На экраны выходит фильм «Орда», снятый Андреем Прошкиным по сценарию Юрия Арабова (производство «Православная энциклопедия»).
В основе сюжета фильма – история поездки святителя Алексия в Орду для исцеления ханши Тайдуллы.
Что такое чудо, и возможно ли чудо на заказ? Можно ли назвать фильм историческим? Чем хан, рубящий головы «лишним» пленным схож с современным эффективным менеджером? Об этом – в беседе с Сергеем Кравцом, руководителем церковно-научного центра «Православная энциклопедия».
«Я ничего не сделал»
— Рабочий вариант названия фильма был «Святитель Алексий». Теперь картина называется «Орда». Изменилось название – сместились акценты?
Сергей Кравец
— Я бы не сказал, что акцент фильма сместился. Во многом картина о святителе Алексие. Но наиболее зримое и наиболее кинематографичное в ней – Орда. Это тот мир, в который попадает митрополит Алексий.
В фильме речь идёт именно о столкновении двух миров: мира святителя Алексия, где сила – в осознании собственной человеческой слабости, дарующей Бога и Его помощь, и мира Орды, где сила – в только человеческой силе и потому не нуждается в Боге.
В основе картины — драма митрополита Алексия, который поставлен перед совершенно невозможной для человека задачей. Поехать в Орду, отдать свою жизнь и этим спасти народ в тот момент было тривиально: русских в Орде казнили часто. Но перед святителем нет такой задачи – отдать свою жизнь. Это ничего не решит.
От него требуется совершить чудо — нечто, изначально выходящее за пределы возможного. Он осознает, что выполнить это – не в его силах. Чудо не может быть совершено на заказ и даже риск уничтожения целого народа не является гарантией того, что Господь совершит чудо.
Бога нельзя заставить что-то совершить. Иначе мир был бы по-другому устроен. Митрополит Алексий едет в Орду обреченно, наперекор своей воле, но все-таки едет, потому что должен использовать даже малейший шанс на спасение своего народа.
Фильм не о чуде с Тайдуллой, а – об отношениях человека и Бога.
И то, что потом происходит в фильме, та Божья помощь, которая приходит, то чудо, которое совершается, — совершается в какой-то степени помимо святителя. Чудо совершает Бог. И совершает в тот момент, когда святитель Алексий практически уже не принимает никакого участия в этом.
Митрополит даже не просит Бога совершить чудо, он просит, чтобы Бог его просто услышал. Он остался один – голый человек на голой земле перед Богом. И в этот момент, когда он всего себя отдает Богу, собственно, чудо и происходит.
Именно поэтому звучат его слова: «Я ничего не сделал».
Мне кажется, это такая раннехристианская драма, драма одного человека.
— Поймет ли массовый зритель, что в картине присутствует настоящее чудо, не увидев на экране привычного православного антуража?
— Мы преувеличиваем, как мне кажется, количество православных зрителей, которые хотят увидеть привычные для себя традиционные исполнения чуда в привычной традиционной обстановке. Но если мы будем говорить о реальной жизни реальных святых, то чудо так и происходит, в каких-то тяжелейших условиях, при каких-то невероятных событиях.
Это потом очень много в житийной литературе додумывается, дописывается, чудо подгоняется под представления православных людей времени написания жития. Но факт чуда остаётся.
— Некоторые учёные считают, что факт исцеления Тайдуллы – тоже более позднее добавление в летописи и житие, и в ранних летописях о нем не говорится…
— Но мы же не делаем документально-исторический фильм о святителе Алексие. Нам важно показать драму искренне верующего умного человека, очень образованного, властного, который отказывается от всего, что можно считать значимым с земной точки зрения.
Мы ориентировались на тот единственный сохранившийся в летописях факт, что поездка была, и святитель исцелил Тайдуллу. Как это было? Каким образом всё происходило? Никто не знает. И даже наши древнерусские книжники, которые, любили представлять себе различные события и додумывать их, этот факт оставили в покое.
Так что в основе фильма – имеющийся в летописях факт и наша трактовка того, как это могло быть. В какой-то мере на нее повлиял другой эпизод жизни святителя: когда он поехал в Западно-русскую митрополию, он был арестован в Киеве, брошен в тюрьму и много месяцев томился в каменном мешке.
То есть святитель проходил через такие или примерно такие испытания, о которых говорится в картине. Он был «зеком», его морили голодом, а потом, опять же, каким-то чудесным образом он освободился.
Святитель Алексий был человеком, который, на мой взгляд, абсолютно четко осознавал бренность своего величия в каждый конкретный день. Сценарист Юрий Арабов так сформулировал свое отношение к герою: в Орду едет святитель, а возвращается святой.
— Если человек не знает биографию митрополита, сумеет ли понять то, на что идет герой картины, от чего отказывается?
— Сама трактовка в фильме его отношений с князем дает представление о том, что это именно тот человек, который отвечает за народ. Мне кажется что князь, — неплохой, но – обычный человек, он живет по какой-то более простой логике.
