста сорока километрах южнее Москвы расположен небольшой город Ясногорск с населением в 15 тысяч человек. Машиностроительный завод «Углемаш», кондитерская фабрика, хлебозавод, приток Оки, леса, колосящиеся поля – тихо и спокойно, почти как везде в провинции. Этот непримечательный городок попал в сводки информационных агентств из-за трагедии, произошедшей 28 июля.
32-летняя жительница Ясногорска Анастасия покончила жизнь самоубийством. Женщина не оставила предсмертной записки, зато очень хорошо запомнилась жителям Ясногорска своей неуемной энергией и жаждой жить.
В 2012 году Анастасия попала в автокатастрофу, в результате которой получила серьезную травму позвоночника. Она перенесла несколько сложнейших операций, которые позволили ей сидеть в инвалидном кресле. Одну из последних операций (по восстановлению поддерживающей конструкции в позвоночнике) предполагалось сделать по квоте в Новосибирске. Однако необходимы были дополнительные 200 тысяч рублей на покупку дорогостоящих шурупов.
Конечно, таких денег у молодой женщины не было. Собирали их всем городом. Собрали. В ноябре прошлого года была сделана операция. Через тульское издание MySlo Анастасия эмоционально благодарила всех, кто откликнулся и помог. Для молодой женщины, которую после ДТП бросил муж и на руках осталась малолетняя дочь, деньги, собранные ясногорцами, стали существенной помощью.
Позже, узнав, что Анастасия мечтает работать в сфере косметологии, один из тульских центров обучения помог ей получить образование на дому. Анастасия стала мастером маникюра и решилась открыть собственный салон. Но буквально месяц назад, 29 июня, вновь обратилась к жителям своего города за помощью. В своем открытом письме в одной из социальных сетей она написала:
«Обратилась в центр занятости, где мне одобрили 118 тысяч рублей, и я счастливая стала писать бизнес-план, собирать документы на открытие ИП. Но недавно мне позвонили оттуда и сообщили, что работать на дому не получится, что по закону нужно отдельное помещение, с отдельным входом и санузлом. Но как мне это сделать, если у меня в подъезде даже пандуса нет и свободно выйти на улицу я не могу? Даже с ребенком погулять нет возможности без посторонней помощи, хоть и живу на первом этаже. Моя мама женщина в возрасте, сама инвалид 3-й группы и помочь мне преодолеть препятствие в виде трех ступенек в подъезде не может. Да и чтобы снять в аренду помещение, полностью оборудовать его – денег нужно гораздо больше, чем предоставляет государство. Где же мне столько взять? Что мне делать?
Получается, государственная программа «Доступная среда» совершенно не работает. Очень прошу, посодействуйте в реализации этой программы, чтобы я могла заниматься любимым делом на дому и иметь дополнительный доход.
Помогите мне решить проблему, связанную с доступным выходом на улицу, чтобы я не зависела от соседей и мимо проходящих людей. Очень давно пытаюсь этого добиться, неоднократно обращалась в местные органы управления, но в ответ одни обещания. В итоге я по полгода сижу дома без возможности выйти во внешний мир, от которого отделяют всего лишь три ступеньки. Как вариант, можно сделать пандус с балкона, расширить и утеплить его. Это и будет отдельный кабинет с отдельным входом. В подъезде все равно установить пандус невозможно»…
Получается, что три ступеньки до двери стали последней каплей? Часто ли недоступная среда и неоказание помощи со стороны государства являются причиной самоубийств инвалидов? И что говорят психологам отчаявшиеся люди? Рассказывает Вера Захарова, медицинский психолог, супервизор одного из первых в России телефонов доверия, руководитель РБОО «Помогая другим – помогаешь себе», где любой человек может получить бесплатную психологическую помощь по Skype доверия (логин pomogaya-drugim, сайт pomogaya-drugim.ru) или через открытую переписку на форуме.
Когда выхода не видно
– Может ли отсутствие пандуса в подъезде (в нашем случае оно влечет за собой отсутствие возможности самостоятельно зарабатывать на жизнь) стать причиной самоубийства? Пресловутые три ступеньки, которые не дают человеку выйти на улицу, могут стать последней каплей, или проблема сложнее?
Вера Захарова. Фото: Маргарита Рогова / novayagazeta.ru
– Если говорить о конкретной ситуации, то я могу лишь выразить гипотетическое предположение. Вне зависимости от того, с инвалидностью человек или нет, но по моим ощущениям «пандус и три ступеньки» – это публичная и официальная причина. Истинная причина, скорее всего, гораздо глубже. А вот то, что пандус мог стать последней каплей, вполне вероятно.
Я склонна предполагать, что эта женщина просто очень устала. Она устала бороться, у нее закончились ресурсы, по всей вероятности в окружении не оказалось достаточного количества людей, на которых она могла бы опереться. Если бы у нее была должная эмоциональная и психологическая поддержка, она вполне могла бы открыть тот же самый маникюрный салон. Ведь совершенно не обязательно делать это публично, во всяком случае для начала. Выходов из ситуаций всегда много. Другое дело, что Анастасия могла этих выходов не видеть.
В случае с травмой ограничения наступают мгновенно. Это очень сильный стресс, который выбивает человека из привычной колеи в секунду. Чтобы адаптироваться, нужна сильная и серьезная внутренняя работа. Увы, изоляция – это очень характерная ситуация для людей с инвалидностью. А люди с травмой, то есть те, кто когда-то жил как все, а потом резко и неожиданно выпал из этой обоймы и стал другим, еще и усиливают свою изоляцию. Для травматиков характерна самоизоляция, некоторая даже «аутизация».
– Почему это происходит?
– По разным причинам. Это может быть связано со страхом непонимания, страхом отвержения, неполной адаптации к новым условиям жизни. Часто люди оказываются полностью выброшены из прежней жизни, особенно это тяжело воспринимается, когда ты был успешен.
Из того, что мы пусть и отрывочно знаем об этой девушке, возникает ощущение, что внутренне активной она была всегда. Мы знаем, что она искала деньги в сообществе, добилась квоты, а это очень непросто, получила образование. Такие вещи требуют энергии, активной жизненной позиции, настойчивости. Выходит, у нее был сильный характер. Но по совокупности, удар за ударом – это то, что подкашивает.
Адаптироваться к ударам непросто. Чего стоит один переезд из большого города в маленький. А если прибавить к этому ДТП, травму, развод с мужем, потерю работы, малолетнего ребенка, многочисленные операции, которые к тому же были не совсем удачными… Но женщина боролась, не сдавалась. Вы же понимаете, что в любом городе, а в маленьком тем более, тяжело с работой не только человеку с инвалидностью. То, что девушка смогла найти для себя какую-никакую нишу, говорит о ней как об активном человеке.
Но вот в чем проблема. У активных людей часто бывает завышена планка и требования к себе самим. Скорее всего, Анастасия не смогла смириться со своим новым положением. Да, пять лет – это большой срок. Но адаптация в инвалидности – это очень важный этап, и он не измеряется годами. Адаптация – это принятие своих ограничений, пересмотр ценностей, пересмотр ожиданий и от жизни, и от самой себя. По всей вероятности, у Анастасии этот пересмотр еще не был завершен. Ее «планка» была чуть выше, чем возможности ее ресурсов. Для травматиков это характерно. Травматик – это человек, который был как все, но внезапно перестал быть обычным. Эту резкую и полную перемену жизни многие не выдерживают, ломаются.
Есть вещи, которые зависят от самого человека. Человек вкладывается в них, борется. И эта женщина вкладывалась и боролась на том поле, где что-то зависело от нее. А пандус – это внешнее, это то, что мы не можем изменить сами, здесь мы зависим от воли других. Пандус – как некая метафора беспомощности и зависимости.