Святитель Алексий для нас – человек, живущий в логике, начало которой вне земли. Есть люди, которые в своей повседневной жизни всегда имеют перспективу Бога, их поступки имеют связь с Христом. Наверное, эти люди и становятся святыми.
Конечно, про святителя Алексия можно было сделать другой фильм: политическую драму, картину о крепкой дружбе святителя Алексия с преподобным Сергием Радонежским… Мы решили акцентировать внимание на другом.
Хан – эффективный менеджер
— Что характерно для мира Орды и насколько он соответствует историческим реалиям?
— Это не конкретная Золотая Орда середины XIV века, которая исторически уже знала ислам. Мы берем тот психологический срез, когда старая религия, старое верование чингизидов начинает утрачиваться, а новое еще не укрепляется, и человек живет своим умом.
Это та Орда, которую мы создаем в фильме. И главное в ее мире – жизнь без Бога. Все, что происходит в Орде – не результат особой жесткости, особого национального или эмоционального состояния народа. Это – своего рода иллюстрация к словам «Если Бога нет, то все позволено».
Бога нет? Тогда надо выстраивать все по очень разумным законам. Слишком много пленных? Значит, лишних следует казнить. Главное – власть? Значит, за нее можно бороться любыми возможными способами.
В картине хан Джанибек задает вопрос: «А какой в Боге толк?» Ему говорят, что Бог и толк – наверное, разное. А он отвечает: «По-моему – одно и то же. В Боге должен быть какой-то толк. Если Он мне не полезен, зачем Он мне нужен?»
— Но ведь на Руси, где знали Бога – отношения между людьми были далекими от идеала. И храмы грабили, и людей убивали, о чем нередко повествуется в летописях. И между князьями, мягко говоря, не всегда царили мир и братские чувства.
— А мы в фильме и не идеализируем. Например, отношения между митрополитом и князем. Там были свои сложности. Но, тем не менее, при всех этих сложностях, реакция самого народа была другая.
Бориса и Глеба убили за два века до событий фильма, во вроде бы нормальной борьбе за власть, на всякий случай. Но что получается? Борис и Глеб становятся святыми.
Да, беспорядки и безобразия можно вспоминать сколько угодно. Но главное – звучащий голос – народа ли, какого-нибудь конкретного человека, — который все-таки раздается.
Возьмите Смутное время, обращение к русскому народу патриарха Гермогена: «Бывшим моим братьям и сестрам. Сегодня не знаю, как вас назвать. Свиньи. Своих убиваете, насилуете, храмы разоряете. Что вы творите?!»
И этот голос прозвучал. Так же, как и голос народа в канонизации Бориса и Глеба. Значит, совесть, Божья правда – живет. Может быть, в одном человеке, может быть, в нескольких.
В фильме после посещения святителя Алексия этот голос начинает звучать и в Орде. Тайдулла говорит внуку, просящему благословить его на ханство: «Бог этого не хочет. А что Он хочет – я не знаю!»
Меняется перспектива жизни целого мира, и её изменяет святитель Алексий. В этом мире появляется Бог. Христианское сознание сталкивается с жизнью целого мира, сильного, могущественного.
Если бы мы сделали фильм о том, как святитель Алексий приезжает в Орду, совершает некоторые культовые действия, он был бы для мира Орды ещё одним великим шаманом. И в Боге был бы толк!
Точка исторического перелома
— А если брать реальные события…
— Вторая половина XIV века – какое-то удивительное время на Руси. Ни вооружения нового не появилось, ни экономика особенно не изменилась, но поменялся дух народа. Стала возможна Куликовская битва.
И носители этого духа — святые Алексий, Сергий, Андроник… И что-то случилось в Орде, Орда – надломилась.
Если говорить о времени историческом – мы попытались смоделировать точку исторического перелома.
— Насколько эта «точка исторического перелома» отзывается в нашем сегодня?
— Когда мы создавали этот фильм, совершенно не имели в виду никаких социальных, политических или любых других аллюзий и параллелей с современностью.
То, что фильм многими, видевшими его в период подготовки, на предварительных показах воспринимается как имеющий такие параллели, объясняется только одним: человек за эти 600 лет, также как и за 2000 лет со времени пришествия Христова – не изменился. И страсти, и отношения с Богом, и слабости, и силы у человека те же самые.
В III веке, в начале IV отцы пустынники писали о гордыне, о лжи, о зависти, о стяжательстве, об алчности… И мне кажется, те характерные людские черты, которые высветились в этом фильме – также соответствуют нашему времени.
Сколько у нас сегодня людей, которые живут без Бога или хотят видеть в Боге какой-нибудь толк – политический, социальный? Или эмоциональный, когда храм воспринимается местом, где «я прихожу и расслабляюсь» или «церковь – это то место, куда я прихожу поплакать». Или когда ожидается, что «от помазания пройдут болезни, но почему мажут лоб, если болит шея»…
Это отношение к Богу как к чему-то практическому, чего можно куда-то приспособить. У некоторых даже возникает ощущение, что да, Бог – важно, нужно, но приспособить Его пока куда-нибудь не получается. Потом найду, в какую сторону Его приспособить и буду пользоваться. От неудач ли, от зубной боли…
А отношения Бога с человеком-то совершенно другие. Но всех нас, которые хотят видеть в Боге толк, пользу – тьмы, тьмы и тьмы, нас можно назвать целой ордой. И мы душевно во многом совершаем те же действия.