Вообще, суицид – это крик о помощи. А то, что в качестве причины самоубийства люди склонны называть пандус, три ступеньки, то есть то, что напрямую вряд ли может послужить причиной добровольно расстаться с жизнью, лишь усиливает нашу гипотезу.
Чаще всего истинная причина добровольного ухода из жизни – внутреннее ощущение беспомощности и невозможность справиться со своими проблемами в одиночку.
Своим поступком эта молодая женщина сказала нам всем, своим окружающим, что ей очень плохо и у нее больше нет сил. Она просто не смогла найти другого способа сообщить нам об этом. Всякий суицид – это акт обращения, крик о помощи со словами: «Я больше так не могу».
Четыре процента думают о суициде
– В вашей практике были ли случаи, когда на телефон доверия звонили люди, которые напрямую не говорили о желании покончить с собой, но вы понимали, что человек близок к этому?
– Ну конечно. Часто мы не просто догадываемся о суицидальных намерениях, люди об этом говорят открыто. А если они молчат о своих мыслях, но в разговоре это ощущается, то мы задаем такой вопрос, по сути, облегчая задачу в проговаривании проблемы. Таких звонков примерно 4%. Это много, потому что за каждым звонком боль и отчаяние. Но это типичный процент. Таких звонков в психологические службы поступает в пределах 4-10%, не больше.
– Есть ли какие-то фразы и выражения-маркеры, указывающие психологу, что человек не хочет больше жить?
– Самые типичные: «Я устал», «Мне все надоело», «Я больше ничего не хочу», «У меня больше нет сил», «Какой смысл дальше». Это выражения тех, кто не говорит напрямую. Но некоторые говорят открыто о своих намерениях: «Я хочу это прервать» и так далее.
Спасибо, что я жив
– Помните ли вы какой-то случай, который вам особенно запомнился, когда человека удалось удержать от такого страшного и отчаянного шага?
– В наш фонд обращаются примерно 30-40% людей с инвалидностью, остальные – люди без явных проблем со здоровьем. Если говорить о стратегии общения с людьми с суицидальными намерениями, то главное, что мы можем сделать – показать человеку, что он не одинок, что на земле есть по крайней мере один (это тот, с кем человек прямо сейчас разговаривает по телефону), которому не все равно, который действительно хотел бы, чтобы он остался жить.
Дело в том, что для тех, кто решил покончить с собой, ощущение беспомощности, необратимости происходящего, тотальной оставленности, изоляции, ощущение, что никто не сможет ему помочь, создают эффект туннельного восприятия действительности. Он уже не видит других возможностей. Человеку настолько больно и невыносимо жить, что лишь в смерти он видит выход, чтобы прервать боль, страдание и нестерпимое мучение.
Если говорить о самом ярком случае, который мне особенно запомнился, то произошел он много лет назад. Это был человек уже в зрелом возрасте. Он был инвалидом, правда способным самостоятельно передвигаться. У него было несколько серьезных ранений. Он хотел покончить с собой, как говорил сам, на почве супружеских разладов. Но именно эти разлады на самом деле послужили толчком возврата к травматическим событиям его прошлого. Главной и истинной причиной мыслей о самоубийстве была мука от чувства вины. Он принимал участие в военных действиях. Вынужден был применить оружие там, где в любой другой ситуации не сделал бы этого никогда. Но война есть война. Чувство вины от того, что он ничего не мог изменить, становилось невыносимым для него. Мы говорили с ним четыре часа…
Спустя месяц он вновь позвонил на службу телефона доверия и попросил передать благодарность, назвав мое имя, со словами, что я смогла остановить его в ту новогоднюю ночь от непоправимого шага. «Скажите ей спасибо за то, что я живу», – сказал он.
– Вы сказали, что это было в новогоднюю ночь?
– Да, в новогоднюю ночь такие вещи всегда обостряются, я имею в виду ощущения изоляции, одиночества и внутренней душевной уязвимости. Человек неизбежно сравнивает себя с другими и уверен, что ему хуже всех.
В праздники, в выходные, в длинные праздники – эти ощущения изолированности и катастрофичности своего состояния всегда усугубляются.
Если говорить о людях с тяжелой инвалидностью, то у меня был другой случай, когда человек не намеревался покончить жизнь самоубийством, но ежедневно ждал смерти. Он ждал ее как неизбежное событие, как раннюю смерть, не такую, как у всех, которая вот-вот должна произойти. Ожидание и безысходность, неумение примириться со своим состоянием доставляли этому человеку очень много внутреннего дискомфорта. Это был постоянный клиент нашей службы. Он звонил нам год, а потом умер.
Но после его кончины нам перезвонила его близкая родственница, которая благодарила нас и говорила, что мы сумели скрасить последний год его жизни. Наверное, это и правда так было. Мы с ним заключили такой условный контракт. Договорились, что он может звонить нам каждый день и говорить не больше получаса. У него была тяжелая форма инвалидности. Это был лежачий больной. Для него разговоры с психологом были лекарством, своего рода обезболивающим.
Пандусы не сделают инвалида счастливым
– Что вы в первую очередь слышите от людей, которые приняли решение расстаться с жизнью? Что они сами называют основной причиной? Выражение «я устал» – это описание состояния. Но от чего устал человек? От боли? От того, что ничего не может добиться? От того, что нет пандуса? От того, что его не любят? И есть ли материальные вещи, которые живых людей вводят в такое состояние? Или причина намного глубже?
– Знаете, почему это хороший вопрос? Дело в том, что в нашем обществе существует одна иллюзия. Вот сейчас мы людям с инвалидностью поможем решить их проблемы: сделаем пандусы, правильное лечение… – и наступит им счастье. Ведь только это – пандус – и меняет к лучшему качество жизни. Но в том-то и дело, что чисто материальные проблемы не решают ничего. Безусловно, отсутствие и нехватка денег – важный и значимый фактор, он действительно серьезный. Но эмоциональная, психологическая составляющая в разы важнее.
Чувство одиночества, изоляции, ощущение беспомощности и, как следствие, чувство агрессии и озлобленности по отношению к окружающему миру, в котором все здоровые и счастливые – вот то, что разрушает человека. Внутренний дискомфорт, внутренние непроработанные боли не позволяют адекватно расценивать даже те материальные вещи, которые человек с инвалидностью имеет возможность приобрести, мешают радоваться им, получать от них облегчение в трудностях. Внутренний дискомфорт лишает возможности видеть перспективу.
Между материальным и психологическим должен быть баланс. Если он не сохранен, то сколько бы мы ни делали пандусов, люди не перестанут страдать. Пандус – это притча во языцех, это один из мифов. Пандусы не сделают инвалида счастливым. Безусловно, без пандуса нельзя. Это для всех очевидно, они должны быть. Но пандус не может быть единственной причиной несчастья инвалидов. Мы живем в ситуации, когда будто бы нашли единственную зацепочку и, о чудо, это пандус, и давай решать проблему всем миром, вкладывать все свои усилия. Проблема гораздо, гораздо шире.
Getty
Главная проблема состоит в изолированности, стигматизации инвалидности.
Важно понимать, что люди с инвалидностью ощущают свою инаковость очень болезненно. Наше общество, увы, неохотно принимает инвалидов. Если говорить о Европе, то там же очевидно относятся к инвалидам по-другому. И дело не только в терпимости.
В России нет, увы, ни полноценной социальной поддержки, ни доступной среды, ни адекватного отношения к инвалидам. Безусловно, атмосфера улучшается, тенденция к этому есть. Но положа руку на сердце, согласитесь, нам еще шагать и шагать в этом направлении.