Они казнили пленных, потому что лишние пленные бесполезны и невыгодны, а мы – увольняем с работы, потому что – бесполезно и невыгодно… Наверное, хана можно было назвать эффективным менеджером.
Такая маленькая Русь
— Обычно принято показывать Русь героической, могущественной, а в фильме она маленькая и беззащитная перед огромной Ордой. Не боитесь ломать стереотипы?
— Но ведь так и было. Сто лет прошло после прихода татаро-монголов. Достаточно вспомнить хронику 1239 – 1241 годов, это же просто каток проехал по стране, ничего не оставалось. Пепелища. И в XIV веке русские княжества были зависимыми.
О каком могуществе можно вести речь, если при набегах князья бросали города, людей, и с дружиной и казной отсиживались в более северных городах. А потом возвращались, собирали новые налоги с погорельцев и заново отстраивали княжества.
Любые попытки сопротивления захватчикам жесточайше подавлялись. Это было иго. И русские книжники того времени ничуть не преувеличивали: ярмо было тяжелейшим.
То, что в 1380 году в первый раз русские князья объединились (хотя там тоже были свои предатели), то, что произошла победа на Куликовом поле – следствие процессов, которые не могут быть объяснены исключительно земными вещами, исключительно историческим процессом.
Почему князья вдруг помирились? И почему в этом примирении важна роль преподобного Сергия? Он что, самый сильный из них? У него дружины не было. Но почему-то он их помирил.
Почему-то митрополит Алексий женил князя Дмитрия на Евдокии, дочери злейшего врага московского княжества — князя Суздальского Дмитрия Константиновича. И этот брак был очень счастливым…
Только сугубо материалистическими вещами не объяснишь, почему Русь вдруг окрепла, а Орда сломалась. Для меня это — некое свидетельство Божьего произволения. И я совершенно не уверен, что политические, дипломатические переговоры между князями для Руси были важнее, чем создание учениками преподобного Сергия монастырей…
— Как вы думаете, будут сравнивать картину с другими христианскими фильмами, например, «Страсти Христовы» Мела Гибсона?
— Не знаю. Мы постарались сделать большой полнометражный зрелищный фильм. Осенью он пойдет в прокат, и мы увидим, как зритель его воспримет. Здесь же всегда двойная история – есть фильм, а есть зритель.
Фильм вызвал интерес у многих зарубежных прокатчиков, и его уже взяли для показа в Америке, Англии, Японии, Турции, Польше, Германии, Австралии…
— Как вы относитесь к мнению, что в последнее время появилось слишком много «православного кино»?
— Когда меня спрашивают, есть ли сегодня православное кино, я вспоминаю Твардовского, высмеивающего соцреализм:
Он и она передовые,
Мотор, запущенный впервые,
Отсталый зам, растущий пред
И в коммунизм идущий дед…
Можно поменять «коммунизм» на «православие» и вместо соцреализма будет «православная литература» или «православное кино». Уберем на оптимистично-лубочной картине звезду, нарисуем крест – и у нас уже православное искусство.
А вот если это не лубок, то тогда все звучит по-другому. Очень многие сюжеты – это сюжеты о человеке и Боге. Это главный вопрос, волнующий человека. И наш фильм как раз об отношениях человека и Бога.
Я считаю, что «Остров», «Дирижер», «Поп», «Чудо» — не православное кино. Это просто хорошее кино о человеке. А хорошее кино о человеке – всегда еще о человеке и Боге. Не надо вешать лейблы «христианское кино», «исламское кино», «атеистическое кино», потому что они только разделяют.
Я больше всего в начале 1990-х годов переживал, когда слышал в проповедях некоторых священников: «Вот как мы тут спасаемся, а они на улице, за вратами храма – живут в аду».
Меня просто трясло от негодования: ведь за вратами – наши братья и сестры, мы все едины. Христине — не секта, мы не те, что собираемся в солоночку. Господь сказал: «Вы — соль земли». Нас нельзя из этой земли вынимать.
Самое главное для христиан – думать, говорить, свидетельствовать о самом простом: что в жизни есть Бог.
— Занимаясь художественными фильмами, «Православная энциклопедия» не прекратила выпуск и документальных…
— Документалистика востребована телевидением: например, сейчас у нас на канале ТВ-Центр идут фильмы о 12 праздниках… Есть и проект новой художественной картины. Сейчас мы с Юрием Арабовым подали заявку в Фонд кино и надеемся на поддержку.
Если все получится, будем делать святочную историю – добрый, веселый семейный фильм, действие которого разворачивается в XIX веке.
Читайте также:
Юрий Арабов: Жертва меняет ход истории (+ фото)
Существует ли православное кино?