Психологические проблемы все-таки всегда оказываются трудно переносимыми. Именно они в большей степени влияют в перевешивании чаши весов в ситуации ухода из жизни.
Чувство беспомощности нам чуждо
– Если рядом с нами оказался человек с инвалидностью, которому тяжело, о котором по словам-маркерам: «я устал», «мне тяжело» – мы понимаем, что он в кризисе, то что нужно и можно говорить? Как себя вести?
– Близким, безусловно, очень непросто. Особенно родителям, супругам, да и детям. Они сами травматизированы этим положением. Я бы дала рекомендацию близким не замыкаться, самим искать для себя поддержку. Дело в том, что близкие, живущие рядом с инвалидами, сами остро нуждаются в психологической поддержке, но редко задумываются об этом. «Моему брату/мужу/ребенку очень плохо, и мне не до себя» – вот расхожая фраза, которую приходится слышать. Но если человек сам не ресурсный, то он и близкому не в состоянии помочь.
Во-первых, необходимо позаботиться о себе: выспаться, удовлетворить элементарные физиологические потребности в отдыхе и сне. Во-вторых, важно искать поддержку в собственном окружении. В-третьих, тому, кто находится в кризисе, я имею в виду человека с инвалидностью, нужно постоянно подавать сигнал: «Я рядом, я с тобой, я готов разделить твою боль».
Часто наша помощь не может выражаться в чем-то конкретном. Но все дело в том, что для человека с инвалидностью куда важнее, чтобы рядом с ним был тот, кто его действительно понимает, а не притворяется, тот, кто разделяет его боль. Для людей с инвалидностью самое сложное – найти слова, с помощью которых они могли бы донести свою боль, свои переживания.
Разная нозология имеет разные картины протекания, разные психологические последствия для человека. ДЦП – имеет одни характеристики и будет касаться скорее личностных изменений, а у человека с онкологией психологические проблемы будут другого рода, при этом принципиально отличаться от проблем человека с рассеянным склерозом.
В любом случае главное, чем мы можем помочь людям с инвалидностью, – быть теми, кому не все равно. Даже молчаливое, но принимающее присутствие лучше, чем советы.
Очевидно, что это все не исключает физическую поддержу. Не надо забывать, что у людей с инвалидностью есть физиологические потребности, которые людям здоровым просто не понять.
Например, колясочники. Их положение вызывает в них такое чувство беспомощности, которое нам просто не понять хотя бы потому, что мы способны передвигаться самостоятельно и обслуживать себя. Мы все можем делать сами. А они? Например, колясочникам невозможно далеко гулять, потому что они быстро мерзнут, потому что у них часто есть проблемы с мочеиспусканием и так далее и тому подобное. От близких требуется такой такт, такая сила внутренняя и способность выносить эту боль, на которую не каждый способен. Часто инвалиды оказываются изолированы даже от близких и находят помощь от сообщества таких людей, как они…
– На вашем телефоне доверия работают психологи с инвалидностью, то есть вы, собственно, и соединяете одних инвалидов с другими через телефон доверия, через переписку. Но и у психологов могли или могут быть суицидальные мысли. Это помогает или мешает в работе?
– Мы периодически проводим обучение для своих коллег. Один из наших обучающих семинаров касался как раз суицида и начинался с вопроса: «У кого из вас были мысли о суициде?» Может быть, я вас шокирую, но у всех, у каждого здравомыслящего человека бывают такие мысли хотя бы раз в жизни, вне зависимости от того, есть инвалидность или нет. Для человека, который впервые сталкивается с мыслью о суициде, сам факт такой пугающей мысли может послужить началом все большей изоляции.
Но когда отчаявшийся человек звонит и слышит живой, принимающий голос психолога, есть шанс, что в искаженной картине мира страдающего человека что-то изменится, есть шанс обрести хотя бы крохотную опору, чтобы потом дальше искать выход из кризиса.